Валерий Сенин - Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка»
Я помогаю соседям затащить мебель обратно в дом и остаюсь у них ночевать.
Ранним утром в темноте я заколачиваю досками проемы окон на маминой даче, а также прихватываю гвоздями дверь, которая разбухла, обледенела и перестала закрываться.
Я бреду к станции и размышляю о том, как объясню маме то безобразие, какое я сотворил с ее любимой дачкой. Может быть, до весны ничего не говорить? До весны она вряд ли на нее соберется. Или лучше сразу во всем признаться? Что я за олух – дачу испортил, алмазов лишился...
«Наверное, Сидоров летит сейчас на самолете в свой Египет, – предполагаю я, поднимаясь на обледенелую платформу. – Хотя нет, ему надо сначала найти покупателя на алмазы, а еще прежде того вскрыть дипломат. Так что, скорее всего, он его сейчас вскрывает...»
Твою мать! Удача мне вначале улыбнулась, потом показала свою голую задницу и ушла к другому счастливчику – Сидорову, который сейчас ее трахает (как он сам выражается). А во мне просыпается ревность.
К платформе подходит ранняя освещенная электричка, я вхожу в последний вагон. Поезд трогается. Я занимаю свободное место, народу не очень много.
Мужчина, сидящий напротив меня, говорит:
– Судя по вашему унылому виду, у вас неприятности – наверное, украли кошелек с деньгами. Но я помогу вам забыть все печали.
Попутчик достает из сумки литровую бутылку с вермутом, открывает, отпивает из нее треть, протягивает ее мне и говорит:
– Вот универсальное лекарство, самый целительный напиток на земле, с тех пор как я начал его употреблять, я забыл про плохое настроение, давление, простуду, недержание мочи, меня любят женщины.
Я любопытствую:
– И как давно это началось?
– Пятьдесят лет назад.
На вид мужчине чуть больше пятидесяти, поэтому я опять спрашиваю:
– А сколько же вам лет?
– Семьдесят пять, я так хорошо сохранился, потому что ежедневно пью вермут: утром – литр, вечером – литр, и никаких проблем.
Мы проезжаем мимо Кавголовского озера, я спрашиваю:
– А вы знаете, что Кавголовское озеро самое глубокое озеро в мире?
Мужчина отпивает немного и отвечает:
– А мне пофиг, главное, чтобы вермут был всегда под рукой.
В Токсово в вагон заходят контролеры: две женщины и мужчина, которые меня уже штрафовали вчера за безбилетный проезд. Они неторопливо доходят до нас, проверяя билеты у пассажиров и, когда я говорю, что еду без билета, мужчина-контролер басит:
– С вас штраф двести рублей.
Я интересуюсь:
– А почему не сто? Ведь я еду один и без багажа.
Дипломата у меня больше нет, поэтому я не боюсь обострения отношений.
Контролер-мужчина обращается к двум сопровождавшим его женщинам:
– Он один или двое?
Одна из них говорит:
– Вроде бы двое.
А вторая:
– Вроде бы один.
Контролер-мужчина подбрасывает в воздух монетку, ловит ее и говорит:
– Если орел, то один, если решка, то два.
Открывает ладонь, показывает мне решку и улыбается:
– Ну, вот видите, вам не повезло, вас двое, платите двести.
Я беру бутылку вермута у соседа, уже показавшего свой билет, отпиваю из нее и заявляю:
– А у меня только десять рублей, и если вам мало, то можем пройти в отделение милиции в Девяткино и выяснить отношения там.
Мужчина-контролер кивает:
– Все в порядке, гражданин, можете ехать дальше.
Контролеры уходят. Я глотаю немного вермута из бутылки и говорю:
– Эти говнюки сорвали с меня вчера пятьсот пятьдесят рублей.
Мужчина забирает у меня бутылку, допивает остатки вермута, ставит ее на пол и замечает:
– Ты сам им это позволил. Но сегодня ты подкрепил свою волю чудодейственным напитком.
Поезд подходит к станции Девяткино. Я выхожу в тамбур. Состав останавливается, двери с шипеньем раскрываются, и я оказываюсь на обледенелой платформе. После вермута мне намного веселее. Ну, был дипломат с алмазами и пропал, и хрен с ним, проживу я и без него. Пусть Сидоров за меня покайфует.
Решаю ехать сначала к Александре-младшей, ведь она ждет меня еще со вчерашнего вечера и наверняка волнуется... или еще спит: на работу ей не надо вставать так рано, как мне.
Я поднимаюсь на лестничную площадку и застываю с приподнятой ногой: у соседней двери спит Сидоров, а под головой у него мой дипломат. Рядом – пустая литровая бутылка из-под водки (видимо, вторая из вчерашних двух).
Я аккуратно вытаскиваю из-под головы соседа свою собственность, а Сидоров бормочет:
– Идите в задницу, египтяне хреновы... Где у вас тут водочный магазин, блин?...
Затем он переворачивается на другой бок и выкрикивает:
– Товарищ сержант, только не по печени!.. У меня там осколок... с первой мировой... сжальтесь над ветераном трех войн... кровью оплатил вашу сытую жизнь, сволочи!..
Я звоню в дверь рядом и через минуту обнимаю милую, вкусно пахнущую Шурочку и думаю о том, что жизнь прекрасна, когда есть женщина, которую я могу сейчас поднять на руки, унести в комнату и хорошо отлюбить. От такой перспективы во мне вспыхивает горячий огонек желания. А в таких ситуациях я становлюсь человеком действия. Я подхватываю тяжеленькое тело любовницы и прохожу с ней в комнату.
Улыбающаяся Александра обнимает меня за шею и говорит:
– Ах, Игоречек, я ждала тебя всю ночь, только чур ты сперва меня поласкаешь.
– Хорошо, – соглашаюсь я, потому что я всегда соглашаюсь со своими женщинами.
В комнате я опускаю женщину на пол, и мы в ускоренном темпе начинаем друг друга раздевать, свитера и джинсы летят на пол, а маечки и трусики с носками – на стол и на телевизор. Потом я встаю перед Сашенькой на колени, обхватываю ее упругую попку ладонями и отыскиваю губами вход в ее пещерку. Мне очень нравится ласкать ее ртом, а Александра этому всегда рада. Через минуту она стискивает мою голову и начинает двигать бедрами навстречу моему языку. А потом я заваливаю ее спиной на кровать и вместо языка запускаю в пещерку своего давно окрепшего «боровика», как Саша его называет. Женщина ахает, и минут пять мы в бешеном темпе несемся навстречу блаженству. Она добирается до своего немного раньше, чем я, начинает дергаться в судорогах и громко стонать, потом вскидывает руки и тоненько верещит. Сразу за ней рычу я. После этого в моей голове начинают кружиться поэтические строки: «О женщина, о скрипочка, богиня, я словно восхищенный Паганини...»
Я открываю глаза, целую Сашенькины груди и говорю:
– Стихи полезли в голову... Козерожек, во мне, кажется, просыпается поэт.
Александра тоже открывает глаза и просит:
– Прочитай скорее, пока этот поэт в тебе опять не уснул.
– Кружилось, а теперь улетучилось...
– Игоречек, а в моей голове играла музыка Баха, а я была органом, на котором играл сам Бах. Не задирай носа, козерожек, ты меня туда только забросил, а внутри музыки я летала уже сама – маленькая птичка посреди шторма.
– Но Бах – это не шторм, Бах – это вселенная, – не соглашаюсь я.
– А для меня Бах – это шторм.
– Хотя сегодня и для меня тоже. Я чувствую, как меня штормит, – признаюсь я, потому что до сих пор немножечко пьян. – Ты слышишь Баха, а меня штормит.
– Надо тебе покушать – и шторм прекратится, – предлагает Александра. – У меня приготовлены очень вкусные овощи и есть сок.
– У тебя есть и кое-что повкуснее, – говорю я, беру в рот сосок Сашенькиной груди и начинаю нежно его посасывать.
Ее это всегда возбуждает, она начинает теребить волосы на моей голове и говорит:
– Ах, Игорек, как волнующе у тебя это получается. Неужели я действительно для тебя такая вкусная?
Я отрываюсь от соска и говорю:
– Такая вкусная, что я готов делать это с утра до вечера.
Александра удивляется:
– Но тогда я буду кончать по пять раз в день...
Я предлагаю:
– Не будем с этим торопиться, а пойдем выпьем твоего сока, что-то в горле пересохло.
В квартире тепло, поэтому мы, не одеваясь, идем в кухню. Сашенькина попка так заманчиво двигается из стороны в сторону, что я не могу не шлепнуть ее. Я шлепаю и спрашиваю:
– Женщина, вы не подскажете, чья это здесь мелькает сладкая попка?
– Твоя, – улыбается женщина.
– Моя – костлявая и волосатая, и когда я вижу ее в зеркале, то всегда пугаюсь.
– А мне твоя волосатая попка очень нравится, у мужчины и должны расти на теле волосы, они же ближе к животному миру, чем мы.
Мы садимся на табуреты, я разливаю из пакета по кружкам сок, и Александра говорит:
– Игорек, давай выпьем за наших детей.
– Давай.
Мы пьем сок, потому что спиртного в доме нет, а шампанское вчера заглотил Сидоров. Но это и хорошо, так как нам надо на работу, я уже и так на нее опоздал, и от Каца мне сегодня достанется, может даже лишить премии.
Я спрашиваю:
– Сашенька, а ты идешь сегодня на работу?
– Игоречек, ты, наверное, забыл о дипломате, открой его и, возможно, все наши материальные проблемы будут решены, и на работу не надо будет ходить, как на каторгу. Милый, ты совсем забыл об этом подарке судьбы.
