Василий Курочкин - Поэты «Искры». Том 1

Мирные семьи простых пастухов
Жили когда-то в долине цветущей
И управлялись уж много веков
Сами собою, без власти гнетущей.
Феникс является вдруг за рекой,
Кличет к себе их на берег крутой.
Вышел герольд. «Торопитесь! — кричит.—
Редкая птица, как раз улетит.

Птица великая мой властелин:
Крыльями в кесарском их трепетаньи
Двадцать народов покроет один.
Ради их блага готов на закланье —
Феникс не может вполне умирать:
Он возродится из пепла опять.
Ей, торопитесь! — герольд им кричит.—
Редкая птица, как раз улетит.

Ей, торопитесь! — Молчанье в ответ.—
Эх! Кабы вышел властитель мой чудный,
Вас ослепил бы невиданный свет:
Гребень алмазный и клюв изумрудный —
Что твое солнце, не выдержит глаз,—
Сразу б колосья созрели у вас.
Ей, торопитесь! — герольд им кричит.—
Редкая птица, как раз улетит».

«Будет болтать! — отвечает старик.—
Что ты заладил: мол, редкий да редкий!
Наш брат-хозяин к таким не привык,
В доме потребнее куры-наседки.
А насчет песен — для здешних людей
Песня малиновки будет нежней.
Экое счастье, что гребень блестит:
Редкая птица пусть мимо летит!

Наши прапрадеды видели раз
Феникса этого пепел горящий.
Что ж в нем нашли? Вместо сердца алмаз,
Крупный, взаправду, как солнце блестящий.
Точно, красив — да тепла, значит, нет.
Не ко двору нам твой феникс, мой свет.
Так-то, не грея, и месяц блестит.
Редкая птица пусть мимо летит!»

Как Дионисия из царства
Изгнал храбрец Тимолеон,—
Тиран, пройдя чрез все мытарства,
Открыл в Коринфе пансион.
Тиран от власти не отстанет:
Законы в школе издает;
Нет взрослых, так детей тиранит.
         Тиран тираном и умрет.

Ведь нужно всё чинить и ведать —
Он справедлив, хотя и строг:
Как подадут детям обедать —
Сейчас с их трапезы налог.
Несут, как некогда в столицу,
Орехи, виноград и мед.
Целуйте все его десницу!
         Тиран тираном и умрет.

Мальчишка, глупый, как овечка,
Последний в школе ученик,
В задачку раз ввернул словечко:
«Тиран и в бедствиях велик».
Тиран, бессмыслицу читая,
«Он далеко, — сказал, — пойдет» —
И сделал старшим негодяя.
         Тиран тираном и умрет.

Потом, другой раз как-то, слышит
Он от фискала своего,
Что там в углу товарищ пишет,
Должно быть, пасквиль на него.
«Как? Пасквиль?! Это всё от воли!
Ремнем его! И чтоб вперед
Никто писать не смел бы в школе!»
         Тиран тираном и умрет.

И день и ночь его страшили
Следы измены и интриг.
Раз дети на дворе дразнили
Двоих каких-то забулдыг.
Кричит: «Идите без боязни!
Им нужен чужеземный гнет.
Я им отец — им нужны казни».
         Тиран тираном и умрет.

Отцы и матери озлились
На непотребный пансион
И Дионисия решились
И из Коринфа выгнать вон.
— Так чтоб, как прежде, благодатно
Теснить и грабить свой народ —
В жрецы вступил он. Вот так знатно!
         Тиран тираном и умрет.

Народной скорбию болея,
Я впал в мечтательность — и вдруг
Проходит предо мной идея.
Идея? Да, трусливый друг.
Еще слаба, но уж красива;
Звук речи тверд, взгляд детски прост.
Никто как бог — увидим живо
Ее развитие и рост.

Одна навстречу грубой силе!
Я ей кричу: «Дитя! страшись:
Шпионы уши навострили,
Жандармы грозно собрались».
— «В мою же пользу их гоненье.
Иду с надеждою вперед.
Теперь уж всё мое значенье
Поймет наверное народ».

«Страшись, дитя, земля трясется
Под тяжестью густых колонн,
И, сабли наголо, несется
За эскадроном эскадрон».
— «Я, не трубя, не барабаня,
Бужу уснувших силой слов
И для вербовки в их же стане
Пройду одна среди штыков».

«Страшись, чтоб не был уничтожен
Здесь на земле твой самый след.
Беги: фитиль в орудье вложен,
Минута — и спасенья нет».
— «А завтра ядра и картечи
В мою защиту запалят
Свои ораторские речи;
Ведь пушка тот же адвокат».

«Ты депутатов раздражила».
— «Моя же сила их смирит».
— «В темнице сгибнет эта сила».
— «Темница дух мой окрылит».
— «Гремят проклятья клерикалов».
— «А завтра мне кадить пойдут».
— «Уж ополчилась рать вассалов».
— «Я в их рядах найду приют».

И вдруг ужасная картина:
Потоки крови, море зла,
Венок победы дисциплина
С простертой храбрости сняла.
Но побежденным с новой силой
Идея лавры раздает
И, умилясь пред их могилой,
Летит с их знаменем вперед.

Я дружен стал с нечистой силой,
И в зеркале однажды мне
Колдун судьбу отчизны милой
Всю показал наедине.
Смотрю: двадцатый век в исходе,
Париж войсками осажден.
Все те же бедствия в народе —
И всё командует Бурбон.

Всё измельчало так обидно,
Что кровли маленьких домов
Едва заметны и чуть видно
Движенье крошечных голов.
Уж тут свободе места мало,
И Франция былых времен
Пигмеев королевством стала —
Но всё командует Бурбон.

Мелки шпиончики, но чутки;
В крючках чиновнички ловки;
Охотно попики-малютки
Им отпускают все грешки.
Блестят галунчики ливреек;
Весь трибунальчик удручен
Караньем крошечных идеек —
И всё командует Бурбон.

Дымится крошечный заводик,
Лепечет мелкая печать,
Без хлебцев маленьких народик
Заметно начал вымирать.
Но генеральчик на лошадке,
В головке крошечных колонн,
Уж усмиряет «беспорядки»…
И всё командует Бурбон.

Вдруг, в довершение картины,
Всё королевство потрясли
Шаги громадного детины,
Гиганта вражеской земли.
В карман, под грохот барабана,
Всё королевство спрятал он.
И ничего, хоть из кармана —
А всё командует Бурбон.

Барабаны, полно! Прочь отсюда! Мимо
Моего приюта мирной тишины.
Красноречье палок мне непостижимо;
В палочных порядках бедствие страны.
         Пугало людское, ровный, деревянный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!
         Оглушит совсем нас этот беспрестанный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!

Чуть вдали заслышит дробные раскаты,
Муза моя крылья расправляет вдруг…
Тщетно. Я зову к ней, говорю: куда ты?
Песни заглушает глупых палок стук.
         Пугало людское, ровный, деревянный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!
         Оглушит совсем нас этот беспрестанный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!

Только вот надежду подает природа
На благополучный в поле урожай,
Вдруг команда: «палки!» И прощай свобода!
Палки застучали — мирный труд прощай.
         Пугало людское, ровный, деревянный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!
         Оглушит совсем нас этот беспрестанный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!

Видя для народа близость лучшей доли,
Прославлял я в песнях братство и любовь;
Барабан ударил — и на бранном поле
Всех враждебных партий побраталась кровь.
         Пугало людское, ровный, деревянный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!
         Оглушит совсем нас этот беспрестанный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!

Барабан владеет Франциею милой:
При Наполеоне он был так силен,
Что немолчной дробью гений оглушило,
Заглушен был разум и народный стон.
         Пугало людское, ровный, деревянный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!
         Оглушит совсем нас этот беспрестанный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!

Приглядевшись к нравам вверенного стада,
Властелин могучий, нации кумир,
Твердо знает, сколько шкур ослиных надо,
Чтобы поголовно оглупел весь мир.
         Пугало людское, ровный, деревянный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!
         Оглушит совсем нас этот беспрестанный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!

Всех начал начало — палка барабана;
Каждого событья — вестник барабан;
С барабанным боем пляшет обезьяна,
С барабанным боем скачет шарлатан.
         Пугало людское, ровный, деревянный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!
         Оглушит совсем нас этот беспрестанный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!

Барабаны в доме, барабаны в храме,
И последним гимном суеты людской,
Впереди подушек мягких с орденами,
Мертвым льстит в гробах их барабанный бой.
         Пугало людское, ровный, деревянный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!
         Оглушит совсем нас этот беспрестанный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!

Барабанных песен не забудешь скоро;
С барабаном крепок нации союз.
Хоть республиканец — но тамбур-мажора,
Смотришь, в президенты выберет француз.
         Пугало людское, ровный, деревянный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!
         Оглушит совсем нас этот беспрестанный
         Грохот барабанный, грохот барабанный!