Екатерина Безымянная - Записки prostitutki Ket
А то их потом, очевидно, жаба душит, что денюжка уплочена, а палочка — одна.
Вот они и кидают до посинения меня и себя.
Вот он оговорит (а он оговорит обязательно, это к гадалке не ходи), что, допустим, хочет кинуть четыре, и можно быть уверенной — язык на плечо вывалит, но это будет четыре. Причем сдыхать он будет уже на второй, на третьей — в мыслях писать завещание, но четвертую он выложит.
Они торгуются страшно. Но не в совсем обычном понимании слова. Не за деньги торгуются (хотя за них тоже), а за качество, блин, услуг.
«Наш дом претендует на звание дома высокой культуры быта» (с)
Вот он, мужик американский, обязательно подробненько расспросит — что делать будешь, что входит, что бы еще получить. Бонусом, угу.
И чтоб глотнуть не на 10 сэмэ, а на 12.
Это я уж, про глотнуть, шучу, конечно, но вот примерно где-то так.
Это у них, видимо, привычка такая — акции со скидками везде искать, купоны, блин.
Attention!
Sale!
Две по цене одной!
Кинь две, напихай третью, сдохни, но выдай четвертую, и будет тебе большое счастье.
Наверное, будь их воля, каждый бы, заканчивая, еще бы и дисконтную карту просил.
И бесплатную футболочку оставшемуся дома дедушке.
Они сами же отрабатывают свои потраченные деньги. Нет, я, конечно, тоже. Но они больше. А еще они действительно постоянно улыбаются. Постоянно. По-сто-ян-но.
В глазах пустота, в пластмассовых зубах — улыбка.
Даже когда тебя во все стороны вертят — улыбаются. Стоишь в позе пьющего оленя, он там трудится сзади, поворачиваешься внезапно — ну да, так и есть.
Как только видит, что на него смотрят — начинает улыбаться.
Очевидно, больше от любви к себе.
Потому что даже в эпический момент феерической ебли он чувствует себя частью великой нации.
Да.
Арабская любовь
Этот был араб. Я не уверена доподлинно в его национальности. Быть может, он был сириец или иорданец, а может, ливиец — я по чертам лица не отличаю, а спрашивать не стала. Так что араб — он араб и есть.
Он пришел, рассчитался без торга, щердо сыпал комплименты, строил масляные глазки и слегка трепал меня за грудь.
Там, у себя, на арабических курортах, они сплошь косят под мачо.
Тут с ними вообще творится что-то страшное.
Началось банально. Разделись, душ, кровать.
Он разлегся на всю мою постель. Я сидела рядом и гладила его по темной меховой груди.
— Будишь моя девушька? Я тиба льублю, — вдруг сказал он.
Так, между прочим. Ну вот с проходняка.
— Посмотрим, милый, — засмеялась я и опустилась вниз.
— Шито ты, зашем? — остановил он мою руку с резиновым дружком, — я тьибе верьу, и ти мине долшена верить.
— Что ты, дорогой, — непринужденно хихикнула я, — разве можно в этом мире кому-то верить?
И отточенно надела шапочку.
— Мине можешь верить, — серьезно заявил он. — Я сирьозный чилавек, все что хочишь — будет. Скаши: «сдьелай это» — я сдьелаю, минье мошна верить…
— Ты харошьая, ты красивая, — приговаривал он, пока я трудилась где-то внизу, — идьи сюда.
Потом он стонал, вертел меня во все стороны, гладил грудь и продолжал: «Льублю тибьа, будишь моя девушька».
Я хихикала. Мне было вот слегка щекотно.
У него осталось полчаса.
Уходя, он долго меня обнимал и говорил, по ходу, больше сам себе:
— Ты типерь моя девьюшька, я тибьа льублю, ты миня жди, ни с кем сматри…
Я строила глазки и улыбалась:
— Милый, приходи еще…
Клиент же должен уходить довольный.
Эти, с южных земель, вообще забавные. Горячая кровь шепчет, что для удовольствий надо слегка сыграть то ли в любовь, то ли в гарем.
Интересно, скольким русским проституткам он сказал «Льубльу, ни с кем сматри»?
Он ушел, я облегченно закрыла дверь и пошла проветривать квартиру.
Зачем они так страшно поливаются духами?
И это ведь не легкий Давидофф, это какая-то дико-арабская ночь. С примесью перца.
* * *Он явился, когда уже больше месяца прошло. Позвонил, сказал:
— Привет, Катья, это **** (как они живут с такими именами?) Ти мьеня ждьешь? Ждьешь, Катья, я буду…
— Приходи, милый. — Улыбаюсь трубке.
Постоянные клиенты — это хорошо.
Он заходит, и от его «арабской ночи» дохнут тараканы у соседей.
Я чуть более живуча и просто стараюсь сильно не дышать.
Он улыбается во все свои тридцать два и зажимает меня у стенки:
— Ты мьеня ждала?
— Ждала, ждала, — выскользаю я из черных рук и интересуюсь: — Милый, ты ко мне на сколько?
— На сколько захочишь, ты же мой девьюшка, будит харашьо, льубльу тибьа, иди ка мне, — несет он свою тарабарщину, пытаясь меня изловить и приобнять.
Я уворачиваюсь.
— Милый, — очень универсально, очень, я как-то не запомнила, как его зовут, да и разве их имена запомнишь? — Люблю — это отлично, но я не бесплатная девушка. Ты на сколько? Час, два? На ночь останешься?
— На ношь, на ношь, — довольно улыбается он.
— Ну вот и давай сначала решим с оплатой, — твердо говорю я.
— Айй, чьто ты гаваришь, — он вдруг начинает недовольно махать руками, — все будьит, патом будьит! Я тибья льублю.
— Так… Давай ты сначала рассчитаешься, да? А потом тебе все и будет, и люби потом сколько хочешь. А бесплатно меня любить не надо.
Я постепенно раздражаюсь.
— Шьто ты гаваришь! Ты же моя девушька. Какие деньги? В ресторан поедем, в магазьин поедем, сапоги хочешь завтра? Все у тибьа будит, красавица, будишь мая, все будит, красавица, — гнет он, не слушая меня.
— Так, стоп! — Я начинаю понимать, что он пришел на шару.
Не поддается моей русской логике, но это так.
Я же говорила — они странные.
Очевидно, этот смуглячок всерьез считает, что от этого его «Я тибьа льубльу» я должна дико возрадоваться, прослезиться от счастья, пасть ниц и пососать бесплатно.
У меня ж теперь есть парень, да!
И я выхожу из себя. Шаровиков я не люблю. Шаровиков с затеями — вдвойне.
Я подлетаю к двери, открываю и говорю:
— Так, на выход!
— Ну шитьо ты! — пытается он закрыть дверь.
— А ну пошшел! — зверею я и выпихиваю его.
— Шилюха! — ругается он, отступая за порог. — Ни нужьна ты мьине! Шилюха!
— Давай, двигай отсюда… Девушку нашел! В Арабии своей поищи! — шиплю я и закрываю дверь.
Нашел кого разводить, ага, щас.
Ну жучара!
Северный жених
Лиза звонит, в трубке смех, музыка, и говорит — то кому-то, по-английски, хохоча, то мне:
— Кать, привет, ты не занята? Тут вариант есть, хороший, приезжай. Интурист, короче, вторую хочет. Давай (диктует адрес, сауна), мы сейчас туда подтянемся. Страпончик только прихвати, ладно?
Приезжаю, выскакивает Лиза, говорит: «Ты только не пугайся сильно, ладно? Он страшный шозвездец. А, и деньги я уже взяла». Называет сумму — ну, красотка, умеет работать.
А что страшненький — ну так не привыкать. Да кто там из мужчин красив?
Зашла и поняла: привыкать мне все-таки придется.
На диване, в простыне на поясе, сидело нечто жабовидное. Большая туша с жирной трехэтажной шеей, какой-то даже на вид рыхлой кожей и грудью, заросшей драными клочками.
Туша качнула плешивой головой, сверкнула пучеглазым пьяным взглядом, улыбнулась какой-то совершенно нереальной, как от другого человека, ровной улыбкой, отчего рябая морда с картофельным носом стала еще более жуткой, и представилась:
— Матс.
— Натс? — зачем-то ляпнула я и захихикала.
Больше от шока.
— Ну, можно и так, — заржала Лизка. — Он из Норвегии, кстати.
И продолжила, уже ему:
— Матсик, это Катя. Нравится?
Он закивал, засмеялся, обнял Лизу и затрещал ей что-то по-английски. Лиза игриво шлепнула его по проплешине, потом перевела мне, что, мол, я понравилась. И снова ему:
— Матсик, зайка, говори по-русски, Катя не все понимает.
Оказалось, что, кроме английского, норвежец довольно сносно умеет лопотать на русском.
Дальше — ничего особо интересного. Иностранный гость оказался с затеями, хотя сильно трудиться над ним не пришлось. Так, классика, страпон, минет — готов.
Выл, правда, в процессе слишком громко.
Интересное началось после.
Сидели мы, бухали перед вторым заходом, он накачался уже по брови, и понесло его поговорить. Со смешками, пуча глаза, делая руками жесты, не оставляющие простора для фантазии, он рассказывал про наших женщин.
Оказалось, Матс приехал к нам «жениться». В очередной раз.
Он делает это последние семь лет. По пару раз в год. Это такой спорт. Развлекушка.
Очень весело, очень.
Еще там, у себя во фьордах, он хорошо прошарил бизнес профессиональных русских невест: письма, написанные невесть кем, встречи с переводчиком, деньги на подарки… а в итоге ни дамочки, ни удовольствий, и дальше доят, доят, доят.
