Ал Райвизхем - Двадцать лет спустя (с половиной)
Однако, получив от автора полпистоля премии, Д’Арнатьян тут же заткнулся.
Глава 41.
Обратим же взгляд пытливых читателей на Д’Арнатьяна и Потроса. Они уже две недели сидели в одной камере, питаясь тем, что им приносили, а приносили им, по мнению Потроса, недостаточно много.
- Недокладывают! – возмущался Потрос.
Первые три дня весело прошли в обсуждении тех похабных анекдотов, которые они услышали от гвардейцев кардинала, когда те везли их в тюрьму. Однако с каждым днем гасконцу хотелось поспать все больше и больше. Но заснуть ему никак не удавалось. Ночью Потрос храпел так, что заснуть не мог не только Д’Арнатьян, но и гвардейцы, караулившие их, вкупе с жителями деревни, располагавшейся в двух лье от тюрьмы. Днем же после еды Потрос начинал петь песни, слушать которые, было невозможно, поскольку наш толстый герой умудрялся перевирать каждую ноту и путать слова. Замолкал господин дю Баллон де Плафон де Перрон только, когда рот у него был занят, так что бедные тюремщики были вынуждены на собственные деньги покупать для пленников дополнительную жратву, выпивку, и сигареты (из наших героев никто не курил, но сигареты пленники требовали из принципа). Но промежутки тишины длились недолго. Как только Потрос напивался, как следует, он забывал о своих обещаниях, и своды тюрьмы оглашала песня:
Пора! Пора! Пора!
Дуемся на своем веку,
Пока! Пока! Пока!
Чего я перьями на шляпе машу?
Лучше повешу тещу свою на суку,
Узел на шее завяжу покрепче.
Чем больше знал я женщин,
Тем больше меня тянуло к лошадям,
Хэйо, хэйо!
Хава-хавайя, Ойе!
Поначалу гвардейцам, несшим караул, очень нравилась эта песня, но чем больше Потрос пел, тем меньше гвардейцев тянуло не только к женщинам, но и к лошадям. Вскоре местные жители начали штурм тюрьмы, собираясь линчевать Потроса. Стража, обрадованная хоть каким-то разнообразием, принялись рубить и колоть направо и налево, находя в этом хоть какое-то успокоение. Штурм был отбит, зачинщики были повешены, остальных пленных крестьян отпустили с условием бесперебойных (и бесплатных) поставок еды для Потроса.
Друзья вновь начали скучать, Потрос уже вновь открыл рот, чтобы спеть свою песенку, но тут в камеру втолкнули Отоса.
- Граф, - радостно сказал Д’Арнатьян, вынимая из ушей затычки, - Вы пришли освободить нас?
- Нет, я пришел к Вам не по своей воле, - сказал огорченный Отос, обнаруживший, что кардинал Замарини срезал у него серебренные пуговицы с ширинки.
- А я думал, что Вы пришли сюда, чтобы найти колечко, которое я потерял еще в детстве, - вставил слово глупый Потрос.
- Идиот! – согласились друг с другом Отос с Д’Арнатьяном.
- Как же нам отсюда выбраться? – раз за разом повторял Д’Арнатьян, приставив палец ко лбу.
- Я вижу, что, приставив палец ко лбу, Вы раз за разом повторяете «как же нам отсюда выбраться», - сказал Потрос, открывая консервы со шпротами.
- Я вижу, что Вы, открывая шпроты, пытаетесь сострить, - ответил гасконец, продолжая думать, приставив палец ко лбу.
- Может быть лучше поковырять в носу? – высказал догадку Отос, и попробовал думать, ковыряя в носу.
- Ну, Д’Арнатьян, мать твою так, - сказал Потрос, - есть ли у Вас план, а то Вы уже полминуты думаете, я так не могу, так тебя растак!
- Есть ли у меня план? – возмутился Д’Арнатьян. – Поцелуй меня в задницу! У меня целых два плана! – ответил задетый за живое Д’Арнатьян. – План первый, мы сидим и ждем, пока нас не спасет Амарис. План второй, мы сидим и ждем, пока к нам не придет Замарини, и не извинится перед нами.
- Да, более идиотские планы никто уже не сможет придумать! – заявили хором Отос и Потрос, скрестя руки на груди.
Обиженный Д’Арнатьян хотел было, съязвить в ответ, намекнув, что он единственный здесь, кто может утверждать насчет отцовства своего отца, в отличие от всяких там гнусных недоносков и подлой, самой распоследней мрази, которая лезет в князи, точнее в бароны, удлиняя при этом свою фамилию, причем все это несмотря на последнюю стадию кретинизма, позволяющую претендовать на внеочередное обслуживание в любом дурдоме. Однако дверь вновь неожиданно отворилась, и в камеру вошел Замарини.
Кардинал оделся по случаю, как священник, только что сыгравший партию в теннис: красная кардинальская шапочка, майка с лицом Мадонны, кожаные трико и ракетка в виде креста с обмотанной изолентой ручкой. Изо рта торчала дорогая сигара, вонявшая как подожженный навоз.
- Пните меня, я сплю! – изумленно сказал Потрос. Д’Арнатьян с удовольствием выполнил просьбу друга.
- Идиотские планы могут быть успешными, если их выполняют круглые идиоты, - сокрушенно сказал Отос, смачно плюнув в окно. Совершенно случайно он попал в проходившего мимо крестьянина.
- Хе, - сказал Замарини, - Привет!
- Пошел ты! – отозвались пленники.
- Фи, как грубо, - скривившись в ухмылке, сказал Его Высокопреосвященство. – Слабо угадать, зачем я сюда пришел?
- Может, Вам моча в голову ударила после того, как выпили болотную воду? – непочтительно высказал догадку Потрос.
- Началась война, или янки повысили импортные пошлины, - глубокомысленно заявил Отос.
- Ставлю полпистоля, которые я хотел отдать Отосу, но отдам в следующий раз, что Вы пришли сюда нас казнить, - неожиданно сказал Д’Арнатьян. При этом его лицо вдруг напомнило кардиналу морду скунса во время брачного периода.
- Принимаю! – воскликнул кардинал, выплевывая вонючую сигару. – Давай-ка сюда мои полпистоля, так как я пришел Вас отпустить.
Гасконец со вздохом протянул кардиналу полпистоля и запрыгал от радости на одной ножке. Кардинал тем временем тут же распорядился насчет друзей.
- Стража! Отпустить их! А теперь арестуйте их снова!
- За что? – завопили разочарованные пленники.
- За то, что задаете идиотские вопросы, - хихикая, ответил Замарини. – Теперь я буду прыгать от радости на одной ножке, вот так и вот так и разэтак!
Кардинал еще долго прыгал от радости на одной ножке, пока не наступил опорной ногой на кожуру банана, разбросанную Потросом по всей камере. Поскользнувшись, кардинал свалился носом в парашу, опрокинув ее на себя.
- Ну и что теперь будем делать? – спросил друзей Потрос, с интересом наблюдая, как по приказу кардинала двух стражников расстреляли за то, что в камере у пленников грязно и параша не вынесена.
- Будем думать дальше, - ответил Д’Арнатьян, - Эх, если бы мы могли подкупить стражников! Как много бы я дал, чтобы иметь пятьсот пистолей!
- Я тоже бы дал три пистоля, - заявил Потрос, не желая уступить Д’Арнатьяну в щедрости.
- Это было бы неплохое вложение, - согласился Отос, щелкая калькулятором.
- А может прорвемся? – спросил мужественный Дю Баллон де Плафон де Перрон, тыкая вилкой в котлету. – Я помню, мы во Вьетнаме, как-то задали перца узкоглазым, - он посыпал перцем на котлету и чихнул.
- Нет, надо применить хитрость, - возразил Д’Арнатьян, доставая из сапога набор отмычек.
Глава 42.
Дождавшись ночи, гасконец принялся шуровать с замком. К рассвету он добился, хоть какого-то результата – дверь в камеру было уже невозможно открыть ни изнутри, ни снаружи. Посвистывая, Д’Арнатьян сделал вид, что так и было задумано.
Отос, подойдя к гасконцу и к делу рук его, увидел, что он делает вид, что именно так и было задумано.
- Я вижу, что Вы, посвистывая, делаете вид, что так и задумано, - сказал благородный Отос.
- Да ладно, мы особенно и не надеялись, - приободрил друга Потрос, по дружески ударив его в глаз. – Как мы теперь парашу будем выносить, - принялся возмущаться наш толстый герой.
- Будем выбрасывать в окно, - предложил сметливый гасконец, почесав под глазом. И вдруг его осенило. Схватив лист туалетной бумаги, в который была завернута котлета, припрятанная Потросом от своих друзей, Д’Арнатьян написал на нем большими буквами «Французское отделение форта Нокс. Продажа золотых слитков» и вывесил на улицу. Спустя три минуты и семнадцать секунд, до слуха друзей донеслись выстрелы и крики. Это местные жители, загримировавшись под индейцев, напали на бледнолицых недоносков. Вскоре в дверь камеры постучали.
- Откройте, телеграмма, - сказал кто-то за дверью.
- Банзай, к черту торпеды, - смело ответили друзья, попрятавшись под кроватями.
В ответ спустя минуту раздался взрыв, и железная дверь с лязгом рухнула на пол. В камеру ворвались индейцы с большими пустыми мешками в одной руке и маузерами в другой.
- Где золото? – взвизгнул один из них, размахивая самым большим мешком.
- Золото, золото, золото, золото, золотозолотозолото, - сладострастно забормотал другой, закатив глаза.
- Амарис! – удивленно сказал Д’Арнатьян, возникая из-под кровати, как чертик из коробочки. – Вы все-таки пришли спасать нас, наш дорогой друг!
- Тут что, нет золота? – огорченно спросил Амарис, пряча свой большой мешок в карман. – А, да точно, я же пришел спасать вас, друзья мои (слабоумные), да так вот оно и есть, правда, Рауль? – обратился он ко второму индейцу, который начал шарить в постелях заключенных, не гнушаясь вспарывать подушки.
