Марк Тарловский - Остров Фиаско, или Последние приключения барона Мюнхаузена
Но напрасно я радовался благополучному возвращению на корабль. Едва мы вышли в открытый океан, как небо почернело, сверкнула молния, ударил гром и разразилась настоящая буря. В один миг все смешалось вокруг, и я понял, что мы приближаемся к острову Фиаско. Но где же он?.. Я потянулся за подзорной трубой, но в этот момент огромная волна так хватила по кораблю, что едва не разнесла его в щепки.
— Капитан! — крикнул я сквозь рев урагана.
— Что? — отозвался он.
— Не пора ли спускать шлюпки?
— Слишком рано, — ответил капитан. — Сначала мы должны срубить фок-мачту.
Он был совершенно прав. Я уже не раз слышал об этом благородном обычае: в бурю бывалые матросы непременно рубят фок-мачту, и только после этого корабль идет ко дну.
— Хорошо, — согласился я, — рубите, да поживее! А потом мы сядем в шлюпки!
— Ни в коем случае! — ответил капитан. — Потом мы срубим все остальные мачты и сбросим за борт все лишнее: пушки, ядра, провизию и пресную воду… Надо поторапливаться, барон Мюнхаузен. Мы должны все успеть, прежде чем корабль пойдет ко дну.
«Все кончено, — сказал я себе. — Судьба капитана Шторма постигла и тебя, дорогой Мюнхаузен! Ты тоже погибнешь у острова Фиаско!»
После чего, осушив до дна бутылку рома, я достал из камзола письмо Шторма, чтобы рядом с его подписью поставить свою и, закупорив письмо в бутылку, снова бросить ее в океан.
Но именно в эту секунду ослепительно сверкнула молния, и я вдруг разглядел дату послания капитана Шторма. Несчастный капитан Шторм! Он бросил бутылку в океан триста лет назад! Я понял, что опоздал! Триста лет без воды прожить невозможно!
Я стоял с бутылкой в руке как громом пораженный. Потом разразился хохотом. Разумеется, вся команда решила, что от страха я сошел с ума. И совершенно напрасно. Я был абсолютно здоров. Но согласитесь сами, что спасать того, кто утонул триста лет назад, просто смешно.
Я так хохотал, что не заметил, что к нашему кораблю стремительно приближается огромный столб воды высотой до неба и толщиной в башню. Это был смерч, который крутился с невероятной быстротой, сметая все на своем пути.
К счастью, он промчался мимо, не причинив судну никакого вреда. Но прихватил с собой меня, смахнув с палубы, точно соринку, и так закрутил, что мысли мои мгновенно перемешались, и я пришел в себя только через семь дней.
Да, друзья, целых семь дней и ночей смерч крутил меня над океаном, пока не домчал до Китая и не выбросил на берег. В тот же миг меня обступила толпа изумленных китайцев, которые хотели поприветствовать столь мужественного чужестранца. Увы, им удалось это сделать только через три дня. Потому что только через три дня я перестал крутиться.
К сожалению, ответив на их приветствие, я вынужден был оборвать нашу беседу. У меня так сильно кружилась голова, что еще три дня я крутился в обратную сторону.
Обед по-китайски
Конечно, вам известно, что китайцы изобрели порох, бумагу и компас. Но вряд ли вы знаете, что именно китайцы открыли Землю. Невероятно, но факт! Это сделал китаец по имени Ляо Шао-Мяо ровно десять тысяч лет назад. И страшно подумать, что этого могло не случиться. Потому что Ляо Шао-Мяо открыл Землю благодаря счастливой случайности. И знаете как? Он открыл глаза! Только и всего! Дело в том, что до Ляо Шао-Мяо никому и в голову не приходило это сделать. Все жили с закрытыми глазами. Первым открыл глаза Ляо Шао-Мяо — и в тот же миг открыл Землю!
И тем не менее китайцы исключительно скромны, вежливы и ровно ничем не отличаются от остальных людей, если не считать одной мелочи.
Все люди, как известно, сначала делают вдох, а затем — выдох. Китайцы же сначала делают выдох, а затем — вдох. Только и всего. Но это пустяки.
Китайцы необычайно гостеприимны. Едва я вошел во дворец императора, как меня облачили в красный шелковый халат, расшитый золотыми драконами, забрав у меня камзол, штаны и сапоги. Таков обычай при китайском дворе. После этого сам император три часа подряд, затаив дыхание, слушал историю моих приключений. А затем пригласил меня на обед.
Разумеется, я согласился с превеликой радостью, потому что китайцы — самые лучшие в мире повара. Трудно поверить, но поросенка, запеченного целиком, от хвостика до пятачка, они могут приготовить из травы и кореньев. И вы ни за что не отличите мясо этого поросенка от настоящего.
Стоит ли удивляться, что, покончив с прекрасным супом и чудной жареной курицей, я не смог удержаться от возгласа восхищения:
— Ах, ваше императорское величество! Никакая кухня в мире не может сравниться с китайской!
— Я тоже так считаю, барон Мюнхаузен, — кивнул император, — но из чего, по-вашему, сделаны эти кушанья?
«Все ясно, — сказал я себе, — император хитер, но барон Мюнхаузен еще хитрее». А вслух произнес:
— Ваше величество, у меня на этот счет никаких сомнений. Эта великолепная лапша приготовлена, разумеется, из морских водорослей. А жареная курица, судя по всему, — из прошлогодней соломы. — И, взглянув на императора, я тонко улыбнулся.
— Я вижу, барон, что вы большой знаток китайской кухни, — промолвил в ответ император и улыбнулся еще тоньше. — Однако на сей раз вы ошиблись. Суп из лапши, который вам так пришелся по вкусу, приготовлен из ваших собственных штанов, мой друг.
— Как! — вскричал я пораженно. — Суп из моих штанов?! Невероятно! А курица?
Император пожал плечами:
— Разумеется, из вашего камзола, барон… И вы не станете отрицать, что курица удалась на славу — очень нежная и сочная.
— Ни в коем случае, ваше величество! — воскликнул я вне себя от изумления. — Я никогда не думал, что мой старый кожаный камзол можно приготовить так вкусно!
И вдруг я замер, охваченный каким-то странным предчувствием. Потом осторожно спросил:
— А где же мои сапоги?
Император расплылся в улыбке:
— Не беспокойтесь, барон, они вам тоже понравятся. — И он придвинул к моей тарелке огромную вазу белоснежного мороженого.
— Но этого быть не может! — закричал я во все горло. — Неужели это мои сапоги?
Я не мог поверить глазам! Я не мог понять, как можно черные как уголь, сапоги превратить в белоснежное мороженое! А что за чудный запах шел от варенья, в котором плавало мороженое!
Должен признаться, что я большой любитель варенья и настолько хорошо разбираюсь в ягодах, что с первого взгляда могу отличить черную смородину от белой. Но это была отнюдь не смородина, не вишня и даже не клубника. Я не знал, что и думать, и в конце концов не выдержал:
— Ваше величество, из чего сварено это варенье?
— А вы отведайте его и угадайте, — предложил император.
Я так и поступил и едва не лишился чувств от наслаждения.
Варенье было восхитительное! Но странное дело, в его вкусе и запахе я почувствовал что-то очень знакомое и родное. Но что же именно?
— Ваше величество, — произнес я смиренно, — я не в силах решить эту загадку, я сдаюсь. Но умоляю вас, откройте свой секрет! Из чего сделано это варенье?
— С удовольствием, — сказал император. — Это варенье — из ваксы.
— Из какой ваксы?
— От ваших собственных сапог, — ответил император, пожав плечами. — И поверьте, что в Китае варенье из ваксы считается не только самым вкусным, но и самым полезным.
— Вы шутите!
— Нисколько! Оно придает коже лица свежесть, блеск и приятный смуглый цвет.
— Поразительно, что во всем мире ничего об этом не знают! — заметил я. — И только зря переводят такое добро!
После чего я снова взял ложечку, чтобы вплотную заняться мороженым, но тут же спохватился: «Опомнись, Мюнхаузен! Неужели ты съешь на десерт свои собственные сапоги, в которых воевал и совершал великие подвиги!»
Я пришел в полное отчаяние:
— Ваше величество, я не могу проглотить ни кусочка этого чудного мороженого, потому что сапоги, из которых оно сделано, мне дороже любых фамильных драгоценностей!
Мои слова ужасно огорчили императора:
— Как жаль, что я не знал об этом раньше, дорогой Мюнхаузен! И все-таки не горюйте, я попытаюсь помочь вашему горю.
И на следующий день я получил взамен великолепные сапоги, как две капли воды похожие на мои собственные. Отличить их от прежних было просто невозможно. Но я остался безутешен:
— Ваше величество, ваши сапожники — великие мастера, но это не мои сапоги. Увы, мои любимые сапоги уже давным-давно растаяли, если их только не съели ваши повара.
— Вы глубоко ошибаетесь, Мюнхаузен! — сказал император. — Это действительно ваши сапоги. Мои повара сделали из них мороженое, а мои сапожники смастерили из этого мороженого сапоги!
И очень скоро я убедился в том, что император сказал чистую правду.
Его замечательные сапожники и в самом деле смастерили мои сапоги из мороженого. Вот почему с тех самых пор даже в жару мои ноги мерзнут в этих сапогах!
