Антонина Глушко - Как я как бы забеременела (сборник)
Как ни напрягало проржавленное существо страдающим застарелой одышкой двигателем, ничего путного из этого не выходило. Яма намертво приветила заднее колесо машины и не думала с ним расставаться.
Опасливо скособочившийся облезлый бампер захлёстывало водяным потоком, нёсшимся с придорожной сопки. Покряхтев и поцарапавшись резиной о рваные края колдобины, «шестёрка» плюнула вонючей отработкой «семьдесят четвёртого» и заглохла.
– Ну, ты, в натуре, пацан, зимовать собрался в луже? – подошёл к несчастному интеллигенту здоровяк, «два на два» со стрижкой «разбегайся, зашибу».
– Да вот, провалился в ямку… – проблеял Радищев, ростом метр с кепкой.
– Канай за баранку.
– Чего? – не понял намёка несчастный Сысой Макарович.
– Садись, говорю за руль.
– Я уже пробовал. Ничего не получается. Не могу выбраться из ямы.
К машине интеллигента начали подтягиваться другие водители.
– Ты что, не слышал, что я сказал? Садись за руль, – растягивая слова, прицыкнул на несчастного «два на два».
– А, да, да, понял, – засеменил тот к передней дверке застрявшей машины.
– Заводи двигатель, – приказал здоровяк.
Глубоко вдохнув в лёгкие воздух, Сысой Макарович повернул ключ зажигания. Машина радостно залопотала, словно очнувшаяся болтушка.
– Давай, включай первую, – услышал он команду.
Едва интеллигент потянул рычаг скоростей, как его вместе с машиной приподняло, толкнуло вперёд, и все её четыре колеса оказались на твёрдом устойчивом асфальте. От радости и осознания, что наконец-то выбрался из плена, Сысой Макарович счастливо захихикал, включил правый поворотник, свернул к обочине, остановился и выскочил из машины.
Как всякий воспитанный человек он решил отблагодарить своего спасителя, словно играючи приподнявшего зад его «шестёрки» и вызволившего машину из глубокой ямы.
– Ну, чего тебе? – высунувшись из автомобиля, спросил спаситель, медленно проплывая мимо интеллигента, мотавшегося ему рукой.
– Хочу отблагодарить вас.
– Ну, давай, благодари.
– Я в том смысле, что спасибо.
– Да ладно, тебе, давай канай к своей тачке.
– Вот моя визитка, – путаясь в карманах, лепетал Сысой. – Я прошу вас позвонить мне. У меня к вам есть предложение.
– Хорошее? – «два на два» съехал на обочину и притормозив впереди «шестёрки», остановился.
– Деловое. Возможно, мы тут же сможем с вами решить мой вопрос, – лепетал Радищев, боясь, что спаситель не станет его слушать и уедет.
– Давай, квакай, только пошустрей.
– Может быть, вы согласитесь стать моим шофёром? – глядя на благодетеля, с мольбой в голосе проквакал хиленький проситель.
– Какие будут бабки?
– Нет, бабок никаких не будет, возить будете только меня одного.
Вован, так звали Сысоевого выручателя, посмотрел на того, словно на больного.
– Ты что, не догоняешь?
– Нет, мне не надо никого догонять. Мне надо просто чтобы водитель на моей машине возил меня на работу и по делам.
– На вот этой консервной банке?
– Нет, не на банке, а на моей машине, – блеял интеллигент, далёкий от современного сленга.
– Короче, тут есть твой телефон, – малый взглянул на визитку. – Я тебе брякну. Лады? – поворачивая ключ зажигания, пообещал он.
– Лады, лады, – повторял Сысой, глядя вслед удаляющейся машине, поняв «лады», как согласие благодетеля работать у него водителем.
Что побудило здоровяка Вована, далёкого от интеллигентных политесов, но, в общем-то, добродушного малого, согласиться на предложение хиленького Сысоя работать у того шофёром и телохранителем, неизвестно. Правда, последнее придумано было самим Вованом для солидности.
Малый сразу же расставил все точки над «i» по отношению к своему «хозяину». Помог ему приобрести новую тачку. Установил чёткие взаимоотношения. Самого Радищева называл не иначе как Макарычем и на «ты», в то время как Сысой интеллигентно именовал своего водителя Владимиром и только на «вы».
Во время получения «шефом» гонораров, Вован устраивался за его спиной, и едва у того оказывались деньги, как он тут же забирал всю сумму из «хозяйских» рук, отсчитывал причитающуюся ему долю, а остальные возвращал назад. При этом ещё ни разу не было, чтобы он взял лишнего.
– Макарыч, я не въезжаю, в натуре, ты на кого горбатишься? – крутя баранку, спросил как-то Вован у своего работодателя. До этого его не интересовал внутренний мир «шефа», как иногда для солидности называл он щупленького Сысоя.
– Я публицист.
– Кто? – не понял малый, впервые услышав мудрёное слово. – Ты что, из публички на шоссейку тёлок выгоняешь на распас?
Малый пообтесался маленько, работая рядом с интеллигентом, и срамного слова «бардак» решил не произносить.
– Нет, к животноводству я не имею никакого отношения. Я публицист.
– Это что такое?!
– Я пишу статьи, рецензии, публикуюсь в толстых журналах. Иногда мои публикации, как бы тебе помягче сказать, кое-кому не нравятся. Однако же кому-то они приносит ощутимые дивиденды. Вот для таких людей, в основном, я и пишу. За это они платят мне хорошие деньги. Я смог без особого ущерба для себя нанять вас на работу, приобрести вот эту новую машину и не утруждать себя сидением за баранкой. Вы меня везёте, а я в это время обдумываю тему, мысленно выстраивая публикацию. Одним словом, я – писатель.
– Типа Пушкина? – ахнул Вован. Ему ещё ни разу не приходилось вот так близко сталкиваться с живым писателем.
– Вроде того.
Откровенно говоря, малый считал писателей людьми недосягаемыми, более придуманными, нежели существующими на самом деле, или давно умершими, типа Пушкина, например, которого знал ещё со школьной скамьи, и ещё Гоголя. Тот вроде написал что-то не совсем понятное.
А тут, здравствуйте вам, вот он, живой писатель, сидит рядом, и как ни в чём не бывало разговаривает с ним. Вован усмехнулся: кому скажи, не поверят.
– Дашь почитать свою книжку? – не спуская с лица ошеломления, спросил он писателя.
– Вы не поймёте моих публикаций. Я пишу не для широкого читателя.
– Для какого читателя?
– Я пишу для специалистов.
– Всё равно интересно. Ты, Макарыч, притарань мне свою эту, ну, публикацию. Хочу почитать. Как-никак, вожу настоящего писателя, – с уважением произнёс он.
– Похвально, Владимир, что вы тянетесь к знанию.
– Чего это я?
– Интересуетесь познанием мира. Я как-нибудь возьму вас с собой на научный диспут. Пусть это будет для вас первой ступенью к расширению вашего кругозора.
– Какого такого расширения?
– Для вашего умственного развития.
– А-ааа, ну да. Это можно. Даже интересно.
– Кстати, там будут обсуждать мою статью, опубликованную в толстом журнале на тему «Роль художественного слова в современном обществе». Это, я думаю, будет вам полезно послушать.
– Ну и ну. Даёшь ты, Макарыч. Это же надо, писатель. А не подумаешь, – в восхищении лыбился Вован, крутя баранку и следя за дорогой.
Вовану не понравился базар, названный Макарычем диспутом. Гвалт стоял, кто кого перекричит. Никто никого не слушал. Из всего тарарама ему удалось заприметить длинного, словно жердь, мужика с растрёпанной шевелюрой, упорно наседавшего на уважаемого им Макарыча.
Умник, брызжа слюной, кричал: дескать, написанное Радищевым всё выдумки, дрянь, подхалимаж, левоуклонизм, и вообще подобные публикации опошляют саму суть русского народного языка.
– Макарыч, можно я ему репу начищу, чтобы заткнулся? – тихонько испросил разрешения Вован, глубоко задетый критикой творения своего умного писателя.
– Не стоит. На следующем заседании мы разнесём его графоманство, не оставив камня на камне. У него, что ни сочинение, то плагиат, – прошептал сквозь зубы тот незнакомое слово. – Если раньше он списывал у других построчно, то последнее время целые абзацы, не изменяя даже грамматических ошибок, – глядя на разошедшегося оппонента, тихонько прокомментировал мудрый Сысой.
Вован из зала заседаний вышел раньше своего шефа, оставив того беседующим с каким-то умником.
– Ты на кого батон крошишь, кучерявый? – схватил он за грудки проходившего мимо длинного, яростно нападавшего на его «шефа».
– Отстаньте от меня! Чего вам нужно?! Кто вы такой?! – отбивался тот от неизвестного.
– Заглохни, козёл, а то выключу. На кого волну гонишь, вахлак? Тебе что, надоело небо коптить, жердина?
– Владимир! Владимир! Оставьте, пожалуйста, в покое профессора! – появляясь в дверях, закричал Макарыч, кидаясь на помощь несчастному учёному.
– Идейного врага надо убивать не кулаками, а пером, – поучал своего защитника публицист, сидя рядом с Вованом на переднем сиденье, когда тот крутил баранку.
– Так бы сразу и сказал. У меня всегда с собою перо. Пырнул бы под ребро и дело с концом. Достал, блин, своим баданием. Ишь ты, не нравится ему, как написал настоящий писатель! А сам он кто?! – разошёлся защитник, до глубины души тронув Сысоя неуклюжей преданностью.
