Сергей Власов - Фестиваль
– А всем посетителям раздать по увесистой мухобойке…Кстати, о мухах. У меня есть по этому поводу пара лирических поэтических зарисовок. Желаете послушать?
– Конечно, желаю…
– Сказано – сделано…
Без имени, без отечества
Летает под небесами
Огромное их количество,
Но ты – Цокотуха – с нами.
Тебя ощущаю кожею,
Глаза различаю близкие,
И вместе с твоею рожею
Приходят инстинкты низкие.
С тобой перелетной птицею
Который уж день я ухаю:
– Не трогайте нас, милиция,
Мне так хорошо под мухою…
– Как?
– Мне понравилось.
– Тогда еще:
Муху-Цокотуху по ночам ловлю,
Как поймаю – к уху,
Пожужжи…
Люблю.
Не пылит дорога,
Не шумят листы,
Пожужжи немного
Отдохнешь и ты…
– А это стихотворение – вообще, гениально…
– Ну, вот видишь… Слушай, я опять забыл, как тебя зовут.
– Лена… Хотя на самом деле в третий раз интересоваться, как имя девушки – в течение одного часа – это хамство…
– Хамство, конечно, – согласился писатель, – но сделай скидку на мой возраст. Понимаешь, невероятно, но факт – с годами люди стареют, в связи с чем у них ухудшаются здоровье, память и все такое другое…
– Тогда не надо приставать на улице к молоденьким девушкам. Тем более это аморально!
– Больше не буду, – пообещал Сергей. – Зачем мне к кому-то приставать, если я уже с тобой познакомился. Давай вечером сходим куда-нибудь, посидим, выпьем.
– Почему нет… А во сколько?
– Ну, мне нужно еще в Госдуму забежать на часок, потом – еще в одно место и… И до следующего вторника я абсолютно свободен! Буду вести себя разухабисто, прожигать жизнь, приставать к тебе, не будучи представленным. А ты – ко мне…
– Размечтался! Я девушка…
– Не говори больше ничего! Этого хватит. Просто и ясно. Я – девушка. Я буду об этом писать. Я настрочу поэму и посвящу ее тебе, Ленка. Видишь, я уже запомнил твое имя, оно уже вошло в мое героическое сердце. Так что, не отказывай мне ни в чем или, хотя бы соври, что не будешь отказывать, иначе у моего главного, после мозгов и души, органа может случиться преждевременный инфаркт…
– Ненормальный!
– Ну и что? А как может быть нормальным вообще писатель, тем более писатель-сатирик, и еще тем более мечтающий разбогатеть литературным трудом? Никак. Потому что для этого нужно писать так, чтобы вас прочли люди, имеющие дело с мотыгой и отбойным молотком и считающие, что Марк Твен жив, а доктор Геббельс был врачом.
Лена засмеялась:
– А я знаю анекдот из этой серии!
– Ну, так поведай…
– В совковые времена выступает на собрании ткачих ударница и говорит: «Я не знаю, где это Чили и не знаю, что такое Хунта, но если эти козлы завтра же не отпустят Луиса с карнавала, я больше на работу не выйду…»..
– Смешно. Только почему она на работу-то решила не выходить?
– Из солидарности…
– А-а-а…Вот теперь все понятно…
Тут девушка неожиданно посерьезнела и задала только с виду наивный, но на самом деле крайне коварный вопрос своему матерому визави:
– Сергей, а что такое «талант»?
Флюсов не любил серьезных вопросов от несерьезных собеседников, но для новой знакомой сделал исключение:
– Ремесло – это область человеческой деятельности, где успеха можно достичь тренировками, усидчивостью, в конце концов, с помощью опыта, причем – любого, в том числе, и самого дурацкого. Талант же – от Бога, его достичь ни этими, ни другими составляющими нельзя. Поэтому он и непонятен, понятно лишь его предназначение – улучшать мир.
– Здорово! А я, кстати, тоже пишу стихи… Все говорят, что у меня большая склонность к поэзии.
– Знаешь, дружок, поэт-пародист Александр Иванов однажды сказал: «Не писал стихов – и не пиши…» Дальше я не помню. Но это, разумеется, не про вас, мадемуазель. Все дело в том, что творчество – субъективно. К тому же на него в большей мере, чем на что-либо другое, распространяются законы, закономерности и все остальное: научное, антинаучное и даже потустороннее. Жванецкий и Хазанов будут нести со сцены полную околесицу – и зал будет рыдать от восторга, захлебываясь смехом и тараща глаза на «гениальных» исполнителей. Если же то же самое будет читать кто-то другой, причем на том же уровне исполнительского мастерства – реакции зрителей может и не быть совсем. Плеваться они, скорее всего, не будут и в конце вежливо поаплодируют, но не более того. Или другой пример. Известный артист работает в концерте – читает монологи в Театре эстрады четыре дня подряд. Три дня все идет замечательно – зритель принимает его по высшему разряду – цветы, слезы умиления и малограмотные поселянки у служебного входа с ученическими тетрадками для автографов. А на четвертый день погода меняется, с утра льет дождь, и вечерний концерт, а вместе с ним и номер известного артиста летят к ядреной бабушке. Почему? А потому, что в дождь зрителю хочется спать. Люди у нас и так инертны, аморфны и фригидны. А в дождь… Аплодисменты – жидкие, артисты – в шоке, в результате всего – послеконцертное пьянство вперемежку с сомнительными связями.
Девушка уже давно что-то собиралась сказать, но не прерывала Сергея из-за природной вежливости. Проницательный писатель это заметил:
– Секунду, Ленок, а то забуду. Я же по поводу стихов хотел сказать. Так вот, стихи должны оцениваться только с одной точки зрения – точки зрения энергетики. Вас что-то волнует – вы об этом пишите, передавая энергию бумаге посредством написания букв и слов. То есть происходит переход эмоций на бумагу, а потом – обратно, когда стихи кто-то читает. В зависимости от силы воздействия на читателей и надо оценивать написанное. И вот что я подумал. Надо переименовать Министерство энергетики в Министерство стихов, а тебя назначить первым заместителем министра.
– А министром будете?
– Ну, а кто же еще.
– Скажите, Сергей, а как к вам относятся в писательской среде?
– Нормально, но есть и завистники. Им никто не нравится, кроме неудачников. Тех они любят жалеть и гладить по головке. Ты, надеюсь, понимаешь, что я имею в виду.
– Не совсем.
– Ну, это, может, и к лучшему. Значит, многие завидуют, остальные – уважают, но и те и другие признают мой несомненный талант.
– Хвастун!
– Нет, я не хвастун. То, что я говорю о себе – это правда! Объективная реальность, данная нам или вам всем в ощущениях. Ты знаешь, мне, к сожалению, уже пора. Я предлагаю продолжить нашу беседу вечерней порой где-нибудь в районе двадцати двух часов… Место встречи – Чистопрудный бульвар, возле памятника Грибоедову. Идет?
– Хорошо, – согласилась Лена, – постараюсь быть. А вы сейчас правда пойдете в Думу?
– Правда. У меня там намечена встреча с двумя очень известными в нашей стране людьми: депутатом Казимиром Златопольским и телеведущим Валерием Канделябровым.
– Вы и с ним знакомы?
– С которым из двух?
– Ну, неважно, – смутилась Лена. – Вечером расскажете?
– Разумеется, расскажу. Официантка, я пошел, счет принесете девушке…
Лена вздрогнула:
– Понимаете, у меня с собою совершенно нет денег. Я в залог могу паспорт оставить.
Почувствовав неладное, крашеная барменша моментально метнулась из-за стойки к столику:
– Никаких документов не принимаем. Вообще ничего не принимаем, кроме рублей и долларов.
Сатирик внимательно, с укоризной посмотрел на свою новую знакомую.
– Ну, эта-то ладно, – он указал глазами на работницу общепита. – Ей дурой по штату быть положено, но как ты, студентка высшего учебного заведения, могла подумать, что тебе придется за меня платить.
– Так вы пошутили?
– Пошутил. К сожалению, неудачно.
Глава пятая
– Пожалуйста, проходите. Казимир Карлович вас ждет. – Руководитель пресс-службы МППР Людмила Борисовна Носова вежливо приоткрыла дверь, за которой слышались знакомые интонации почти что национального героя.
Флюсов с Канделябровым смело шагнули в новый этап своей совместной творческой деятельности. За последние пару месяцев они бывали здесь частенько, обсуждая с лидером мануал-партократов идею создания полнометражного художественного фильма со Златопольским в главной роли.
Сегодня встреча обещала быть определяющей: или гениальный политик дает окончательное согласие на то, чтобы стать еще и гениальным актером, или… Об альтернативном варианте думать не хотелось – слишком много сил и нервов было положено на переговоры, уточнения деталей, написания сценария и многое-многое другое.
– Привет, друзья. Присаживайтесь, – на удивление спокойно сказал Казимир Карлович и сразу же почему-то вышел из кабинета, оставив гостей под присмотром Людмилы Борисовны, своего первого помощника Финакова и начальника личной охраны Махрюткина Владимира Михайловича, бывшего до недавнего времени секретарем парткома Девятого управления КГБ.
