Григорий Горин - Избранное
Балакирев подходит.
Курьером ко мне пойдешь служить!
Балакирев. Слушаюсь!
Монс. Бегаешь быстро?
Балакирев. Могу одна нога здесь, другая – там!
Монс. Так не надо. Портки порвешь. Поспешать надо медленно, соображать – быстро. Потому при дворе прямых дорожек нет. Все с поворотцами. За каждым – подножка… Поэтому надо где бочком, где вприпрыжку.
Балакирев. Благодарен буду за науку, ваше превосходительство. (Направляется к выходу вместе с Монсом.)
Шапский (стоя на коленях). Эй, Иван, погоди! Царский приказ-то исполнить надобно?..
Балакирев. Какой приказ?.. Ах, этот?.. Ей-богу, князь… тут дела сурьезные пошли, а вам лишь бы целоваться!.. (Монсу, указывая на Шапского.) Ну такой настырный, беда просто!
Быстро уходит вместе с Монсом.
Музыкальная интермедия
Обиженный Шапский вскочил с колен, махнул кнутом, отчаянно грохнул в барабан.
Шуты (застучали в такт, заголосили).
Ой, судари-судари!
Ой, дури-дури-дури!
Думай, брат, чеши затылок!
Ой, чесало затыли…
Ворвались несколько фрейлин. Погнали шутов: «Кыш! Нелюди! Не до вас, чертовы дети!» Расставляют зеркала. Раскладывают гребни, флаконы с духами и прочие принадлежности. Заметив в зеркале приближающуюся царицу, все испуганно замирают в почтительных позах.
Появляется Екатерина, сопровождаемая камер-фрейлиной Головкиной.
Картина вторая
Екатерина (садясь перед зеркалом). Ишь, сколько цирюльников набежало! Чего вылупились? Чай, не в кунсткамере. Одна фрейлина, что ль, не может царицу причесать?
Головкина (шутам и фрейлинам). Все – прочь!
Шуты и фрейлины исчезают. Головкина причесывает Екатерину.
Екатерина. Вот тут заколи… И тут!.. Да не так! О, майн гот! Экая ты, Катиш, неловкая… Ну вот – локон сбила.
Головкина. Прощенья просим, государыня.
Екатерина (сама пытается вернуть локон на место). Черта мне в твоем прощении, дура! Вона!.. Теперь и не запендеришь его обратно… Ты у кого убранству волос училась?
Головкина. У Минны Карловны, государыня.
Екатерина. Минна Карловна – уборщица отменная… Зеер гроссе фризе-майстер!
Головкина. Да это уж точно, государыня, зеер гроссе… Но мне Бог такого таланту не дал.
Екатерина. Как же не дал? Себе-то вон какую прическу соорудила… Чистый Версаль!
Головкина. Так это она, Минна Карловна, и делала… Три дни назад.
Екатерина. И до сих пор держится?
Головкина. Так сидя же спим, государыня! Как часовые… Чтоб только убору не испортить…
Екатерина (усмехнулась). Ну, таких мук мне не перенесть… Да и все едино, государь прическу сомнет… У него лапища-то во какие… А уж ежели в страсть любовную войдет, то вооще… (Подозвала пальчиком фрейлину, что-то зашептала ей на ухо. Обе женщины рассмеялись… Впрочем, Екатерина тут же посуровела.) Ты это, Катиш, токмо не вздумай никому болтать! Забудь сразу!
Головкина. Забыла, государыня.
Екатерина. Напрочь!
Головкина. Напрочь забыла!
Екатерина. И алмазную заколку слева у себя сними! Я ведь запретила с двух сторон заколки делать на царский манер… Мне уж и государь строго приметил, что среди фрейлин моих распространились излишние олдфер-цирунг!! Сыми, тебе говорят!..
Фрейлина испуганно выдернула заколки, прическа развалилась.
Во! Так тебе гораздо лучше. Ступай!
Головкина (пошла к выходу, остановилась). Государыня, в приемной новый камергер дожидается. С бумагами. Изволите принять?
Екатерина. Новый? А старый где?
Головкина. Уволен с должности.
Екатерина. За что?
Головкина (подумав). Старый…
Екатерина. Кому? Фрейлинам твоим? Вот бесстыдницы. Уж и камергеров для себя подбирают… Иди отсюда!
Фрейлина поспешно удаляется. Ее место занимает Виллим Монс. Он в новеньком мундире, аккуратно причесан. На носу очки. В руках – папка с бумагами.
Монс. Осмелюсь войти, ваше величество, государыня императрица?
Екатерина. Ты кто?
Монс. Камергер Виллим Монс.
Екатерина. Почему Монс? Откуда взялся Монс?
Монс. Два дни как переведен из обер-порученцев по канцелярии согласно указанию его императорского величества, государя Петра Алексеевича.
Екатерина. Погоди, не тарахти! Ты из каких Монсов? Ты не брат ли Анны Ивановны Монс?
Монс. Так точно, государыня.
Екатерина (вскочила в гневе). Да это что ж? Насмешка, что ль? Ведь твоя Анька Монсиха была главной полюбовницей государя.
Монс. Не могу знать.
Екатерина. Что «не могу»?! Царь же к ней по ночам в немецкую слободу сколько лет ездил…
Монс. Не могу знать, государыня. Я по ночам сплю.
Екатерина (закричала). Пошел вон!!! Дрянь! Шайзе! Ейне гештанкине шайзе! Унд йор кениг Петер ист шайзе… (И еще несколько крепких фраз по-немецки.)
Монс. Повинуюсь, государыня (Повернулся, направился к выходу.)
Екатерина. Стой!
Монс остановился.
По-немецки понимаешь?
Монс. Так точно. Родители из Западной Пруссии. Город Минденштадт.
Екатерина. Теперь наябедничаешь государю, как я тут его?..
Монс. Никак нет, ваше величество. В мои обязанности не входит слышать ненужные для моего государя слова…
Екатерина. Ишь какой… Ни с какого боку тебя не ковырнешь. Что в папке?
Монс. Расчетные счета по закупкам на дворовые надобности. Челобитные.
Екатерина. Счета сам подписывай. Потом за них с тебя и спрос будет. А челобитных к государыне по сто штук на день приходит… Глаз не хватит все прочесть!
Монс. Я, ваше величество, специальный экстракт из челобитных сделал… В одну-две строки… Чтоб слух вашего величества не утруждать.
Екатерина. Ишь какой… Ну давай… Не утруждай!
Монс (открыл папку). «Экстракт из поданных ея величеству всепресветлейшей государыне императрице всероссийской Екатерине Алексеевне челобитен… на 20 сентября 1724 года. Гвардии сержант Осип Лебедев нижайше просит, чтоб за верную службу наградить отписным двором на Санкт-Петербургском острову… Служитель Иван Хитров – чтоб за службу удостоить рангом… Церкви Воскресения Христова поп Петров с причетники – чтоб выдать им денежное жалованье за прошлые годы…»
Екатерина (не слушая)…Эта Анька Монсиха, она совсем бесстыжая была. Про это все в Москве говорили… И пахучими травами царя дурила, и позициями разными развратными… индийскими… в кровать заманывала!..
Монс (не реагируя на реплики Екатерины). «…Гвардии-лейтенант Дмитрий Шепелев – чтоб наградить вотчинами в Московском уезде… Верховые конюхи Михайла и Иван Владистовы – чтоб их определить хлебным довольствием…»
Екатерина. Ну что бормочешь, как тетерев?! Никому ничего не подпишу!
Монс. «…Вдова Балакирева – чтоб ея сына Ивана, взятого на службу ко двору, определить на отдельную казенную квартиру на Васильевском…»
Екатерина. Какой еще Балакирев? Это новый шут, что ли?! Который с царем вторую неделю гуляет? Вот дулю ему, а не квартиру! Осердил меня царь. Осердил новыми назначеньями! Да и ты, Виллим, хорош! Ведь молодой же человек, лицом пригожий, из знатной фамилии… Гордость-то надо иметь?.. Я ж твою родную сестру поношу срамными словами – а ты и дале терпеть намерен?
Монс (решительно). Намерен, ваше величество!
Екатерина. Так жалованьем дорожишь?
Монс (сдернул очки). О нет! Потерю жалованья стерплю, государыня. И обиды стерплю. Родную мутер мою обидите – все равно стерплю лишь за одно счастье быть при вас и видеть вас, майне либен фрау Марта… (Страстно смотрит на Екатерину.)
Екатерина (чуть вздрогнула, отступила). Ну ты, чего несешь?.. Брось!..
Монс. Потому как влюблен, Екатерина Алексеевна… Ендшульдиген зи мих, битте… Много лет. Безмолвно, безответно, безнадежно! Встаю рано, имя ваше шепчу, ночью спать ложусь с именем вашим, точно с молитвой. И так уж много лет… Мне ведь и годков немало, но я о женитьбе не помышляю, поскольку даже в помыслах никого заместо вас представить не могу… А теперь ваше право, государыня, вызвать стражу и казнить, поелику и страшная казнь по воле вашей для меня счастье!.. (Упал на колени, рыдая, стал страстно целовать пряжки туфель царицы.)
