Сергей Власов - Фестиваль
– Ну и что?
– А ничего. Как видишь, до сих пор в женихах ходит. Давай я сейчас всех отправлю, и мы останемся вдвоем…
– Нет, Миша, я так сразу не могу.
– Ну что значит сразу? Мы же знакомы много лет.
Жигульский приблизил к глазам девушки свое пучеглазое лицо, и она с ужасом увидела на расстоянии двух носов его кариесные гнилые зубы вперемежку с летящей в разные стороны проспиртованной слюной.
– Ты бы хоть зубы себе другие вставил!
Жигульский обиделся:
– У меня других нет. Что значит вставил? Пальцем я себе их вставлю? Я тебе дантист, что ли?
– Короче, пока не вернешься от протезиста, никаких разговоров об интимной близости быть не может.
– Сучка ты, Машка. И потаскуха. Уходи из моего дома, я тебе от него отказываю.
– Ты – мне?! – Маша ухватила со стола кружку с коктейлем и выпила содержимое ее до дна.
Ввиду отсутствия поэтессы Алик пересел поближе к Светлане и положил ей руку на коленку.
– Светочка, вы знаете, что я пишу стихи?
Света убрала руку, вспомнила Ванин проступок, вернула руку назад и сказала:
– Почитайте мне что-нибудь.
– Да-да, больной, это вам пойдет сейчас только на пользу, – поддержал девушку врач Николай Николаевич.
Алик приобнял Свету за плечи и начал:
Вставив в зубы сигарету «Данхилл»
И слегка прищурившись от дыма,
Я вам повторяю: я не ангел,
И земное мне необходимо.
Мне обрыдли выставки полотен,
Омерзело каменное пенье,
Милая, ведь я же не бесплотен,
Не надейтесь на мое терпенье!
От театра я изнемогаю,
Симфоняк мне надоело слушать.
Я вам шанс последний предлагаю –
Приглашаю вечером откушать.
Как сигару, как бокал рейнвейна,
В сторону отставив длинный ноготь,
Я вас обниму благоговейно
И начну губами нежно трогать.
Словно рыбу на доске для резки,
Вдруг вас распластаю на диване –
И на люстре зазвенят подвески,
Им ответит ложечка в стакане.
Я издам свирепое рычанье,
Упиваясь мигом вожделенным,
И от рыка содрогнется зданье,
Зазмеятся трещины по стенам.
Мы плывем в галактике квартиры
Сквозь туманность рухнувшей побелки,
А вдали звенят созвездьем Лиры
Битые стаканы и тарелки…
Сначала слушатели зааплодировали, а потом Степан глухо произнес:
– Здорово. Особенно про побелку – здорово.
Николай Николаевич хрустнул суставами пальцев и важно сообщил:
– А вы знаете, больной, вы – исключительно талантливый человек. Я немного разбираюсь в людях, в причинах и следствиях их поведения, и поэтому, когда увидел вас, у меня возник ряд вопросов. Теперь же одним своим стихотворением вы все их сняли.
– Спасибо, – поблагодарил Алик и чмокнул Свету в щеку.
Савотин тут же подошел к девушке Лене и чмокнул ее в щеку тоже.
Доктор нервно посмотрел на часы и подумал: «Если Дмитрий разойдется, его потом не остановишь. Тогда на кой хрен я вызывал своих медсестер?»
С кухни вернулась поэтесса.
– Ты многое пропустила, дорогая, – ввернула Светлана. – Алик нас просто всех поразил своим поэтическим талантом.
– А между прочим, меня Жигульский только что выгнал из своей квартиры. И поэтому я сейчас отправлюсь к себе домой. Посижу с вами пять минут и отправлюсь.
Степан быстро налил девушке волшебного напитка и сунул его ей прямо под нос.
– Скажите, Степа, а чем вы разбавляли спирт?
– А вы не обидитесь?
– Так поздно обижаться – все уже напились до отвала.
Степан ухмыльнулся:
– В спирт я добавил немного найденного в холодильнике сока, минимальное количество настойки из женьшеня плюс лимонад «Буратино», который я всегда вожу с собой, так как он является основным ингредиентом коктейля после спирта.
– Всего-то? А получилось довольно вкусно.
– Стараемся…
– А сколько вам лет, Степан?
– Двадцать шесть с половиной.
– Вы меня так упоили… Не могли бы вы меня сопроводить домой, поскольку в этом пристанище человеческих пороков я уже являюсь персоной «нон грата».
– С превеликим удовольствием.
Вероятно, Жигульский подслушивал под дверью, потому что появился сразу же после Степиного ответа:
– С каким таким удовольствием? Я ее сам отвезу, а еще лучше – оставлю у себя.
– Размечтался…
Жигульский решительно подошел к поэтессе и встал рядом, всем своим видом показывая, что отступать не намерен.
Николай Николаевич примирительно заметил:
– Ребята, скоро все поедете. Больному нужен отдых. Сейчас приедет вторая бригада снимать ему электрокардиограмму.
– Тогда давайте по последней, – предложил Савотин.
В это время в прихожей гораздо монотоннее, чем днем, затренькал телефонный звонок.
– Это вас… – сказал Жигульский, передавая трубку Николаю Николаевичу.
Разговор, судя по всему, был нервный и нелицеприятный. Доктор вернулся к столу с видом человека, проигравшего в рулетку последние деньги. Обращаясь к Савотину, он грустно сказал:
– Дима, должен тебя огорчить, но сегодняшний демарш отменяется. У меня срочный вызов.
Когда медики наконец ушли, через пару минут внизу хлопнула дверь парадного, – на улице раздались выстрелы.
Глава сороковая
– Привет, Сергей Львович, ты собираешься сегодня посетить международный фестиваль авангардной симфонической музыки?
– Здравствуйте, Ирина Львовна. Да вот сижу и думаю: ехать – не ехать…
– Ты знаешь, я предлагаю сегодня нам совместно там побывать, у меня есть по поводу него пара соображений финансового характера.
– Вы хотите со мной ими поделиться? – Мондратьев поудобнее уселся на кушетке возле телефонного аппарата и закурил.
Ловнеровская как всегда была в своем репертуаре: невидима, элегантна и эгоистична:
– Соображениями – да, деньгами – пока нет.
– А когда будет и деньгами – да?
– Когда мы с тобой встретимся, я поставлю тебе задачу, а ты ее выполнишь. Причем – с успехом.
– Согласен, Ирина Львовна. С вами я на все согласен. У меня к вам тоже есть одно предложение. Мне поручили на российском телевидении одну работенку, но для ее осуществления у меня просто нет времени. А отказываться наотрез не совсем удобно. Между прочим, неплохо оплачивается.
– Ну вот видишь, как замечательно: на ловца и зверь бежит. Кстати, ты слышал, что на вчерашнем фестивальном дне музыканты отказались играть?
– А где бы я это мог услышать? Флюсовский Клаус еще не та фигура, чтобы о нем передавали такие интимные подробности.
– Ну, сюжеты-то в «Вестях» и других менее значимых программах идут.
– Ирина Львовна, вы же понимаете – это чистая заказуха. А кто же в оплаченных материалах будет сообщать о своих трудностях и проблемах?
– Пожалуй, Сережа, ты прав. Ну, так во сколько сегодня встречаемся?
– Так… Одну секунду… Я смотрю свой ежедневник. Так… Через два часа у меня встреча на Третьем канале. Блин, Ирина Львовна, какие же там работают придурки…
– Это у них генеральный директор – бывший инструктор ЦК КПСС, уволенный оттуда за взятки?
– У них. А программный запирается у себя в кабинете и пьянствует – не поверите, Ирина Львовна, – с буфетчицей.
– Так чего им, Сережа, от тебя надо?
– Да глупость разную предлагают.
– Ну, так короче. Ты сориентировался?
– Да. Все, предлагаю в семнадцать часов непосредственно возле памятника Владимиру Владимировичу.
– Маяковскому?
– Я пока других великих Владимиров Владимировичей не знаю.
– Я пока тоже, – тихо сказала Ирина Львовна и положила трубку на привычное для нее место.
День обещал быть насыщенным на события, и ощущение этого почему-то именно сегодня вызвало у Ирины Львовны чувство непонятной тревоги. «Так нельзя, надо успокоиться», – решила она и взяла с полки томик любимого О. Генри.
Проведя в обществе благородных жуликов Джеффа Питерса и Энди Таккера что-то около часа, она вернулась в варсонофьевскую реальность уже гораздо более спокойной.
Подойдя к комнате Валерия Москалева, ответственная квартиросъемщица стукнула по ней несколько раз стертым почти до основания каблуком героического дореволюционного ботинка и прислушалась. За дверью что-то активно зашуршало, раздались приглушенные звуки страстных поцелуев, закончившиеся призывным вздохом, после чего все опять стихло.
– Валера! – хрипло рявкнула Ловнеровская. – Открывай, мерзавец, ты мне нужен!
Она ехидно усмехнулась и начала медленно, чтобы не растревожить больную спину, нагибаться, намериваясь разглядеть в замочную скважину эротический театр военных действий.
Подсматривать в замочные скважины было одним из любимейших занятий Ирины Львовны, которому она предавалась со страстью многие годы. Даже при наличии самых капризных жильцов она самолично врезала замки с максимальными размерами отверстия для ключа, мотивируя это нормативами правил противопожарной безопасности и «Кодекса жильцов коммунальной квартиры».
