Виктор Голявкин - Тетрадки под дождём
И Васька согласился.
— Быстрые, Костров, у вас ребятки! — сказал придирчивый член жюри моему шефу.
Светик застеснялся, надо же! Слезу даже смахнул. Подбежал ко мне, руку пожал. И то же самое сказал: побольше бы таких соревнований, в другой раз не подкачаем.
— Ни за что не подкачаем в другой раз, — сказал я.
Вдруг объявили:
— Представителям шестого «А» вместе с подшефными выйти на середину круга, и пусть ваши ловкие и быстрые ребятки пройдут под гром оркестра, чтобы мы все могли на них полюбоваться.
Самодеятельный струнный оркестр из всех своих балалаек грянул марш, а мы зашагали по кругу.
Жали мои ботинки ужасно, а Вовкино пальто болталось на мне и крутилось. С Вовки валилась шапка, и он поминутно её поправлял. И с другими нашими ребятами тоже творилось невообразимое. Ведь я был не один в жалком виде.
— Шагай, не рассуждай, малыш, — сказал мне Свет Костров.
Кругом все хохотали.
И тогда мы с Вовкой засмеялись со всеми вместе.
Давно бы так!
Зимой спортсменам раздолье: коньки, лыжи и прочее. И летом хорошо спортсменам: хочешь — плавай, хочешь — в футбол играй.
А осенью? Нет ни снега, ни солнца. Настроение у многих скверное. Начинают грустить и бездельничать. Дома сидят сложа руки. И смотрят в окно. Зо окном дождь и ветер. И вот они дома сидят и грустят.
Один говорит:
— Эх, зимой хорошо!
А другой:
— Эх, вот летом!
И продолжают смотреть в окно.
Один мой знакомый любил коньки. Он зимой на коньках катался. А осенью он в окно смотрел и ждал зиму.
Так вот однажды он смотрит в окно. И видит: бегут по асфальту мальчишки. Их человек пятьдесят бежит или больше. Хотя никакого снегу нет. Самая настоящая осень. Кое-где даже лужи. А им хоть бы что! Ноль внимания! Они все в спортивных костюмах. И без всяких коньков. За мальчишками радостный пёсик скачет и с удовольствием на мальчишек лает.
Тогда мой знакомый что сделал?
Первым делом он от окна отошёл.
Вторым делом он вышел на улицу.
А в-третьих, он пробежал вокруг дома пять раз.
Хотя без коньков, а всё же…
Давно бы так!
Фонарики
Ясный, солнечный день выдался в воскресенье. Папа взял Шурика в сельмаг и купил ему электрический фонарик, который сын давно просил.
По дороге довольный Шурик долго светил в лицо своему отцу, а во дворе — восхищённым ребятам.
Восхищённые ребята побежали к своим родителям просить деньги на фонарики.
Все ребята купили фонарики и радостно засветили в лица своим родителям. Родители жмурились и умилялись, а дети прыгали и смеялись.
Потом они светили в лица друг другу, в морды кошкам, собакам, коровам и лошадям, в глаза петухам, курицам, гусям и индюкам, а также на букашек и козявок. На всё вокруг светили без передышки.
Собаки скулили и лаяли. Кошки ничего не понимали. Курицы тоже не понимали ничего. И сами-то ребята ничего не понимали, тратя батарейки попусту. Хотя бы вечера дождались. Куда там! Светили вместе с солнцем.
— Не то делаем, — понял Валерик, — давайте будем зажигать фонарики в карманах друг у друга! К примеру, я свой фонарик зажгу в кармане у Алексея, а Алексей свой карман, то есть свой фонарик зажжёт… нет, ну да — в моём кармане…
— Я сам в своём кармане зажгу свой фонарик! — заорал Алексей. — Зачем же мне его в чужой карман пихать?
И ребята уже вовсю зажигали и выключали в своих собственных карманах свои собственные фонарики.
— А ну-ка я в твоём кармане зажгу, — сказал Алексей Валерику.
— Ага! Что я говорил! Так интересней! — заорал Валерик, подставляя свой карман.
Менялись фонариками и зажигали во всех карманах.
— Не то делаем! Совсем офонарели! Айда в подвал! — заорал Валерик.
Ребята кинулись в подвал и долго там светили друг другу в лица.
Вконец ослеплённые, они вылезли на солнце, и самый маленький Алёшка закричал:
— А у меня, ребята, сам фонарик офонарел… клянусь, совершенно не зажигается…
Ребята стали пробовать свои фонарики, у некоторых ещё горели.
— Ничего, — сказал Валерик, — приобретём батарейки — и снова вперёд!
И ребята побежали за новыми батарейками.
И пошло всё сначала.
Но вскорости Алёшку позвали домой, хотя ужасно не хотелось уходить от своих товарищей, потому что у него ещё горел фонарик. Хотя кошки и собаки попрятались. Петухи и курицы разбежались. Козявки и букашки влезли в землю, а вот индюки никакого внимания на фонарики не обращали, и поэтому светить на них было совсем неинтересно.
Но фонарик у Алёшки ведь горел…
На другой день утром Алёшка сразу вспомнил о своём фонарике. Папа с мамой ушли на работу, а бабушка ещё спала. Обычно она собирала внука в школу. Алёшка ходил в первый класс. И вот первым делом, проснувшись, он осветил своим фонариком настенные часы. Как раз в это время бабушка обычно просыпалась. Но вчера она, наверно, умаялась за день и продолжала спать.
— Не буду включать свет, — решил Алёшка.
И он тихо вышел на цыпочках в другую комнату, освещая путь фонариком.
Сам умылся, оделся, попил молока. Уложил в сумку книжки.
«Вот он где, фонарик, пригодился, — подумал Алёшка и спрятал его под подушку. — Интересно, что сейчас другие ребята делают со своими фонариками?»
— Вставай, Алёшка, — проснулась бабушка.
— Спи, спи, бабуся, — ответил внук и вышел из дому.
Сплошные чудеса
Дело было так. Сначала я начал разгибать гвоздь в кухне на кафельном полу. А он не разгибался. Я хлопнул по нему молотком со всей силы, и три кафельные плитки разлетелись вдребезги. Целый час я возился с гвоздём. Мне захотелось есть. Я поставил на плиту варить картошку и обнаружил пропажу гвоздя. Я сбегал на стройку и притащил пять плиток и цемент. Я взялся за работу, но, как ни старался, мои плитки никак не укладывались вровень с другими. Две проваливались очень глубоко, а одна возвышалась над всеми. Я хлопнул по двум плиткам молотком, и они разлетелись вдребезги. Я вставил на их место запасные, но они возвышались над другими, и я не решился хлопнуть по ним молотком. Стал подчищать ножичком пол, после чего обнаружил, что и теперь они проваливаются. Я густо намазал их цементом, но теперь они опять возвышались, как я ни нажимал на них. Я хлопнул по ним молотком, и они разлетелись вдребезги.
Оставалось идти за новыми. Я выпросил десять плиток, но мне не удалось их уложить с другими вровень. Я хлопнул по ним молотком, и они разлетелись вдребезги.
Цемент носился по воздуху. Я кашлял и чихал. Я подмёл пол и обнаружил, что в полу теперь не хватает шести плиток, а не трёх, как раньше.
Я вспомнил о картошке, но она превратилась в угли. Ни плиток, ни картошки, ни гвоздя…
Я заглянул в кастрюлю и обнаружил там гвоздь. Сплошные чудеса!
Я принялся снова разгибать его на плитках и раскрошил ещё две плитки. Но гвоздь разогнул.
Я вбил его в стену и наконец-то повесил картину Шишкина «Утро в сосновом лесу».
Я слез со стула и отошёл подальше, чтобы посмотреть издали, не криво ли она висит. И в этот момент картина грохнулась на пол и стекло разлетелось вдребезги.
Проклятый гвоздь!
Сплошные чудеса!
Я вскочил на стул и стал со злости вколачивать гвоздь в стену, чтобы духу его больше не было, никогда его не видеть! Но он всячески изворачивался и подгибался, и мне никак не удавалось его как следует вколотить. Я подправлял его клещами и вбивал. Вбивал и подправлял. Я воевал с гвоздём.
В дверь постучали. Я открыл.
— Прекратите бить в стену, — возмущённо сказала соседка, — что вы там делаете?
— Ничего… — сказал я, тяжело дыша.
— Перестаньте немедленно.
— Нет, я ему покажу!
— Кому?
— Гвоздю.
— А что с ним?
— Гнётся. Он всё время гнётся. Я его забью!
— Бессовестный мальчишка, — возмутилась соседка, переходя на «ты», — если тебе нужен гвоздь, то скажи.
Она тут же притащила горсть гвоздей. Совсем новых. Как я сразу не догадался у неё попросить!
— Вот, возьми любой гвоздь. А тот оставь в покое.
— На этот гвоздь мне нечего злиться, а с тем гвоздём я рассчитаюсь.
— Где это видано, чтобы с гвоздями рассчитывались! — сказала соседка.
— Всё равно мне теперь нечего вешать на ваш гвоздь…
— Ну, смотри мне!
Она ушла.
А я лёг на кровать и укрылся одеялом с головой.
Мне жалко было плитки.
Я ненавидел гвоздь.
Мне не хотелось есть. Ведь виноват был я.
И я уснул.
Во сне мне снились гвозди, которые сами вбиваются в стену, картошка, которая никогда не сгорает, и плитки, которые ничем не разобьёшь.
Сплошные чудеса!
Во сне всё было хорошо, но на самом-то деле всё было плохо…
