Тадеуш Доленга-Мостович - Карьера Никодима Дызмы
— Тихо! Франек, кто-то идет.
— Караул! Караул!
— Ничего не поделаешь, придется его ножиком погладить.
Щелкнула пружина складного ножа, и широкое длинное лезвие бесшумно вошло в тело по рукоятку. Раз, другой, третий…
— Готово.
Молодой человек вытер нож о пальто убитого. Двое других быстро обыскали карманы. Часы, паспорт, бумажник…
Мгновение спустя Крохмальная снова была безлюдна.
Небо начало светлеть, когда в улицу свернули двое полицейских на велосипедах — ночной патруль.
— Гляди-ка, — воскликнул один, — кто-то лежит!
— Наверно, пьяный.
Они соскочили с велосипедов и, увидев лужу крови, поняли, в чем дело.
— Разделали как свинью!
— Пощупай-ка пульс.
— Он уже холодный.
— Вот народ, сукины дети! Надо ехать в комиссариат.
— Третий за эту неделю.
Стал накрапывать дождь. Мелкий, холодный, осенний.
«Сегодня ночью патруль VIII комиссариата обнаружил на Крохмальной улице труп мужчины лет пятидесяти.
Врач скорой помощи констатировал смерть, происшедшую вследствие разрыва сердечной сумки острым орудием, потери крови и травмы черепа. Поскольку лицо сильно изуродовано, личность жертвы установить трудно. Документов при убитом не обнаружено. Труп отправлен для вскрытия в морг. Существует предположение, что убитый стал жертвой внутрипартийных раздоров».
Дызма сложил газету и забарабанил пальцами по столу.
— Что я тут могу сделать? — Никодим пожал плечами.
Сначала смерть Бочека его устрашила. Он подумал, что полиция неминуемо доберется до него. И еще одно — а ну, как убитый будет являться по ночам?
С другой стороны, сознание того, что больше не существует этот опасный для него человек, что вместе с ним исчезла висевшая над его головой угроза, постепенно притупило страх, который со временем улетучился окончательно.
Кто может его, председателя правления банка, подозревать в подстрекательстве к убийству!
Наконец разве он, Дызма, виноват в смерти Бочека? Тот сам лез на рожон.
«Сам и виноват. Глупая башка… Доигрался…»
В кабинет вошел Кшепицкий, закрыл за собой дверь, с таинственной улыбкой сообщил:
— Пан председатель, не пожелаете ли принять одного клиента? Любопытный человек.
— Кто?
— Ваш хороший знакомый.
Дызма побледнел как полотно; он вскочил с места и, Дрожа всем телом, спросил срывающимся голосом:
— Кто?!
Его охватил нечеловеческий страх. Он представил себе, что там, за дверью, дожидается Бочек. Окровавленный, с изуродованным лицом.
— Что с вами, пан председатель? — спросил с беспокойством Кшепицкий.
Дызма тяжело оперся о письменный стол.
— Вам нездоровится?
— Нет, нет… Так кто же там?
— Куницкий.
— Ах, Куницкий… Хорошо…
— Примете его? — Да.
В кабинет вбежал Куницкий, все такой же вертлявый и такой же румяный. Еще в дверях поздоровавшись с Дызмой, он с невообразимой быстротой что-то затараторил.
Никодим смотрел на него с минуту, не в силах сосредоточиться, понять, о чем речь.
— Да, дорогой пан Никодим, года у меня прибавляются, но я не старею. Вот и у вас тоже чудесный вид. Что нового в политике? Как дела? Все жалуются на застой, на налоги, мой драгоценный: ведь этот налог с оборота режет человека без ножа. А всякие там поборы на общественные нужды! Прекрасный у вас кабинет, вкус, стиль… Может быть, сделаете мне одолжение, дорогой пан Никодим, откушаете со мной завтрак? С утра во рту ничего не было. Прекрасный кабинет! Не выберетесь ли со мной в Коборово? Погода, правда, собачья, зато тишина, покой. Нервы отдохнут, да и Нина, бедняжка, обрадуется — она так одинока. Прикатили бы на пару деньков, а?
— На следующей неделе, пожалуй.
— Золотой мой, благодарю вас, благодарю. Ну, так идем завтракать. Может, к «Бахусу», а?
— Спасибо, не могу. Сегодня завтракаю у князя Ростоцкого.
Эта ложь произвела, как и следовало ожидать, сильное впечатление. Расплывшись в улыбке, Куницкий стал говорить о том, какие возможности открываются перед Никодимом благодаря его связям.
Затем всплыла и подлинная причина визита: железнодорожные шпалы. Старик юлил, заискивал, говорил о барыше, который их ждет от этих поставок, убеждал Дызму, что если ему, Леону Куницкому, не захотят дать заказ из-за его процесса, то ведь все можно оформить на имя Нины Куницкой.
— Трудное дело, — отозвался Дызма.
— Хе-хе-хе, а я знаю, стоит дорогому пану Никодиму пальчиком шевельнуть… Ну, золотой мой, поговорите с министром путей сообщения.
И он пилил Никодима до тех пор, пока тот не согласился.
— Только не уезжайте, пока не обсудим договор; имейте в виду, что я в этом невежда.
Куницкий обрадовался и заверил пана председателя, что останется в Варшаве и в случае необходимости даст нужные сведения, хоть он и уверен, что для такого гения, как Дызма, этого не потребуется.
Приход Кшепицкого прервал поток его красноречия. Пообещав прийти на следующий день, Куницкий распрощался с Дызмой.
— Известный ловкач, — заметил Кшепицкий.
— Еще бы! — подтвердил Никодим. — Такого опутать не легко.
Длинная физиономия Кшепицкого скорчилась в презрительной улыбке.
— По-моему, пан председатель, нет такого ловкача, которого не провел бы другой ловкач.
Дызма от души рассмеялся. Он сам себя считал именно таким ловкачом. Ему даже показалось, что именно так считает Кшепицкий, — об этом по крайней мере говорила его фамильярная улыбка.
— О чем вы думаете? — поинтересовался Дызма.
— Думаю о том, — опустив глаза, ответил Кшепицкий, — что наше время принадлежит человеку, который умеет ловить случай.
— Какой случай?
Кшепицкий запрокинул голову, провел рукой по острому кадыку и как бы невзначай заметил:
— Коборово — лакомый кусочек.
— Еще бы!..
— Не каждому представится случай… Дызма кивнул:
— А вот Куницкому досталось.
— А может, достанется… и вам?
Никодим недоверчиво глянул на секретаря.
— Мне?
— Мир принадлежит тем, кто не считается с условностями.
— Вы хотите сказать, что совестливость — помеха?
Кшепицкий ответил не сразу, он внимательно следил за Дызмой.
— Пан председатель, — начал он, взвешивая каждое слово, — вы, наверно, знаете, что я для вас больше чем простой доброжелатель?
— Знаю.
— Так вот, я хочу быть искренним… Для вашего блага. Но не отрицаю, что и для своего. В наше время проигрывает тот, кто глуп.
Кшепицкий задумался. Теряя терпение, Дызма стал его подгонять:
— Да говорите же, черт вас возьми!
— А не рассердитесь на меня, пан председатель?
— Вы что же, за дурака меня принимаете?
— Боже сохрани. Я потому и говорю…
Кшепицкий придвинул стул, лицо его выражало сосредоточенность.
— Пан председатель, жена Куницкого по-прежнему вас любит?
— Еще как! Ежедневно вот такие письма пишет.
— Очень хорошо.
Кшепицкий наклонился к уху Никодима и зашептал…
Был уже четвертый час, когда оба вышли из банка и сели в автомобиль.
— В «Оазис»! — крикнул Дызма шоферу и хлопнул своего секретаря по колену. — А у вас голова на плечах. Только бы удалось.
— Почему ж не удастся? Значит, мы заодно? — протянул Дызме руку Кшепицкий.
— Еще бы! — И Дызма обменялся с ним крепким рукопожатием.
В тот же вечер Никодим Дызма нанес визит инженеру Роману Пильхену, министру путей сообщения.
Это был щуплый брюнет, человек уравновешенный, вечно улыбающийся, известный своей склонностью к уменьшительным словечкам. Министр со своей рыжеватой женой, по-видимому еврейкой, встретил Дызму восторженно.
— Председательчик, миленький! — воскликнул при виде Никодима Пильхен. — Ну и словечко вы отмочили в цирке! Чтоб вас комарик забодал! Я думал, удар хватит меня от смеха! Вот это называется формулировочка!
— Может быть, не слишком салонная, — растягивая слова, подтвердила жена, — зато по-мужски.
— Ты права. В нашей стране чересчур много шаркунов и слюнтяев. Мы любим все посахарить. Крепенькое словечко действует, как ушатик холодненькой водички.
Никодим рассмеялся и стал объяснять, что ему было просто необходимо излить ту ужасную злобу, которая им овладела.
После ужина приступили к делу.
Никодим и не думал, что все пойдет так гладко. Правда, Пильхен предупредил, что окончательного решения принять не может, пока не согласует вопроса с соответствующим департаментом в своем министерстве, но в принципе для миленького председательчика готов на все. Шпалы так или иначе пригодятся.
— Даю вам слово, мы покончим с этим скорехонько. Как бы там ни было, самое главное — не откладывать, такое уж у меня правило.
Дызма почесал в затылке.
— Собственно говоря, мне важно решение по этому делу оттянуть…
