Самуил Шатров - Нейлоновая шубка
Обзор книги Самуил Шатров - Нейлоновая шубка
Нейлоновая шубка
Новелла о нейрохирурге МОТОВИЛИНЕ
Глава первая
Накануне отъезда в Москву профессор Мотовилин купил жене шубку. Нейлоновую шубку цвета лунного серебра. Продавец зарубежного универмага сказал профессору, заворачивая покупку:
— Мосье! Ваша дама получит дивный подарок. Это поистине синтетическая вещь! Элегантные формы и линии манто сочетаются с нежнейшим цветом. Шубка легка, как пушинка, и горяча, словно доменная печь. Она согреет вашей даме не только душу, но и сердце.
— Шубы не согревают, — возразил профессор, любивший точность. — Они лишь сохраняют тепло человеческого тела. Так, по крайней мере, утверждает физика.
— О да! Вы правы, мосье! — поспешил согласиться продавец.
Он был хорошо воспитан. Он знал, что никогда не следует возражать покупателю, тем более когда товар продан.
Спустя шесть часов профессор был уже в Москве. Он вручил подарок жене. Увы! Первая примерка не принесла радости. Лунное серебро висело на миниатюрной Нине Михайловне, словно маскировочный балахон на огородном чучеле.
— Какой просчет! — искренне огорчился профессор.
Мотовилин славился среди коллег-хирургов непревзойденной точностью руки и глаза. Его хирургический нож не ошибался и на десятые доли сантиметра. А тут профессор дал маху минимум на два размера.
— Как же меня угораздило! — сказал Мотовилин. — Мне казалось, что ты значительно выше.
Жена Мотовилина легко перенесла удар. Вещи не составляли единственного смысла ее жизни. Она сказала:
— Стоит ли огорчаться, Егорушка? Право, это пустяки. У моего драпового пальто вполне приличный вид. К тому же я привыкаю к старым вещам. Мне трудно с ними расставаться.
— Запамятовать рост, размер талии и объем грудной клетки собственной жены! Нет, в этом есть что-то склеротическое.
— Ты и в дни молодости этого не знал, — мягко напомнила супруга. — И поверь, я не сетую. Мужчине не пристало возиться с тряпками. Я не люблю тряпичников.
— Моя жена — святая и достойная женщина! — воскликнул профессор. То было любимое изречение Леонара Менетрие, владельца харчевни «Королева гусиные лапы». Профессор почитал Анатоля Франса и часто повторял вслух мысли и афоризмы его героев.
В ближайшее воскресенье чета Мотовилиных отнесла нейлоновую шубку в комиссионный магазин. В тот день за фанерной перегородкой с табличкой:
Прием на комиссию вещей
дежурили двое: низкорослый молодой человек лет тридцати в пушистом вязаном жилете и пышнотелая брюнетка, чьи роскошные формы с трудом вмещались в черное муаровое платье строгого покроя. Платье угрожающе потрескивало, когда его хозяйка протягивала руку за вещью, которая, кстати, согласно правил, не должна быть слишком старой, поношенной, грязной, заплатанной, лицованной или побывавшей в чистке.
Молодой человек, известный в широких деловых кругах «Скупторга» под кличкой «Веня-музыкант», небрежно принял шубку и бросил ее на широкий дубовый прилавок, до блеска отполированный вещами. На лице оценщика появилось брезгливо-скучающее выражение. Оно как бы говорило: «Вот опять люди заставили меня возиться с каким-то тряпьем. Тошно!»
Беглый осмотр искусственного меха не принес оценщику морального облегчения. Он вздохнул и подбросил шубку. Описав в воздухе мертвую петлю, она плавно опустилась на прилавок подкладкой кверху. Вениамин Павлович взял хирургический скальпель, подпорол подкладку и заглянул вовнутрь.
— Что ж, можно принять, — вяло сказал он, свернул рулоном шубку и затолкал под прилавок, словно это был кусок мешковины.
— Пишите, Матильда Семеновна.
Брюнетка потянулась за квитанционной книжкой, и ее платье затрещало, будто материю испытывали на разрыв.
Веня-музыкант закурил «Казбек» и начал диктовать:
— Шубка из нейлона. Размер — пятьдесят. Импорт. Десять процентов износа.
Она еще совсем новая, — несмело вставила жена профессора.
— Ненадеванная? — иронически улыбнулся Веня, обнажая зубы.
У него были прекрасные, ровные мелкие зубы, много зубов, казалось даже больше, чем полагается для нормальной челюсти.
— Разве вы сами не видите? — удивился профессор.
— А вы что думаете на этот счет, Матильда Семеновна?
— Что мне думать! Я еще не встречала ни одного сдатчика, который бы честно признался, что он принес надеванную вещь!
— Вы, надеюсь, не подозреваете меня в сознательной лжи, — покраснел профессор.
— Упаси бог! — спохватился Веня, боясь, что игра может зайти слишком далеко. — Слово клиента для нас закон. Матильда Семеновна, будьте настолько любезны, зачеркните слово «износ» и напишите «новая». Оценка две тысячи!
— Всего? — удивилась Нина Михайловна.
— За вычетом семи процентов комиссионных, вы получите на руки одну тысячу восемьсот шестьдесят…
— Не слишком ли это дешево, Егорушка? — спросила жена профессора.
— У нас, граждане, государственная организация, — с достоинством сказал Веня. — Возможно, на Тишинском рынке тунеядцы-маклаки дадут вам дороже, но я не могу.
— Я вас понимаю, — быстро согласился профессор.
— Если хотите знать, вещь больше не стоит. Передо мной не каракуль, не песец и даже, извините, не задрипанный кролик. Передо мной всего-навсего нейлон. Разве это мех?
— А что это? — полюбопытствовала жена профессора.
— Ничего. Если мех делают из нефти, из древесных опилок, из дыма, это уже не мех, а черт знает что!
— Однако вы консерватор, — улыбнулся профессор.
— Называйте меня как хотите, но я уважаю тот мех, на который затрачен труд. Возьмите манто из белки. Это вещь. Белку надо добыть. Попробуйте походить за ней по тундре!..
— По тайге, — поправил профессор.
— Это одно и то же. Тундра не сахар, и тайга не мед. Походите по тайге в пятидесятиградусный мороз. Найдите белку. Выстрелите ей в глаз. Потом найдите еще одну. И еще, и еще… Подсчитайте, сколько надо настрелять белок для приличного манто?! Сколько нужно времени и сил!
— Ваше сравнение белки с нейлоном неправомерно, — возразил профессор. — В средние века на производство телеги затрачивалось больше времени и усилий, чем нынче на выпуск мотоцикла. Из этого не следует делать вывод, что телега лучше…
— А вы знаете, что ваш нейлон при пятнадцати градусах мороза можно выбросить на помойку?
— В первый раз слышу, — сознался профессор.
— К тому же нейлон не оформлен под натуральный мех, а является его произвольной модификацией.
Веня-музыкант любил щегольнуть специальными терминами, почерпнутыми на курсах повышения квалификации. Он интуитивно понимал, что научная терминология способна не только кратчайшим путем доносить чужие знания до чужой головы, но и отлично камуфлировать собственные мысли, если их надобно скрыть.
— Произвольная модификация имеет большое значение, — пояснил Веня.
— Вероятно, поэтому вы и расцениваете шубку дешевле, — догадался профессор.
— Я ничего не расцениваю. За меня это сделали умные люди. — И Вениамин Павлович извлек из-под прилавка толстенную книгу, напечатанную петитом.
Профессор с уважением посмотрел на объемистый том, в котором с трудом умещался перечень вещей, носимых человеком.
— В комиссионном магазине палеолита, — задумчиво молвил он, — книга расценок занимала бы совсем мало места. В ней была бы записана всего одна вещь: шкура пещерного медведя. Теперь же, чтобы описать и оценить носильные вещи современного человека, требуется том, вмещающий тысячи наименований. Как по-вашему, о чем говорит этот факт?
— О том, что мы не хотим обманывать наших клиентов, — отозвалась Матильда Семеновна.
— Вы мельчите вопрос, — улыбнулся профессор. — Этот факт свидетельствует о поступательном движении человеческой цивилизации, сопровождающемся изумительным ростом материальной культуры.
— Не без того, — поспешил согласиться Веня. — Цивилизация действительно двигается вперед. За ней не угонишься… Так как вы решили? Отдаете за две?
— Можно мы еще подумаем? — сказала жена профессора.
— Боже мой! — вскричала Матильда Семеновна, и ее пухлое лицо изобразило страдание. — Чего еще людям надо? Дают же хорошую цену. Так нет, обязательно нужно нажиться! Продать втридорога, из-под полы…
— Вы не слушайте ее, — сказал Веня, — она нервная женщина, общественница, редактор нашей стенгазеты «Голос скупщика». Она остро переживает всякую несправедливость. Я бы дал вам больше, но, поверьте, не могу переступить через расценок.
