Григорий Горин - Избранное
Ягужинский. Чтоб в России шут правил? Никогда!
Меншиков. Ты на себя, Пашка, в зеркало посмотри. Ты ему уже служишь – колпак-то надел… Нет, господа сенаторы, не хотите и далее в дураках ходить – надо действовать, и немедля…
Ягужинский. Как?
Меншиков. Катерину низложить… ввиду слабоумия! И – в монастырь! Первую свою жену царь Петр в монастырь засадил – значит, и вторую постричь для компании…
Шафиров. А править кому?
Меншиков. Для начала – коллегии Сената. Во главе коллегии – поочередно каждый из нас… По алфавиту.
Ягужинский. Стало быть, я опять последним?
Шафиров. Да и мое «ша» от «я» недалеко…
Меншиков. Кто ж вам виноват? Или мы теперь, по вашей милости, на жидовский манер будем читать, справа налево?
Ягужинский. Протестую! Я вообще заговоры пресекать обязан. Я – государево око…
Меншиков. Ну и прикрой его, Пашка, пока не вышибли!!! (Двинулся на Ягужинского.)
Шафиров (разнимая их). Господа сенаторы! Успокойтесь!.. Уверен, есть другой выход!.. Павел Иванович, надо поговорить с Балакиревым. Деньги хорошие посулите… Ваш же человек…
Ягужинский. Был мой, потом вашими духами пропах… Да меншиковским «гонобобелем»… Вы и разговаривайте!
Меншиков (печально). Говорил я с ним, да без толку… Ничей он нынче стал, Иван! Вот в чем беда… Свои понятия в голове завел, теперь не купить его, не споить!
Ягужинский. Ну, коли так… значит, и решать с ним надо окончательно!
Шафиров. Например?
Ягужинский. Дать ему подорожные на тот свет… в один конец!!. Пусть по небу с Петром вечно гуляет (Улыбнулся.) Хороша шутка?
Шафиров. Изячная…
Меншиков. Лучшая на сегодняшний дурацкий день…
Вдали слышен шум, смех.
Все! Царица идет!.. Виду не подавать, о чем говорили… Веселимся… поем…
Шафиров. Да… Запевай, Павел Иванович!
Ягужинский. Кто? Я? (Неумело и натужно запел.)
Мне сегодня между ног
Чтой-то стало весело…
Меншиков (подхватывая).
Это милка мне туда
Бубенцы повесила…
Появляется группа фрейлин. Среди них и Екатерина в простом деревенском платье. Впереди всех Дуняша – в царском платье, с короной на голове. Она явно напугана происходящим.
Екатерина. Встречайте царицу Дуню Первую!!
Все почтительно кланяются. Дуня испуганно делает книксен.
Да ты-то не приседай, глупенькая. Ты государыня нынче, они – слуги твои… Сколько повторять! Цыкни на них! Цыкни!
Дуня (нерешительно). Цик…
Екатерина. Эк, напугала… (Смеется.) Ты строго гляди. Вот так! (Показывает.) Пальчиком погрози… Спроси: а чегой-то вы, господа сенаторы, тверезые, когда был царский указ сегодня напиться? А?
Дуня (робко). Чего это вы… господа тверезые? А?
Шафиров. Мы пьяные, государыня… Очень пьяные.
Меншиков. Ага… Это мы протрезвели, как тебя увидели, царица… Дозволь к ручке припасть? (Падает перед Дуней на колени.)
Дуня (испуганно). Ой, мамочка! Не могу! (Бросилась к Бурыкиной.)
Екатерина. С этими Бурыкиными потешные ассамблеи затевать – только нервы тратить. Не мамочка она твоя… Фрейлина! И все – фрейлины. И я тоже! Крикни на меня! Или лучше заколку выдерни… Вот ету…
Дуня дрожащей рукой потянулась к ее голове.
Да не эту, а эту… а то и правда прическу испортишь! Выдерни и крикни: «Пошла вон!»
Дуня (вытянув заколку, шепотом). Пошла вон!
Екатерина. Громче! Крикни, чтоб все задрожали…
Дуня (неожиданно громко). Пошла вон! Вон!!
Екатерина (вздрогнув). Молодец!.. Но не переусердничай… А то Первый апрель, знаешь, быстро кончится! (Фрейлинам.) А вы, курицы, чего не смеетесь? Для кого я стараюсь?
Фрейлины робко захихикали. Сзади послышался шум.
Ну, все! Царь идет! Встречаем!!
Где-то слышен шум, даже звуки борьбы. Затем шуты – Шапский, Лакоста, Ушастик – в костюмах гренадеров выводят упирающегося Балакирева. Вид у него довольно странный – домотканая рубаха, лапти. На голове корона.
Екатерина (изумленно). Хорош царский выход, нечего сказать… Это еще что такое?
Шапский. Извини, царица. Пришлось ентого царя силком привезти. Убежать хотел.
Екатерина. Как – убежать? Куда?
Шапский. Говорит: в деревню!
Балакирев. В… Тверь… хочу…
Анисья Кирилловна (Екатерине). Вот беда-то… Не гневайся, царица-матушка, он после того, как на том свете побывал, умом чуток повредился… Заладил – «в Тверь хочу»… Сладу нет.
Балакирев. В… Тверь…
Екатерина. Вот дурак!.. Что ж у нас за страна такая: как человека царем назначат – он сразу удрать хочет! Шапский! Я ж тебе весь праздник самолично расписала по пунктикам…
Шапский (достает свиток). Так точно, матушка!
Екатерина. Ну и дай ему бумагу! Пусть не несет ерунды, а говорит по писаному…
Шапский (подсовывает бумагу Балакиреву). Читай… вот тута… Ваше величество… сука ты эдакая!.. Не срами нас!..
Балакирев (долго смотрит в бумагу)…В Тверь хочу.
Екатерина. Нету там про Тверь! Все! Во гнев вхожу!.. Во гнев! Сами на себя потом пеняйте!! (Глотнула из фляги.) Вот хочешь причинить людям радость – не дают! Читай, Шапский, ты, не то всех казню!
Шапский (берет бумагу, читает по складам). «Ми-лы-е дети… Был я на Том све-те… Ца-ря Пе-тра по-ви-дал… Он у-каз для вас пе-ре-дал…»
Екатерина (удовлетворенно). Вот! Хорошо! А теперь доставай указ… (Балакирев молчит.) Ну? Где указ Петра?.. (Балакирев молчит.) Шапский, посмотри у его за пазухой – нет ли?
Шапский (полез Балакиреву за пазуху). Нету здесь, царица…
Екатерина. Должен быть.
Шапский. Может, обронил?.. А может, вообще не было?
Екатерина. Как не было, дурак, коли я сама туда клала?.. (Поняв, что оговорилась, начинает театрально визжать.) Ой, он меня замучил! Ой, он меня убить хочет! Ой, умираю!.. (Неожиданно пошатнулась, схватилась за грудь.) Ой, мамочка, майне либе, мне и вправду плохо сделалось…
К ней бросились фрейлины. Замахали веерами.
Анисья Кирилловна. Дунька! Что стоишь? Царица ты аль нет? Пойдем поговорим с Ванькой по-семейному… А то все пропадем…
Анисья Кирилловна, Бурыкина и Дуня окружили Балакирева, запричитали…
Дуня. Ванечка, милый, не губи ты нас…
Бурыкина. Не погуби!
Анисья Кирилловна. Куда ты собрался, дурачок? Нам на Невском прошпекте второй дом пообещали…
Дуня. И третий еще в Царском Селе построют!
Бурыкина. Как – в Царском Селе? Что мелешь? Ишь, куда Дуняшка замахнулась!
Дуня. А что, маменька, думаешь, зря, что ль, меня государыня на царицу учит?!
Бурыкина. Так это ж только на Первый апрель?..
Дуня. А вот и нет! Государыня пообещала: коли Иван будет себя хорошо вести, Первый апрель на весь год растянем… А то и навсегда!!
Анисья Кирилловна. Навсегда?! Вот счастье-то!
Бурыкина. Первый апрель навсегда?.. Как же это?.. И врать же тогда всегда придется, Дуня! Ты же врать не умеешь?
Дуня. Раньше не умела… дурой была. А с Иваном пожила – поумнела…
Анисья Кирилловна. Молодец, невестка! Я и сама примечаю: раньше соврешь – в обморок падаешь, а теперь – и не покраснеешь! Молодец! (При этих словах Балакирев дрогнул, стал опускаться на пол.) А Ванька ослаб умом и заправдивел весь. (Поддерживает сына.) Держись, царь!
К ним решительно шагнул Меншиков.
Меншиков. А ну, семейка, расступись! Я тоже, чай, здесь в кумовьях! Поговорю с крестником. Раз царский указ потерян, пусть на словах все нам перескажет…
Анисья Кирилловна. Да он же не разговаривает!
Меншиков. Солдату с фельдмаршалом говорить не положено. Отвечай – «так точно». Или головой кивай… Слышь, Иван?.. Спрашиваю при всех: правда ли ты на том свете был и царя Петра видел? (Балакирев слегка кивнул.) Вот! Молодец! А правда ли, что он тебе не только про тайник с бумагами сказывал, но и наследника на престоле объявил? (Балакирев сделал неопределенный жест.) И кто ж это? Не таись!! Чего на меня уставился? Я, что ль?.. (Неопределенный жест Балакирева.) Я?!! Вот спасибо, мин херц, Петр Алексеевич! Вспомнил друга своего верного, соратника неподкупного… А я уж твой выбор не подведу! Подниму державу с колен!.. Ты окно в Европу пробил – я им все двери вышибу!! Имя твое прославлю!! (Крестится.) Все слышали?
