Владимир Елистратов - Рассказы
— Фуй, как тебе, Ленин, не совестно, — говорит Энгельс. — Это же Кант. Фуй, фуй! Сельпо ты, Ленин!
— Я Канта не знаю, — насупился Ленин и оконфузился.
— Совсем ты, Ленин необразованный, — сказал Маркс, с трудом сдерживая спазмы желудка.
— Я Гегеля знаю, — пробурчал Ленин, — Гегеля знаю, Канта никакого не знаю. Нету никакого Канта. А Гегель есть. Потому что я его знаю, а Канта я не знаю, поэтому нету никакого Канта, а Гегель есть, потому что Канта…
— Фуй, — перебил его Энгельс, икнув. — Фуй, прямо слушать тебя, Ленин противно. Стыдись, Ленин.
В это время к ним подошел Кант с зонтиком. Кант был уже слегка тепленький.
— Здравствуй, Кант, — сказал Маркс. — Ты чего с зонтиком?
— Здоровченко, — сказал Кант. — Я всегда с зонтиком, потому что без зонтика мне крышу напекает.
— А ты, Кант, шляпу надень, — посоветовал Канту Энгельс.
— Ха-ха-ха! — неестественно рассмеялся Кант, косясь на «Солнцедар», — шляпу! Ха-ха-ха! Ну ты, Энгельс, скажешь! Шляпу! Ха-ха! Ой, умора. Вот сам возьми шляпу, да и надень! Ха! Не могу прямо! Шляпу! Ха-ха-ха!
— Ладно ржать, — сурово сказал Маркс. — ты, Кант, хочешь выпить «Солнцедару»? Только скажи прямо. Хочешь или нет? Если хочешь, то пей. Не хочешь, проходи мимо. Спиноза тебе нальет.
— Хочу, — быстро сказал Кант.
Тут Энгельс налил стакан «Солнцедару», и Кант его выпил.
— Гыч! Гры! Гре! Крепкий напиток! — сказал Кант не своим голосом. — Прямо слезу вышибает.
— Это тебе не «Клюко», — сказал необразованный Ленин.
— А это кто такой? — спросил Кант, указывая зонтиком на Ленина.
— Это Ленин, — зевнул Энгельс. — Вещь, так сказать, «не в себе»…
— Понятно, — сказал Кант. — Ладно, я пошел, а то меня Спиноза ждет.
Как только ушел Кант, из-за угла сразу же появился Фейербах.
— А вы тут никак «Солнцедар» без меня глушите? — весело закричал розовощёкий Фейербах с другой стороны тротуара. — Экие шельмы!
— Ну, — сказал Маркс. — А ты хочешь? А то у нас тут ещё на два стакана осталось. Смотри, какая бутылка огромная. Тут целый литр.
— Давай, — сказал Фейербах. — Всё равно уже день пропал.
Фейербах выпил стакан «Солнцедара», — сказал «Добре!» и занюхал кулаком.
— А это кто такой? — спросил Фейербах, указывая на Ленина.
— Это Ленин, — сказал Маркс с иронической усмешкой.
— Он Канта не знает, — издевательски прогундосил Энгельс.
Фейербах с интересом посмотрел на Ленина.
— Ты чего, русский что ли? — спросил Фейербах.
— Ну, русский, — угрюмо отвечал Ленин.
— А чего ж ты Канта-то не знаешь, брат?..
— А что мне вас, немцев проклятых, всех знать, что ли? — затравленно глядя на Маркса, Энгельса и Фейербаха, сказал Ленин, — понаписали тут, фрицы. То один, то другой… И пишут и пишут. Все немцы запутали!
— Ну уж, пардон, немцы… — обиделся Маркс.
— Можем Спинозу позвать, — саркастично заметил Фейербах.
— Ещё этой вашей спинозы здесь не хватало! — фыркнул Ленин. — Вы ещё Маха с Авенариусом позовите.
— А вот и они! — воскликнул Энгельс. — Легки на помине.
Из-за угла показались Мах и Авенариус. Они были в лоскут пьяные и шли в обнимку. Как только Ленин увидел Маха с Авенариусом, он тотчас вспотел головой и издал боевой вопль:
— Ага! Попались, архипакостники! Сейчас я вам покажу, ревизионистам, где членистоногие ночуют!
— Держи его! — крикнул Маркс и схватил Ленина за ногу.
— Хватай его! — крикнул Энгельс и сдавил Ленину горло.
— Отпустите меня! — заорал Ленин. — Отпустите, гниды! Если вы меня не отпустите, я позову Бакунина с Кропоткиным. Они вам всю рожу раскровавят!
— Не раскровавят, — спокойно сказал Фейербах, связывая Ленину руки ремнем от ленинских штанов.
В это время, шатаясь, подошли Мах и Авенариус.
— Что, Ленин, — развязно сказал Авенариус, — не удалось тебе нас Махом на тот свет отправить?
— Псих ты, Ленин, — сказал пьяный Мах.
— Ничего-ничего! — тяжело дыша, прошептал связанный по рукам и ногам Ленин. — Подождите ещё! Дай срок… Я вам покажу хрен с уксусом.
— Давайте его, ребята, покаместь к Спинозе отнесем в чулан, — предложил Энгельс. — Пусть там ночь попылится, а утром мы его обратно в отель отнесем.
— Перепил наш Ленин, — сказал Маркс, горько вздохнув.
— Закусывать надо было больше, — сказал Фейербах.
— Вам помочь? — участливо спросил Мах.
— Ладно, ребята, вы идите, вам проспаться надо, — сказал Маркс, — мы его сами донесем.
— Ну хорошо, бородатики, до завтра, — сказали Мах с Авенариусом и пошли вправо.
Маркс, Энгельс и Фейербах взяли связанного Ленина и, кряхтя и охая, понесли его влево.
А недопитая бутылка «Солнцедара», переливаясь кровавыми рубиновыми искрами в лучах тевтонского солнца, так и осталась стоять на скамейке.
Прав был Фейербах. Вот до чего может довести отсутствие закуски.
Псевдо-Хармс. Закадычные друзья
Не было в мире больших друзей, чем Мандельштам и Пастернак. Вообще-то надо сказать, что русские писатели очень сильно дружили друг с другом. У каждого русского писателя был закадычный друг, тоже русский писатель. И они всегда и везде ходили вместе, так что их уже трудно было встретить по одному. Поэтому их так и запомнили по два. Ну там, Герцен и Огарев, Чернышевский и Добролюбов, Толстой и Достоевский, Маяковский и Есенин, Ахматова и Цветаева… Всех их очень трудно было разлить водой. Куда один, туда и другой. Например, идет Толстой в магазин за брынзой, Достоевский тута как тут, тоже брынзу покупает. И тому подобное.
Но, всё-таки сильнее всех дружили между собой Мандельштам и Пастернак. Они так стали друг на друга похожи от дружбы, что их даже стали путать. Спросишь кого-нибудь: «Это чьё стихотворение?» А он отвечает: «Мандельштама». Потом подумает и скажет: «То есть, тьфу, Пастернака». Потом подумает и обратно скажет: «Тьфу, кажется, Мандельштама». Так вот стоит и плюется. Просто кошмар.
И вот однажды Мандельштам и Пастернак решили пойти в баню. Дело в том, что Мандельштам и Пастернак ни разу в жизни не мылись, так только с утра водой в глаза побрызгают и всё, и вот однажды, когда они пришли в гости к Ахматовой и Цветаевой, Ахматова и Цветаева сказали Мандельштаму и Пастернаку:
— Что-то вы, Мандельштам и Пастернак, как-то не того. Какой-то у вас это, как его… того самого, то есть не очень, чтобы совсем. Ничего, конечно, но в целом не то…
Поскольку Ахматова и Цветаева были очень культурные, они не могли сказать прямо напропалую, что от Мандельштама и Пастернака воняет, или, там, разит, или, там, смердит. Поэтому они пошли в обход, так сказать, окольным путем и тонко намекнули Мандельштаму и Пастернаку, что у них, дескать, «не всё в порядке». И поскольку Мандельштам и Пастернак были умные, то они быстро смекнули, в чём дело, и тут же решили пойти в баню, чтобы вымыться и не вонять всякой дрянью или, иносказательно говоря, чтобы у них «всё стало в порядке».
И вот Мандельштам и Пастернак пошли в баню. В бане они взяли два веника, два мыла, две мочалки и два полотенца. Мандельштам взял себе большой березовый веник, большой кусок туалетного мыла, большую лохматую мочалку и большое махровое полотенце. А Пастернак, поскольку по алфавиту он шёл после Мандельштама, взял себе маленький дубовый веничек, маленький кусочек хозяйственного мыла, маленькую общипанную мочалочку и маленькое кухонное вафельное полотеничко. Но про себя Пастернак подумал: «Это ничего, что у меня всё хуже, чем у Мандельштама. Лишь бы Мандельштаму было хорошо, ведь он мой друг, а для друга ничего не жалко. Не имей сто рублей, а имей сто друзей». А Мандельштам про себя подумал: «Это просто так случайно получилось, что я по алфавиту стою раньше, чем мой милдружок Пастернак. Как только мы начнем мыть свои спины, животы другие части тела, я тут же предложу моему верному товарищу и веник, и мыло, и мочалку, и полотенце. Ведь главное в жизни — дружба, а не материальный достаток. Старый друг лучше новых двух».
Так всё и получилось. Как только они начали париться, тут же немедленно Мандельштам сказал Пастернаку:
— Слушай, Пастернак. Получилось несправедливо, это я парюсь большим берёзовым веником, а ты маленьким. Возьми мой веник и парься. Ведь мне для тебя ничего не жалко.
— Нет, — ответил Пастернак. — Я не возьму твоего берёзового веника, потому что тогда получится так, что я буду париться хорошим веником, а ты — плохим. А я хочу, чтобы тебе было хорошо. Ты — мой друг. И я хочу, чтобы ты парился хорошим веником.
— Нет, — опять стал настаивать на своём Мандельштам. — Я не могу согласиться с тобой, Пастернак. Возьми мой веник, иначе я обижусь на тебя.
— Какой же ты несговорчивый, Мандельштам, — ответил ему Пастернак. — Пойми же, друг, что если тебе будет хорошо, то и мне тоже будет хорошо.
Так они стояли и спорили почти час. Наконец они решили, что сложат веники вместе, как будто бы у них только один общий веник, а не два, и будут им мыться по очереди.
