Владимир Елистратов - Рассказы
— Да, действительно, Зигмунд, — отвечал Фридрих Ницше, внимательно рассматривая пыпыску Зигмунда Фрейда и аккуратно, бережно трогая её пальцем. — Просто чудо-юдо! А скажи, Зигмунд, я похож на супермена?..
Здесь Фридрих Ницше надувал щеки, багровел, как свекла, страшно выпучивал глаза и издавал такой оглушительный вопль, что тут же начинала истошно выть соседская собака.
— О да! — отвечал Зигмунд Фрейд. — Ты — вылитый супермен, Фридрих. Давай-ка выпьем шнапса, друг.
— Давай выпьем, Зигмунд, за твою пыпыску! — говорил Фридрих Ницше.
— За супермена Фридриха! — отвечал Зигмунд Фрейд. — Ты только посмотри, Фридрих какое чудо! Посмотри-посмотри! Можешь даже потрогать.
— Да, действительно, Зигмунд. Просто чудо-юдо! А скажи Зигмунд, я похож на супермена?
И так продолжалось до самого утра, пока не кончался весь шнапс.
Вот что значит иметь заветные мысли!..
Псевдо-Хармс. Сила ума
Надо сказать, что академик Мичурин был такой умный, что просто ужас!
Мичурин и сам всё время удивлялся на себя. Позовет, бывало, жену и говорит:
— Слушай, жена. Ты не знаешь, отчего я такой умный?
А жена отвечает:
— Нет, не знаю. Наверное, питаешься хорошо, Ванечка.
— Дура ты, — отвечает ей Мичурин. — Ладно уж, иди.
И действительно, Мичурин был очень умный. Он был в два раза умнее, чем Лысенко. А Лысенко был в семь разумнее, чем Бойль и Мариотт вместе взятые. А эти вместе взятые были в три с половиной раза умнее, чем Ньютон. А Ньютон был в четырнадцать раз умнее, чем Винер. А если взять в расчет, что Винер на несколько порядков умнее Эйнштейна, а Эйнштейн может потягаться с самим академиком Келдышем, гордостью советской науки, то можно себе представить, какой умный был Мичурин.
Ну вот. Это так, предисловие.
Однажды Мичурин пошел в магазин за белугой. Идет-идет Мичурин вдруг видит, что навстречу ему идет Лысенко.
— Здравствуйте, товарищ Мичурин, — сказал Лысенко и уважительно снял шляпу, потому что знал, что он в два раза глупее Мичурина.
— Чао, Лысый, — сказал Мичурин, не сбавляя шага и не поднимая шляпы, потому что он же ведь был в два раза же умнее чем Лысенко.
— Не могу ли я быть Вам чем-нибудь полезен? — семеня за Мичуриным и прижимая шляпу к грудям, пролепетал Лысенко.
Тут умный Мичурин остановился и подумал про себя: «Эвона! А пошлю-ка я Лысенко за белугой. А сам тем временем посижу в скверике да подумаю умные мысли».
— Знаешь что, Плешивый, ты сходи-ка да купи мне белуги, а деньги я тебе потом отдам, — сказал Мичурин, усаживаясь на скамейку, а сам в тайне подумал: «Отдам я тебе, как же, жди».
— Угу! — радостно сказал Лысенко и побежал за белугой. Но дело, видите ли, в том, что Лысенко был не только в два раза глупее Мичурина, но и память у него была в два раза хуже. Поэтому когда Лысенко выбежал на Тверскую, он вдруг остановился и стал вспоминать, что же поручил ему купить Мичурин.
«Белок, побелка, лабуда, лахудра, лубок, балык, лук, колдобина, дискобол…» — судорожно думал Лысенко, но не мог вспомнить. Он хотел было уже вернуться назад и спросить у Мичурина, что же он, Лысенко, должен купить. Но, подумав, Лысенко решил, что возвращаться к Мичурину нельзя, потому что если он, Лысенко, вернется к Мичурину переспрашивать, то Мичурин может посчитать его, то есть Лысенко, за полного выродка. Поэтому Лысенко стал продолжать вспоминать: «Дискобол, балда, скобка, скалка, солдаты, селедка…» Но не успел Лысенко подумать слово «селедка», как увидел, что навстречу ему идет Мариотт.
— Добрый денёк, миленький товарищ Лысенко, — изгибаясь дугой, пролепетал красный как рак Мариотт (Еще бы! Он был в семь раз глупее Лысенко!)
— Привет, — неестественно улыбаясь, насупился Лысенко, по известным причинам не подавая Мариотту руки. — Где Бойля-то забыл? Опять, небось в вытрезвителе под душем стоит?
— Ага, — сказал Мариотт. — Сегодня всю ночь буянил, чайник заварочный кокнул, а ещё три чашки из богемского…
— Ну ладно, ясно всё, — перебил недовольно Лысенко. — Ты вот что, Мариотина, ты давай-ка быстренько слетай в магаз и купи для Мичурина селёдки, понял?
— Понял, — затравлено улыбнулся Мариотт и по-шакальи изогнув спину, побежал куда-то в сторону «Российских вин».
«Вот идиот», — подумал Лысенко и пошёл в кафе «Космос».
А тем временем Мариотт несся как угорелый вдоль по Тверской. Однако добежав до «Российских вин» Мариотт остановился и стал вспоминать, куда это он бежит. Надо сказать, что Мариотт сразу запомнил, что речь идет о Мичурине и о какой-то рыбе на букву «сэ». Мичурина Мариотт запомнил, потому что сегодня с утра лечился мадерой. Рыбу он запомнил, потому что всё свободное время играл в домино с Бойлем. А сэ он запомнил из-за слова «сука», которое всегда говорил, ударяя фишкой по столу.
«Сайра?! — тоскливо думал Мариотт. — Севрюга? Салака? Ставрида?» Но не успел Мариотт подумать слово «Ставрида», как заметил, что у дверей на четвереньках стоит Ньютон. Ньютон держал в левой руке одуревшего голубя, а правой — опасную бритву и хищнически пытался вытащить лезвие зубами.
— Не мучь птаху! — рявкнул на него Мариотт.
Ньютон выронил голубя и, увидя Мариотта, который был в три с половиной раза умнее его, сморщился в подобострастной улыбке.
— Чего ты всё время зверей мучаешь?! — заорал на него Мариотт. — Хуже Павлова, ей Богу…
— Я не мучаю, — чуть не заплакал Ньютон.
— Ладно, — сказал Мариотт. — Живо вставай и беги Мичурину за ставридой. Чтобы через десять минут купил. Одна нога в магазине, другая у Мичурина.
— Есть, гражданин начальник, — сказал Ньютон, и побежал за ставридой.
«Вот садист какой», — подумал Мариотт и пошел в «Российские вина».
А тем временем Ньютон уже добежал до памятника Юрию Долгорукому. Тут он остановился и подумал: «А зачем это, интересно знать, Рокоссовскому билеты в Ставрополь? А ну их всех к ляду. Всё равно за десять минут до вокзала не добегу». Но не успел он подумать всё это, как увидел Винера.
Винер, который был в четырнадцать раз глупее Ньютона, сидел у копыта Долгоруковой лошади и пускал слюни на штаны.
— Эй, ты венерический! — крикнул ему Ньютон.
— Гыыч, — расплылся Винер в идиотской улыбке, встал и пошел к Ньютону, оставляя после себя шлейф слюны на асфальте.
— Значит так, — сказал Ньютон, пнув для начала Винера в живот. — Ты пидер-Винер, сейчас мухой полетишь на Белорусский вокзал, найдешь там маршала Жукова и скажешь ему, что в Ставрополе желтуха. Понял, дегенерат?. — тут он для верности ещё раз пнул Винера в живот.
— Ыыы, — утвердительно замотал головой Винер и бросился бежать в противоположную от Белорусского вокзала сторону.
«Ну и хер бы с тобой», — подумал Ньютон, достал из кармана штанов лезвие и стал с наслаждением гоняться за голубями.
А тем временем Винер что есть мочи бежал по Тверской. Пробежав всю Тверскую он перебежал через Моховую и изо всех сил врезался лбом в музей Ленина. После этого он упал и потерял сознание, а когда через час пришел в себя, то встал и что есть мочи побежал по Моховой. Пробежав Моховую, он около детского мира из всей силы врезался лбом в академика Келдыша, гордость советской науки, который бил Эйнштейна железной лопаткой по голове. Все трое от столкновения упали и потеряли сознание, а когда пришли в себя, то Винер взял лопатку и стал молча бить Келдыша и Эйнштейна. Сначала он избил Келдыша, который тут же описался от ужаса, а потом он избил Эйнштейна, который тоже от страха захотел писать, но сдержался и от этого заболел циститом. После этого они помирились и стали играть в жмурки. Сначала водил Келдыш, гордость советской науки, сослепу поймал памятник Дзержинского. Потом водил Эйнштейн, сослепу упал в канализационный люк и вместе с остальным говном уплыл в Москва-реку. А Винер уже не стал водить, потому что он был на несколько порядков умнее Келдыша и Эйнштейна вместе взятых и не собирался заниматься глупостями. Винер просто пошёл в метро, чтобы поехать в Парагвай.
А Мичурин тем временем всё ждал обещанную белугу. Через несколько часов, уже в семь вечера, он пожал плечами, встал со скамейки, надел шляпу и пошел домой. Придя домой Мичурин поел борща с бараниной и лег спать. А приснилось ему гигантское яблоко, полосатое, как зебра. В полночь Мичурин проснулся в холодном поту.
Вот до чего может довести слишком большой ум.
33 истории о зверебятах
Буся
В одном большом-большом московском микрорайоне, в высоком-высоком доме, на двадцать забыл каком этаже, в шумной весёлой семье жил-был Буся.
Буся был пингвинёнком. А Бусей его назвали потому что он всё время что-то бубнил себе под нос: бу-бу-бу. Иногда его звали Бубусей, иногда — Гугусей. А иногда — Поп;. Сокращённо от Полярный Попугай. Шутка.
Папа Лёша, Алексей Алексеич, полярник, привёз Бусю два года назад из экспедиции. Буся как-то раз заснул на льдине, и его отнесло далеко-далеко в океан. Он мог бы погибнуть. Акулы там, пираты, браконьеры и всё такое. Но добрые русские полярники спасли Бусю и привезли в Москву. И вот он поселился в семье Алексея Алексеича.
