Павел Мартынов - Пограничное состояние (сборник)
Не, он не умер от инфаркта. Так, небольшой обморок. Гадов, конечно, повязали. Мужику — инвалидность, почетную пенсию — как-никак за государственную безопасность пострадал. Хорошо у него уже детишек трое было. Успел.
А Турана… После того как он разнес ползаставы, Турана расстреляли из пулемета. Без суда и следствия. Без пенсии, без льгот и последующей реабилитации. И детей у него не было.
Ну, в смысле племени. Так и пострадал ни за что, в общем-то. Принял смерть лютую и мучительную.
«У нас в Туркмении, у нас в Туркмении, Туркмении, Туркмении…»
Коррида, блин.
Комендантский тест
«Ну, что бы тебя еще такое спросить? Вот стоишь ты и смотришь на меня преданно, а сам небось думаешь: как ты мне надоел, старый пердун. Скорее бы ты умотал в свою комендатуру. И-е-эх-х, жисть…»
— Водочку-то пьешь, лейтенант? А-а?
— Никак нет, товарищ подполковник!
— Вот! Вот поэтому и на заставе у тебя бардак, и наглядная агитация опять же запущена, и солдат неухожен! Неряшлив у тебя солдат, лейтенант!
«И что обидно — ведь врет же, подлец! „Никак нет, никак нет!“ Тьфу! Лейтенант, сопливый лейтенант, а туда же… Не пьет он. Ага. Угу. Где тебя воспитывали так — врать старому подполковнику. Командиру. Хотя… Это в армии командиры, а у нас в войсках как в колхозе — везде начальники, а во главе — председатель![11] А моя должность так и вообще из разряда коммунального хозяйства — КОМЕНДАНТ! Управдом… Н-да… А лейтенант-то засранец, однако, возьмем на заметочку».
— Ладно, лейтенант, учитывая молодость, наказывать на этот раз не буду! — И обращаясь уже к замполиту комендатуры — Александр Иванович, обратите внимание — товарищ растерялся. Вы помогите ему определиться с ролью и местом, так сказать. В противном случае мы с вами будем сначала краснеть перед вашим начальством, а потом — иметь бледный вид перед моим. Ну, то есть перед командиром… Все, будь здоров, лейтенант, исправляйся. Да, и передай оперативному — мы на «пятнадцатую». С учетом дороги будем там через часик.
Всю дорогу до следующей заставы комендант был необычно для себя молчалив. На самом деле началось все с раннего звонка начальника отряда, который в порядке утреннего взбадривания вставил Петровичу «пистон» за все «хорошее», не обвинив, пожалуй, только в прелюбодеянии. На прощание дал сутки на размышление и оставил «фитиль» зажженным. А «непьющий» лейтенант был просто последней каплей.
Петрович вспоминал себя молодым лейтенантом. Через полтора года службы на границе он «принимал» заставу. Вспоминалась первая проверка. Один, без замов и старшины, крутился, как раненный в жопу волк, скалясь и огрызаясь, улещивая и умасливая, на ходу устраняя недостатки и решая текущие вопросы. Он забыл про жену, дом и «поспать»…
Машину тряхнуло, и комендант проснулся. На «пятнадцатой» начальник заставы был в отпуске. А отпуска на границе дли-и-нные… Суток под пятьдесят. Лейтенант, его заместитель, исполнял обязанности уже месяц. И тоже один. Да бойцов десять человек. Осень. «Дембеля» уже уехали, а молодежь с учебного пункта еще не прислали. Бывает. Участок под полтинник километров. Крутись как хочешь — охраняй границу, защищай родную!
Слушая бодрые доклады молоденького и.о.[12] и наблюдая за действиями заставских «цириков»[13], Петрович про себя думал:
«Этот, пожалуй, поживее будет. Видно, что упарился, бедолага. Не высыпается. Вон мешки под глазами какие. Скулы вытянулись. Но глазки живые. Живые глазоньки! И докладывает толково. С юмором мужик, чувствуется. И со стержнем. С этого толк будет».
— Водочку-то пьешь, лейтенант?
— Ну, не так чтоб очень, но по праздникам употребляю, товарищ подполковник!
— Вот! Вот и на заставе у тебя нормально, и бойцы шустренькие, ладненькие, толковые! Вот и правильно — ты поработай, службу организуй, проверь все, а потом и выпей, отдохни. А чего ж? Вот и на конюшне, смотрю, у тебя порядок, и в ленкомнате — приятно глазу! А, Александр Иванович? Смотри, какой орел! Молодец! Ну, держись, братец, терпи! Когда начальника-тο ждешь?
— Да недели две еще…
— Ну, ничего, нормально. Мы тебе людей подкинем. Немного, но подкинем. У нас там достаточно бездельников шляется. Вот мы тебе их недельки на две и отдадим, на усиление. Грузи их по полной, чтоб пищали! А там, глядишь, и молодежь распределят. Так что держись, мужчина! И держи кардан.
И как-то легко стало у Петровича на душе. Отпустило прямо как-то. Да и то верно: не все ж люди — засранцы.
Приступы субординации
Федор Михайлович был не в духе. В обычные дни подчиненным дозволялось обращаться к нему по имени-отчеству. Такая в отделе была демократичная обстановка. Но когда Михалыч бывал не в духе, он становился страшным тираном, деспотом в подполковничьих погонах.
— Вас что, товарищ лейтенант, не учили, как нужно входить в кабинет старшего воинского начальника? Я вам что тут, завскладом? Я, между прочим, подполковник!
— Да я, Федор Михайлович…
— Где ваш начальник? Развели тут «Васи-Пети»! Распустились? «Федор Михайлович, Федор Михайлович»! Ну-ка выйдите! И зайдите как положено!
Хмыкнув за дверью и сделав соответствующее моменту лицо, подчиненный стучится:
— Товарищ подполковник, разрешите войти?
Входите!
— Разрешите доложить?
— Не разрешаю! Сейчас идите к моему заместителю, доложите ему. А заодно доложите, что я объявил вам замечание за нетактичное поведение и нарушение субординации!
— Есть…
И начинается в отделе жизнь, полная уставной субординации и строгого официоза. Учитывая привычку Михалыча влетать в кабинеты сотрудников по многу раз в день, в служебных помещениях то и дело можно услышать:
— Товарищи офицеры!!!
— Товарищи офицеры, садитесь.
И тишина. Михалыч прохаживается от стола к столу. Никто не поднимает головы и не смотрит начальнику в глаза. Вопрос — ответ с вставанием и опрокидыванием стула. Четко, по всей форме. Ни шага в сторону, ни намека на неформальный подход к делу.
— Петров, как обстановка в вашей зоне ответственности?
— Старший лейтенант Петров! За истекшие сутки на участке ответственности изменений не произошло, передвижение бандгрупп зафиксировано в районе кишлака Хайрабад, южнее отметки Ν. Караван в количестве 15 вьючных единиц, груженные, Предположительно боеприпасы к стрелковому вооружению и медикаменты. Сопровождение 20 человек с легким оружием. Информация передана в мангруппу для последующей реализации. К текущему времени район блокирован подразделениями, ждем результатов. Старший лейтенант Петров доклад закончил.
— Садитесь.
И снова тишина. Михалыч перемещается между столами, тихонько и жалобно поскрипывают половицы. Обстановочка — чуть веселее, чем на Ваганькове.
— Боровик!
— Я!
Михалыч морщится:
— Оглушил… Садись. Ну, что там нового в Кяризях?
— Старший лейтенант Боровик! — Падает стул, на пол летят бумаги. — На вверенном мне участке…
— Да садитесь вы, Евгений! Докладывайте…
— Есть! Товарищ подполковник! В зоне ответственности объекта Кяризи-Ильяс…
И так целый день. И на выходе начальника из кабинета неизменное:
— Товарищи офицеры!
— Товарищи офицеры…
К концу рабочей недели Михалыч с виноватым лицом заходит в кабинет старших офицеров отдела.
— Товарищи офицеры!
— Да ладно вам…
— Товарищи офицеры!
Все с грохотом садятся. И молчат.
— Х-м… — начинает Михалыч. — Тут это, скоро у моего зама день рождения. Может, скинемся, а?
Народ молча достает кошельки, слюнит червонцы старосте Канату Алимджановичу и упорно «не замечает» шефа. Канат складывает чирики в аккуратную стопочку, встает, подходит строевым шагом к Михалычу и рубит наотмашь:
— Товарищ подполковник! Личный состав офицеров отдела по случаю празднования предстоящей 41-й годовщины со дня рождения майора Крылова передает средства, собранные для закупки подарка и подготовки скромного товарищеского ужина! Докладывал майор Атабеков!
— Вольно! Не надоело?
— Не понял вопроса, товарищ подполковник!
— Дурака валяете?
— Никак нет! Офицеры согласно графику, прапорщики по распорядку! Готовимся к читке приказов, заканчиваем еженедельную разведсводку, подчищаем хвосты, трое — командировка, один — отпуск, больных нет. Разрешите продолжать работу?
— Разрешаю.
Помявшись еще пару минут в полной тишине, Михалыч начинает движение на выход.
— Товарищи офицеры!..
Возле двери он нерешительно останавливается, мнется, как бы принимая трудное для себя решение, потом поворачивается ко всем присутствующим и бросает с укором:
— А между прочим, товарищи офицеры, у этого, — тычет себя в грудь, — офицера имя-отчество есть.
