Виктор Голявкин - Тетрадки под дождём
Но отец сказал:
— Очень даже напрасно вы это делали. Наш Гогочка разленился до такой степени, что не может прочесть ни строчки. Прошу всех удалиться на совещание.
И папа вместе с бабушкой и мамой удалились на совещание. А Гога сначала заволновался по поводу совещания, а потом успокоился, когда мама стала ему читать из новой книжки. И даже заболтал ногами от удовольствия и чуть не сплюнул на ковёр.
Но он не знал, что это было за совещание! Что там постановили!
Итак, мама прочла ему полторы страницы после совещания. А он, болтая ногами, наивно воображал, что так и будет дальше продолжаться. Но когда мама остановилась на самом интересном месте, он опять заволновался.
А когда она протянула ему книгу, он ещё больше заволновался.
— А дальше читай сам, — сказала ему мама.
Он сразу предложил:
— Давай я тебе, мамочка, вымою посуду.
И он побежал мыть посуду.
Но и после этого мама отказывалась читать.
Он побежал к отцу.
Отец строго сказал, чтобы он никогда больше не обращался к нему с такими просьбами.
Он сунул книгу бабушке, но она зевнула и выронила её из рук. Он поднял с пола книгу и опять отдал бабушке. Но она опять выронила её из рук. Нет, раньше она никогда так быстро не засыпала в своём кресле! «Действительно ли, — думал Гога, — она спит, или ей на совещании поручили притворяться?» Гога дёргал её, тормошил, но бабушка и не думала просыпаться.
А ему так хотелось узнать, что дальше происходит в этой книжке!
В отчаянии он сел на пол и стал рассматривать картинки. Но по картинкам трудно было понять, что там дальше происходит.
Он принёс книгу в класс. Но одноклассники отказывались ему читать. Даже мало того: Маша тут же ушла, а Гриша вызывающе полез под парту.
Гога пристал к старшекласснику, но тот щёлкнул его по носу и засмеялся.
Как дальше быть?
Ведь он так никогда и не узнает, что дальше в книге написано, пока не прочтёт её.
Оставалось учиться.
Читать самому.
Вот что значит домашнее совещание!
Вот что значит общественность!
Он вскорости прочёл всю книгу и много других книг, но по привычке никогда не забывал сходить за хлебом, вымыть пол или посуду.
Вот что интересно!
Корреспондент Гера Крошечкин
Когда у Геры Крошечкина появился фотоаппарат, он сразу стал в центре внимания. Ходит в центре, а мы по бокам. Каждый просит, чтобы его сняли, а Гера возмущается — мол, всех людей снять невозможно. А сам снял петуха. И где он его нашёл, подумать только! Во всём городе ни одного петуха не видно. Оказывается, он его на базаре сфотографировал. На базар за петухом ходит, а своих товарищей снимать не хочет! Куда это годится?
Окружили ребята Геру Крошечкина, галдят, умоляют сфотографировать, а он важничает. Круглый отличник Миша махнул рукой и говорит:
— Да ну его! Будет петухов снимать да куриц, кому это надо!
Миша — круглый троечник (это чтоб их не путать) на Мишу-отличника полез. Заискивает перед Герой, чтобы тот его снимал почаще. Но Миша-отличник отскочил в сторону — да прямо на ногу старосте Камилле Николаевой.
А Гера эту сцену сфотографировал.
Миша — круглый троечник заорал:
— Смотрите-ка, смотрите! Успел заснять, когда Миша-отличник на Камиллиной ноге стоял, вот молодец!
Камилла заплакала, а Гера её тут же сфотографировал всю в слезах.
Камилла говорит сквозь слёзы:
— Вы же видите, какие ужасные сцены он снимает! Мне на ноге чуть пальцы все не отдавили, а для него сенсация. Вот до чего он дошёл со своим аппаратом!
Круглый троечник Миша говорит Гере:
— Я готов, пусть кто угодно стоит на моей ноге, только бы меня засняли!
Круглый отличник Миша говорит ему:
— Мы знаем, ты на всё готов, только бы не учиться. Ни одной четвёрки за всю жизнь не получил.
— И с тройками всю жизнь переводят, — ответил Миша-троечник.
— Зато тебе будет в жизни трудно, — сказал Миша-отличник.
— А тебе легко?
— Мне легче.
— А мне сейчас легче, — сказал Миша-троечник.
А Гера сейчас же эту сцену снял.
Мише-троечнику очень не понравилось, что его зафиксировали в такой момент, и он стал возмущаться, а Гера — улыбаться.
— Ты ведь сам просил, — говорит ему Гера.
— Я не так просил.
— А как?
— По-другому.
Стоит расстроенный и зевает.
И тут опять его Гера снял.
— Да ты что, нарочно? — совсем разозлился Миша-троечник. — Не смей меня снимать с раскрытым ртом!
— А ты закрой рот, — говорит Гера.
Миша-троечник так стиснул рот, что даже зубы скрипнули, тут Гера его сейчас же и сфотографировал.
Миша испугался, что у него на фотографии теперь получится свирепое лицо, но Гера объяснил, что на фотографии не будет слышно скрипа зубов, и Миша-троечник тогда успокоился.
Камилла вытерла слёзы и говорит:
— Гера Крошечкин действительно способный человек. Он ловко успевает подмечать. Но это не всё. Что он снял? Меня плачущую, Мишу-троечника с раскрытым ртом, Мишу свирепого, Мишу расстроенного и Мишу-отличника, стоящего на моей ноге. Кому нужны такие фотографии? Разве мне, старосте, и Мише-отличнику нужны такие фотографии? Они никому не нужны, даже самому фотографу.
Но Гера сказал:
— А зато мне смешно. Я буду смотреть на ваши фотографии и показывать другим, и мы все вместе будем хохотать.
— Я тебе покажу, как надо мной хохотать! — заорал круглый троечник Миша, но Камилла его остановила.
Круглый отличник Миша сказал:
— Как же он будет надо мной смеяться, если я круглый отличник? А у него две двойки. Это я над ним должен смеяться вместе с его фотоаппаратом, если на то пошло!
— А что, нельзя зевать? — раскричался троечник Миша. — Что, нельзя зевать?!
От его крика Гера Крошечкин стал вовсю зевать, и Миша сказал:
— Сам зевает, а другим не даёт.
Но тут, глядя на Геру, все стали отчаянно зевать и долго не могли остановиться.
После этого Камилла сказала:
— Наш Крошечкин со своим аппаратом вполне мог бы классу пользу принести. Если бы он имел поручение от пионерского отряда, представляете? Давайте-ка, ребята, его корреспондентом стенной газеты выдвинем. Согласен быть корреспондентом?
— Ох, наверное, это трудно, — испугался Гера.
— Легко, легко! — закричали ребята. — Мы будем только сниматься, а ты — нас снимать.
— Только вас одних снимать? — опять испугался Гера Крошечкин.
Ира-санитарка говорит:
— Заснял бы ты, Гера Крошечкин, как от нас некоторые ускользают, когда мы у них уши и руки проверяем, — и посмотрела на круглого троечника Мишу, — получилась бы у тебя отличная картинка.
Гера Крошечкин подумал и сказал:
— Это можно.
— Сфотографировал бы пушкинские места, родную нашу природу, которую воспел поэт, — сказала Камилла.
— Это верно, — сказал Гера.
И Гера Крошечкин согласился стать корреспондентом.
А для начала сфотографировал весь довольный, улыбающийся класс на фоне карты мира для праздничного номера стенной газеты.
Два подарка
Вдень рождения папа подарил Алёше ручку с золотым пером. На ручке были выгравированы золотые слова: «Алёше в день рождения от папы».
На другой день Алёша со своей новой ручкой пошёл в школу. Он был очень горд: ведь не у каждого в классе ручка с золотым пером и золотыми буквами! А тут учительница забыла дома свою ручку и попросила на время у ребят. И Алёша первый протянул ей своё сокровище. И при этом подумал: «Мария Николаевна обязательно заметит, какая замечательная у меня ручка, прочтёт надпись и скажет что-нибудь вроде: «Ах, каким красивым почерком написано!» или: «Какая прелесть!» Тогда Алёша скажет: «А вы взгляните на золотое перо, Мария Николаевна, самое настоящее золотое!»
Но учительница не стала разглядывать ручку и ничего такого не сказала. Она спросила урок у Алёши, но он его не выучил. И тогда Мария Николаевна поставила в журнал двойку золотым пером и вернула ручку.
Алёша, растерянно глядя на своё золотое перо, сказал:
— Как же так получается?.. Вот так получается!..
— Ты о чём, Алёша? — не поняла учительница.
— О золотом пере… — сказал Алёша. — Разве можно ставить двойки золотым пером?
— Значит, сегодня у тебя не золотые знания, — сказала учительница.
— Выходит, папа подарил мне ручку, чтобы мне ею двойки ставили? — сказал Алёша. — Вот так номер! Какой же это подарок?
Учительница улыбнулась и сказала:
— Ручку тебе папа подарил, а сегодняшний подарок ты себе сам сделал.
Забыл
Лёня делал уроки, решал задачу.
И поставил в тетрадке кляксу. Стал искать промокашку. Ходил-ходил по комнате и в кухню зашёл. И забыл, что ему было нужно. «Зачем, — думает, — я в кухню пришёл?»