Павел Асс - Фронты
Вместе с аэропланом к поверхности падали различные конструкции и обшивка дирижабля. Барон фон Хоррис так же неожиданно обнаружил себя летящим в ярком керогазном дыме прямо на позиции. Сверху было особенно хорошо видно, как в гуще юнкеров рвались бомбы, снаряды и запасные кислородные баллоны от дирижабля. Только у самой земли, когда сквозь завесу дыма перестали различаться многие детали, Хоррис отвлекся и к счастью вспомнил, что пора бы раскрывать парашют.
Спасительный парашют не раскрывался, но когда барон уже влетал в орешник, его осенило — тот был забыт в уборной дирижабля.
"Как я мог его оставить?" — промелькнуло в голове барона и он ударился ею о крону высокого кленового дерева…
8
В двое суток поседевший от увиденного ротмистр Яйцев и бравые санитары разбирали завалы трупов, обгоревшей амуниции и деревянных винтовок. В одном из нижних культурных слоев был обнаружен живой и почти невредимый, если не посчитать некоторых синяков и разложившихся язв на породистом лице, юнкер Адамсон.
Посредник отнесся к очнувшемуся Адамсону, как к родному. Отпаивал его коньяком и кофе, брал за руку, словно глазам своим не верил, и наконец, предложил представить его к какой-нибудь из раздаваемых в деревне медалям.
— Я в общем-то, не возражаю, — вздохнул Адамсон, в промежутке между затяжными глотками сидра.
— Повезло вам, юнкер. Как в рубашке родились. Один-то и остались из всего батальона, — всхлипывал ротмистр.
— Да, повезло мне, — отвечал Адамсон.
Адамсон уже понял, что поступил правильно, когда пробежал несколько метров в атаку, а потом по-пластунски вернулся обратно в окопы. Об этом, конечно, никто уже не знал.
А потом, после крушения дирижабля, Адамсон испугался, что его привлекут за дезертирство и под покровом дыма и вони приполз на место побоища, окопался среди трупов и замер.
"Мертвым уже все равно, — думал философски Адамсон. — Мне же еще жить, прости господи."
Численность сгинувших точно установить было невозможно, поскольку даже после прибытия Шестого санитарного батальона, отозванного с самурайских позиций, удалось вытащить только семь целых трупов, среди которых аккуратно лежал хорошо проспиртованный (благодаря сидру) труп поручика Слонова. Списки же юнкеров, как и можно было предположить, оказались утеряны лютыми от пьянки писарями штабной канцелярии.
9
Два взвода юнкеров, прибывавших на постройку Шлагбаума, были признаны безвременно погибшими и списаны с довольствия. Штабные писаря две недели строчили похоронки типа "отважно погибшему во славу Империи…", находя в этот определенное удовольствие.
Тем не менее, в документах пятилетнего плана Ставки значились успешные работы по воздвижению Шлагбаума Европейского Образца.
Его установкой занимался лично обер-лейтенант Кац. Он же был главным организатором безобразной деревенской гулянки, закончившейся повальным запоем большинства юнкеров и пышногрудых сифозных девок.
Среди тех, кто продолжал строить и обслуживать Шлагбаум были в основном безработные деревенские крестьяне да девки. Последние попадали сюда в поисках кавалера и из-за любопытства перед чужестранным и весьма эротическим словом «Шлагбаум».
Спустя два дня работ, когда воздвижение Шлагбаума было завершено, юнкера с продолжительного бодуна и уже мужицкими рожами вместе с девками направились в Штаб корпуса. Этой акцией, кстати, снова руководил лично мертвецки пьяный контр-обер-лейтенант Епифан Кац. Его при хотьбе по лесу за ноги переставляли самые преданные юнкера и опирался он, в основном, на щуплые плечи юнкера Хабибулина. Все остальные юнкера, не питавшие приязни к Кацу, и деревенские девки тряслись на ссохшихся когда-то просмоленных повозках.
К вечеру, у въезда в расположение Штаба их остановил имперский патруль.
— Порядки слыхивали?
— Да, поди, знаем, — ответили за обер-лейтенанта девки.
Они улыбались и пользуясь моментом, осматривали капрала, который проводил взглядом девок и преданных юнкеров, сгорбленных под тяжелой ношей Каца, в Штаб корпуса.
10
В штабной палатке не было никого, кроме трех офицеров. Среди троих были — барон фон Хоррис, майор Секер и раненый на Фронтах в пах штабс-ротмистр Яйцев. Ранение паха ротмистр Яйцев переживал, так как получил его при весьма примечательных обстоятельствах, на биллиарде.
Биллиард был как-то отбит у самураев и господа офицеры, не удержавшись, сразились под шампанское в «американку». Играли они без особых правил, как в тавернах, что особо можно было заметить, когда кавалерист Стремов повредил кием ротмистра Яйцева.
С тех пор Яйцев играл исключительно в преферанс или в похожие игры. Вот и сейчас господа офицеры сидели за дубовым столом и расписывали пулю, возводя друг другу зловещие горы. Гора у играющих помещалась на трех листах сводки, переданной телеграфом из Ставки главнокомандующего.
— Слыхали, господа, — заговорил ротмистр Яйцев, осыпая пулю пеплом своей черной швейцарской сигары. — Говорят на Маневрах толпу юнкеров порешили. До сих пор считают — сколько.
— Да ничего страшного, господин ротмистр, — лязгнул выставной челюстью барон Хоррис. — Солдат должен знать: тяжело в учении — легко умирать в бою!.. Ваше здоровье, господа! А вам, Секер, позвольте выразить мое сожаление по поводу гибели ваших воспитанников. Я лично был свидетелем их неизбывного героизма!
Заметим, что Секер ничего не слышал. Он был отвлечен размышлениями о предстоящем разливе по кружкам сидра. Все же постепенно слова барона просочились в его сознание.
— Кто погиб?! — возопил майор.
— Да две роты юнкеров на Маневрах.
— И сколько?!
— Все до последнего человека, некоего Адамсона, — с дрожью в голосе ответил барон Хоррис. — Сражались, как заморские львы!
— Врешь ты все, заморская собака! — грубо окрысился Секер.
— Честное слово офицера! — не унимался уязвленный фон Хоррис.
— А дворянина?! — с подозрением уточнил Секер.
— Ну это же шамо шобой! — воскликнул барон с таким жаром, что лишился своих вставных зубов.
— Да нет, правда, — вступил в разговор ротмистр Яйцев. — Я был посредником и тоже все видел…
— Пас, — задумчиво ответил Секер.
Он понял, подсмотрев прикуп, что едва ли возьмет одиннадцать козырных взяток.
11
Торжественное построение войск, входящих в корпус Резерва Самурайского фронта, по случаю окончания Маневров, было назначено на пятницу в полдень.
На левом фланге разместились два взвода юнкеров с мозолитыми от строительства коммуникационного Шлагбаума ладонями. Предварял этот строй обер-лейтенант Кац. Юнкера, строившие домик майору Секеру, стояли на правом фланге. И на самом краю разместились Блюев и Адамсон, вдоль и поперек перемотанные бинтами и потому похожие, как близнецы.
Майор Секер принял парад и тут же отдал его барону фон Хоррису. Барон продолжал стоять, хотя целую неделю имел вполне приличный стул. Он не совсем понял, что от него хочет майор Секер, и потому парад принимать отказался.
— Господа! Поздравляю вас с окончанием Маневров! — так и не придумав ничего другого, возгласил майор Секер после продолжительной паузы.
Все закричали "Ура!" и кричали до тех пор, пока Секер не приказал некоторым шизанутым заткнуться.
— Позвольте мне в сей высокоторжественный день огласить список особо отличившихся в пьянке… простите, на Маневрах! — продолжал Секер свою речь. — Орденом Имперского Креста с подвязкой награждается барон фон Хоррис за геройские действия и поддержку войск с воздуха во время маневров… дирижабля! Барон также награждается почетным позолоченным оружием с инкрустациями за проявленную выдержку! В геройском порыве он почти что спас дирижабль…
Загремели крики "Ура!" — "Да здравствует!" — "Хоррис — козел!", полковой оркестр и артиллерийский салют. Орудия были направлены в сторону Самурайи, чтобы не переводить зря снаряды. Впрочем, опытный адьютант Палыч сомневался, что до Самурайи (да и хотя бы до Швеции) они долетают.
— Поздравляю вас, господин барон! — сказал Секер безучастному Хоррису, вручая награды. — Еще немного, и вы бы спасли дирижабль!
От волнения рука Секера дрогнула и барон получил сильнейший удар в поддых. К счастью, это вывело его из оцепенения и он судорожно зашарил по карманам кителя, в поисках заготовленной речи. Все смолкли и с любопытством уставились на Хорриса.
— Майор Секер награждается голубым орденом Имперского креста с Большой голубой подвязкой! — посинев от напряжения, возвестил барон. — За мужество и героизм, проявленные при постройке голубого Коммуникационного Шлагбаума! И в воспитании солдат, которые даже мертвыми не выползают с поля боя!
