Валерий Сенин - Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка»
Поезд трогается, а Сидоров закрывает глаза и начинает громко и с завыванием читать:
Я по первому снегу бреду, блин,
В сердце ландыши вспыхнувших сил, блин,
Вечер синею свечкой звезду, блин,
Над дорогой моей засветил, блин...
Он читает минут пять, потом открывает глаза и спрашивает:
– Ну, и как?
– Хорошо, только ведь это Есенин.
– Я знаю, что Есенин, блин, но мне так не написать и поэтому мне мои стихи читать не хочется.
В Токсово в вагон заходят контролеры: две крупных женщины и еще более крупный мужчина. Они неторопливо доходят до нас, я лезу за билетами в карман куртки и не нахожу, я обыскиваю все свои карманы и опять не нахожу. Я смотрю на Сидорова и спрашиваю:
– Слава, может быть, билеты у тебя?
Он удивляется:
– Да ты что, Игорь, у меня их никогда не было, ты же их покупал, блин, и я видел, как ты засунул их у кассы в карман, может быть, блин, у водочного киоска обронил, когда деньги доставал.
– Может быть, – соглашаюсь я и говорю контролерам: – А у нас билетов нет. Я, кажется, их выронил в Мурино.
Застывшие лица контролеров оживляются, женщины улыбаются, а мужчина говорит басом:
– Платите штраф за себя, за жену и за багаж, итого пятьсот.
Я хочу отдать деньги, но меня опережает Сидоров своим криком:
– Какие пятьсот, блин, ведь за человека штраф сто рублей, и в сумме получается двести, а багажа у нас нет!
– А дипломат у окна разве не ваш? – спрашивает контролер-мужчина.
– Мой, – отвечаю я.
А Сидоров продолжает:
– А дипломат, блин, это ручная кладь, за нее платить не надо!
– Как это не надо? – удивляется контролер-мужчина. – Дипломат стоит на полу, значит, это багаж, вот если бы он стоял у вас на коленях, тогда он был бы ручной кладью. А так он стоит на полу, значит, это багаж, платите за него рублики.
Сидоров не унимается:
– Но штраф за багаж, блин, пятьдесят рублей, а вы просите двести пятьдесят за один багаж.
Контролер-мужчина опять удивляется:
– Кто?! Я прошу двести пятьдесят за один багаж? Да не может этого быть, я прошу за один багаж – пятьдесят, за два – сто, за три – сто пятьдесят. У вас шесть багажей, значит, в сумме вы мне должны триста рублей, за мужа и жену – двести и плюс триста за шесть багажей. Платите.
Сидоров возмущается такими вычислениями и спрашивает:
– Да где же вы увидели шесть багажей, блин?! Один дипломат и все!
Мужчина-контролер добродушно улыбается:
– Да вот же еще четыре багажа – это бутылка водки, два стакана и банка с огурцами. Это все ваше?
– Наше, – отвечаю я, а озверевший Сидоров вопит:
– Тогда полбуханки хлеба тоже багаж, штрафуйте и за нее, блин!
Мужчина-контролер согласно кивает головой:
– А вы, девушка, правы, я действительно не заметил седьмого багажа, значит с вас пятьсот пятьдесят рубликов. Платите или пройдем в отделение милиции в Токсово, там вас научат правильно ездить на электричках.
Я достаю деньги, отдаю их контролеру, потому что мне совсем не интересно оказаться в милиции со своим дипломатом.
– Знаете, уважаемый, – объясняет контролер, – у нас закончились штрафные квитанции, я честный человек, я заполню их потом, но если вы мне не доверяете, то тогда пойдем разбираться в Токсовское отделение.
Идти разбираться в отделение я по-прежнему не желаю, поэтому говорю:
– Мы вам верим, можете сами заполнить потом штрафные квитанции.
Контролеры уходят, а Сидоров разливает по стаканам водку и говорит:
– Игорек, зря ты им столько много отдал, ты же не миллионер, блин, дал бы двадцать рублей, и они бы отвязались.
– Но у меня не было мелких денег. К тому же я не люблю скандалы.
Сидоров хвастается:
– А я бы мог их убить голыми руками, блин, но не стал, потому что не убиваю за такие маленькие деньги.
Я удивляюсь и спрашиваю:
– А за большие ты убиваешь?
– В Чечне убивал, но это все в прошлом. Один индусский атолла, который хотел обратить меня в иудейскую веру, сказал, блин, что бог меня за все простил, но я думаю, что атолла врет, потому что боль в моей душе не проходит, блин, поэтому я и не довожу себя до трезвого состояния, давай выпьем.
Мы опять беззвучно чокаемся и выпиваем. Поезд в это время проходит мимо заснеженного Кавголовского озера. Сидоров спрашивает:
– А ты знаешь, что Кавголовское озеро, блин, самое глубокое в мире?
– Нет.
– Теперь знаешь, блин. Его глубина тыща сто двадцать метров.
– А я и не знал, что озера бывают такими глубокими.
– Теперь знаешь.
Мы выпиваем еще по стаканчику, и бутылка заканчивается.
Наконец поезд подходит к станции Пери. Я подхватываю дипломат, и мы выгружаемся из вагона. Платформа немного раскачивается, но не потому, что от нее отходит поезд, а потому, что я сильно пьян, я пьян в стельку или в доску, или в дупель, меня штормит, я держу Сидорова под руку и что-то пою о горькой лаванде. Сидоров подводит меня к магазину и требует:
– Арбатов, возьми, блин, еще пару литров водки, а потом пойдем к тебе на дачу.
Я соглашаюсь, мы заходим в магазин и покупаем два литра водки. А еще через пять минут я пытаюсь открыть входную дверь небольшого домика. Ключ не хочет попадать в замок или замок уворачивается от ключа. И зачем я так много выпил? Сидоров ждет три минуты, отбирает у меня ключ и легко открывает дверь. Мы входим в дом, я ставлю дипломат на пол и вдруг спрашиваю Сидорова:
– Слава, а ты не хочешь заработать миллион?
– Хочу, – отвечает Сидоров. – За лимон я убью и президента... какой-нибудь компании, голыми руками, блин.
Я включаю свет, а Сидоров подходит к столу, ставит на него бутылки, потом вытаскивает из шкафчика стаканы, а из холодильника тушенку, квашеную капусту и говорит:
– Банкет продолжается, господа присяжные заседатели, блин, но командовать парадом буду не я.
– А кто будет? – спрашиваю я.
– Ты, потому что ты хозяин. Или замхозяина.
Сидоров наливает по полстакана водки, берет свой, теперь уже звонко чокается с моим и говорит:
– Арбатов, ты хороший мужик, блин, но за такую маленькую зарплату я не буду пилить твои дрова.
Я улыбаюсь:
– Слава, ты тоже отличный человек, и я заплачу тебе полмиллиона баксов.
Сидоров тоже улыбается:
– Арбатов, да ты совсем кривой, блин, полмиллиона баксов ты заплатишь ключнику Петру за пропуск в рай, блин, а мне хватит двух литров водки в сутки. С закуской, конечно. Надо затопить печь, у тебя тут не Африка.
Сидоров кажется мне прекрасным человеком, так что почему бы с ним не поделиться? Я говорю:
– Слава, у меня в дипломате алмазы на два миллиона долларов – случайно повезло, – и если их удачно продать, то хватит на четверых.
Сидоров интересуется:
– А кто третий и четвертый?
– Моя жена Александра и любовница Александра. Да! И еще мама пятая.
– Арбатов, ты, пьяный, смешнее, блин, чем мой отец: он после второго стакана предлагает издать мои стихи в Америке и сделать из меня второго Бродского.
– А кто твой отец?
– Да никто, пенсионер нищий, получит пенсию, блин, пропьет ее за четыре дня, а потом ходит и собирает пустые бутылки. Давай-ка лучше выпьем, миллионер хренов.
Мы чокаемся, выпиваем, закусываем, и я говорю:
– Слава, ты не обращай внимания на то, что я выпил лишнего, я не брежу и говорю совершенно серьезно: у меня в дипломате алмазы из Сибири, и именно за них бились бандиты тогда перед домом, а один из них с дипломатом ухитрился прыгнуть на мой балкон и там умер, ну, а его труп ты помогал мне перетаскивать на балкон Галкина.
Сидоров перестает улыбаться и спрашивает:
– И что же, этот дипломат сейчас здесь?
– Да, – радостно отвечаю я. – Я об этом тебе и толкую, мне ужасно повезло, а ты прекрасный человек, и я хочу с тобой поделиться, и ты сможешь издать свои стихи в Америке.
Абсолютно трезвый Сидоров говорит:
– Арбатов, это не похоже на розыгрыш, блин. Два лимона баксов – это такая охеренная сумма, за которую и Христос бы продался, но ему столько никто не предлагал. Давай-ка выпьем за эту тему, а потом откроем дипломат и посмотрим на алмазы. Я никогда их не видел, блин, два лимона баксов – это же суперсумма.
– Давай, – соглашаюсь я.
Сидоров наливает по полному стакану, как-то странно смотрит на меня и спрашивает:
– А ты, блин, не боишься, что я тебя убью?
Взгляд Сидорова становится пронзительным, он пригибает меня к земле. Маленький и щуплый Сидоров вдруг преображается в большого и грозного мужчину-зверя, в леопарда, готового прыгнуть на меня, прыгнуть и убить. Ощутив опасность, я перестаю улыбаться и отвечаю:
– Боюсь и поэтому отдаю дипломат тебе, а мне, если честно, деньги не нужны, мне вполне хватает зарплаты токаря, и мои Александры не привычны к большим деньгам.
Взгляд Сидорова смягчается, и он спрашивает:
– Арбатов, а ты что, альтруист, блин, что ли?
– Наверное, – пожимаю я плечами.
Сидоров окончательно становится прежним и говорит:
