Тарас Кинько - По секрету всему свету
И за несколько часов перед Буратино пронеслась жизнь, яркая и увлекательная, словно кинофильм про шпионов. Потому что новый знакомый и в самом деле оказался шпионом. Потомственным шпионом! Заслуженным, а потом и Народным шпионом Страны Дураков. Родина высоко оценила его беспримерное вероломство, подлость, безжалостность и коварство. Он был представлен ко многим правительственным наградам, успешно продвигался по крысиным лабиринтам службы и стал генералом Госстраха. Родина в нем не ошиблась, считали в партии имени Трех Толстяков: окажись в числе неугодных мать родная, генерал и ее бы не пожалел - сожрал бы с потрохами старую крысу. В разведшколе ему преподали курс перевоплощения. Кем он после этого только ни был: и белкой, и бурундуком, это когда на разведку к царю Салтану был заброшен, и котом в Лукоморье, и даже переодевался собакой Ложкой любимым псом козака Мамая. Вот только козак Мамай его вокруг пальца обвел, надул через соломинку, как футбольный мяч, а потом как дал пенальти, так и пошел разведчик скакать по долинам и по взгорьям. До сих пор, как резиновая бомба, прыгал бы, не угоди в родные агентурные сети.
- "Ты здорово замарался, прыгая, как мяч", - сказали мне и перевели из разведки в конрразведку. - Стал по дуракам работать.
Крыса вздохнула.
- Что дурака губит? Прежде всего достоинства, - охотно откровенничал шпион. - Недостатки же спасают. Дурак - откровенный, честный, прямой. Говорит, что думает. Сколько я их перехватал да к товарищу Дуремару на строительство канала отправил! Там им жаба и дала мони. А вот подлеца попробуй изобличи! Он и скрытный, и себе на уме, и лживый, и жадный никогда, как дурак, ни последней рубахой, ни тем, что на душе, не поделится. Вот и ловил я дураков на откровенности да на сочувствии...
Исповедь душегуба потрясла народного депутата. Он никак не мог взять в толк, что давало право так поступать с гражданами великой страны.
- Закон, - объяснил шпион. - А вернее, беззаконие, которое, если записано на бумаге и скреплено печатью, становится законом. И по такому закону любой преступник вместо наказания получает чины и ордена. Ведь по бумажке он прав!
- Но ведь это по бумажке! - не выдержал Буратино. - Должен же быть и другой закон!
- А он и есть, - глазом не моргнув, подтвердил шпион. - Этот закон не писан. Искать его в книгах бесполезно. Он - внутри каждого из нас. По этому неписаному закону и живут все дураки. На которых и свет держится. Это закон добра и зла. Когда в ком-нибудь просыпается совесть, он начинает их различать. И поступает не по писанному закону, а по совести. Впрочем, это случилось и со мной...
Общение с дураками сделало свое дело. Глупость оказалась заразной. Чем старше он становился, чем выше было звание, тем чаще шпион начинал задумываться. Он находил, что дураки страдают безвинно. Он начал различать добро и зло. В нем заговорила совесть. Он внутренне переродился, а затем изменился и цвет его шкуры - стал белым, как сметана. А заодно покраснели у генерала и глаза - от бессоных ночей. Его разоблачили, лишили всех наград, осудили по закону беззакония за разглашение государственных тайн, измену партии и родине и бросили в зиндан. К страшным крысам-уголовникам, в расчете, что они его сожрут. Но вышло наоборот - он, обученный всяким подлостям, сожрал их. И с тех пор стал крысиным львом - крысой, которая питается только крысятиной. А заодно - и королем камеры...
- Как народный депутат я берусь вытащить вас отсюда! - гневно сказал Буратино. - Добро победит зло!
- Ты, Дурачино, сам отсюда сначала выберись, а потом других спасай! насмешливо сказала белая крыса и вдруг как-то странно поглядела на соседа по камере.
- Ты за меня не беспокойся! - не стал отмалчиваться Буратино. - Но прежде я хотел бы получить ответ: почему многие из вашего генеральского брата начинают жить по совести лишь тогда, когда их, больших начальников, отовсюду выпрут? Или когда они становятся генералами, или сами попадут в тюрьму?
- Понимаю, - ответила крыса. - Иначе не выходит: в нашей работе главное - это выжить без права быть собой. Но все меняется, когда со временем приходит понимание, что такая жизнь никому не нужна. И прожита зря - коту паршивому под хвост. А время задуматься появляется лишь тогда, когда ты большой начальник и у тебя все, кроме счастья, уже есть. А для счастья смысл нужен. Или когда угодишь в зиндан... Тогда и начинаешь задумываться: отчего все дураки такие счастливые?! Почему только у них бывает полное дурацкое счастье? А что тебя привело в зиндан? Что ты здесь ищешь? Например, я - ищу философскую истину. А ты? Можешь не отвечать. Но я тебя прекрасно понимаю - каждый народный депутат просто обязан немножко посидеть в тюрьме.
Буратино решил не таиться. И со свойственной ему прямотой рассказал, как из-за собственной нерадивости угодил в тюрьму, что Страна Дураков трещит по швам, а в парламенте все идет к утере общего языка.
- И в такое чудесное время мы сидим здесь! - воодушевился крысиный лев. - Ведь наступило время схватки!
Из дальнейших распросов король камеры узнал об индейце хопи. Буратино очень понравилось его выступление. Но его соседа интересовало совсем другое: с помощью языка хопи тот собирался вступить в общение с Центральным Компьютером и завербовать его на сторону восставших против несправедливых порядков народов.
- На своем огороде каждый равен воеводе! - поучительно сказал генерал и снова странно поглядел на Буратино. - А теперь не мешай - король думать будет!
Соседи по камере повалились на гнилую солому. Каждый из них погрузился в собственные мысли. Скучно, видимо, было и охраннику наверху, и он, чтобы развеяться, тихонько включил радиоточку, хоть это инструкцией и не допускалось. Передавали классику - арию собаки Баскервилей из оперы "Замок Баскервиль". Ее всегда транслировали, когда кто-либо из государственных злодеев переселялся в Мир Призраков. От этого собачьего вытья на душе у Буратино еще пуще заскреблись кошки. Ему вспомнилась родная каморка под лестницей, он представил себе папу Карло, и на глаза ему навернулись слезы - капельки пихтового масла. Что-то старик сейчас делает? Возможно, и у него сейчас глаза на мокром месте, хоть и совсем по другому поводу. Как раз подошло время варить луковую похлебку. Так что горе у старика было луковое, и рыдал он, раздевая луковицу, от счастья. А, может, он уже съел свою половину, накрыв кастрюльку с порцией сыночка крышкой и укутав курткой, чтобы не остывало? А сам предался чтению? У папы Карло были две книги, и обе - любимые. "Вообразим, что мы едим", говаривал он в голодные деньки и доставал тоненькую книжицу "Суп из хлебной корочки". А в праздники, когда положено было пировать, он всегда брал другую, потолще и предавался самому разнузданному чревоугодию называлась она "Триста блюд из картофельных очистков". Чтение гастрономических книг всегда его успокаивало. А мысленное обжорство насыщало. Все, решительно все можно было изготовить из очистков простого клубня! Более того, в них, если верить автору, содержалось все, чтобы пожиратель очистков чувствовал себя не только сытым и здоровым, но и самым счастливым в мире! Однако сколько папа Карло ни пичкал очистками Буратино, сколько ни давился ими сам, счастливее ни шарманщик, ни его чадо себя не чувствовали. Буратино помнил, как на сердце у отца от этого становилось неспокойно, как в голову лезли черные мысли... "Постой, - отложил как-то в сторону книгу старый шарманщик. - Если столь полезны очистки, то сколько всего этого должно быть в клубне?!" Но о клубнях книга умалчивала. Да и существовали ли они? "Если существуют очистки, - размышлял он вслух, следовательно, есть и клубни. Иначе, если бы не речка - не было б моста, если б не овечка - не было б хвоста... Но куда же в таком случае деваются клубни? Кто же поедает их, если я питаюсь очистками?!" Папа Карло припоминал, что при царе Горохе вроде бы ел клубни. Но на память он не полагался. Логика была надежнее. Ведь в память могут закрасться любые фантазии: голодной куме - хлеб на уме. И тогда папа Карло решил размышлять как бы по сходству. Взять хотя бы древесину. Из нее изготовляют много полезных вещей. К примеру, мебель. Из древесных опилок. Но если есть опилки, есть и древесина, которую где-то и для чего-то пилят. Но возникает вопрос: где и для чего? И для кого, если дуракам оставляют только опилки?! Не сойти с ума старому приятелю помог столяр и плотник Джузеппе по прозванью Сизый Нос. Он работал на оборонных заводах, именуемых в народе "почтовыми ящиками" для секретности, и кое-что знал. "Строевой лес, конечно же, идет в строй - на укрепление армии, на оборонные нужды! как-то за бутылочкой рассказал он. - А отходы от производства деревянных солдат идут на нужды населения." "Это все хорошо, - кивал шарманщик. - Но кто все-таки ест мои клубни?!"
"Бедный папочка!" - с нежностью подумал Буратино. Он представил его себе усталого, с ног до головы покрытого синими номерками, которые на нем ставили в разных очередях за разными вещами. Как-то в бане он увидел, что эти номерки покрывают папу даже в тех местах, которые обычно не показывают - что поделаешь, такова жизнь рядового дурака! А, может, папа волнуется, сердится, обещает снять с него стружку?! А когда Буратино найдется, так обрадуется, что забудет это сделать? А, может, сидит у профессора кислых щей и гадает на него на кофейной гуще?
