Сергей Федин - Математики тоже шутят
Аллеон Труште
Евгений Неглинкин Роман в стихах ПРЕДИСЛОВИЕРоман написан в 1939–1940 учебном году.
Автор считает своим приятным долгом выразить глубокую благодарность за помощь в работе члену-корреспонденту АН СССР проф. Привалову И. И. И доценту Гуревичу А. Б., чьи лекции по теории функций комплексного переменного и политэкономии были использованы при написании романа.
Песнь первая
Не хочу учиться — хочу жениться.
Д. В. ФонвизинУмри, Денис,
Лучше не напишешь!
АвторГорит восток зарею новой,
Звенит будильник полчаса,
Сыр коркою своей багровой
Ласкает взор. И колбаса,
Глазами сальными сверкая,
Как одалиска молодая,
На блюде томно возлежит,
Гурмана взор к себе манит. [16]
О, колбаса, еда студента!
Едина ты питаешь нас,
Порой сочна, как ананас,
Порою тверже монумента,
Тобой лишь дышит и живет [17]
Студентов радостный народ. [18]
Но молодой герой поэмы
Вставать не торопился. Он
Любил поспать, как любим все мы.
Докучный отгоняя звон,
Глаза в томленье закрывает,
Как вдруг (о ужас!) возникает [19]
Сквозь безмятежных грез туман
Виденье ада — замдекан! [20]
Сияют [21] краги желтым блеском,
Рукою твердой он как раз
Ужасный подписал приказ,
И искры рассыпают с треском
Его орлиные глаза...
Он весь, как Божия гроза!
Герой, что сделалось с тобою?
Где безмятежной лени вид?
Как бы холодною водою
Внезапно бедный был облит.
Вскочил с постели, вмиг оделся,
Умылся и за стол уселся,
Не замечая ничего:
Декан, декан глядит в него!
И утро все герой наш бедный [22]
Куда бы взор ни обращал
И чтоб ни делал, все витал
Над ним декана призрак бледный.
Так коршуна завидя тень,
Наседка мечется весь день. [23]
Шумит, гремит трамвай московский,
От крика стекла дребезжат,
И долго шума отголоски
За ним по улице летят.
Но кто всех яростней дерется?
Чей глас всех громче раздается?
То горемычный наш герой
Висит, держась одной рукой.
Друзья «Полнощного трамвая», [24]
Пока он там шумит, орет!
(Хотя билета не берет),
Томить Вас доле не желая,
Без промедленья, сей же час,
С героем познакомим [25] вас.
Неглинкин, добрый наш [26] приятель,
Мехматской нивы яркий [27] цвет,
Гурса, Привалова [28] читатель,
Танцор, отличник [29] и поэт,
Был москвичом. Из школы средней
Унес он, кончив класс последний,
Свой аттестат, новейший блюз,
Да слабых знаний легкий груз.
Он по-немецки еле-еле
Мог изъясняться и писать,
Мог старосте невинно лгать,
Прогуливая по неделе.
Чего ж еще! Мехмат нашел,
Что он вполне нам подошел. [30]
К безделью приучившись в школе,
Он здесь себя [31] не утруждал.
Во время лекции на воле
По коридорам он гулял.
С лицом задумчивым и нежным.
Когда ж прогульщикам мятежным
Пришла тяжелая пора
И грозные выговора
Посыпались, худого слова
Не молвив, он на задний ряд,
Придя, садился, и подряд
Читал Бальзака и Баркова,
Спинозу, Гусева [32], Мюссе —
Ему любезны были все.
Неглинкин был в глазах доцентов
Неглупый малый, но ленив.
Он чтил профессоров. Студентов,
В них нрав беспечный оценив,
Считал он верными друзьями
И часто, часто вечерами
В пивной с компанией сидел,
И пиво пил, и раков ел.
Не избегая наслаждений,
Там часто сиживал и я,
Да [33] слабо пиво для меня!
Но в чем он истинный был гений,
К чему стремился вновь и вновь,
Была, друзья мои, любовь.
Одетый, как московский денди,
(Иль современное — пижон),
Он вел поить дешевым бренди
Наивных дев и страстных жен.
Любил в фривольном разговоре
С лукавством тайным в томном взоре,
Коснуться будто невзначай
Высокой груди иль плеча. [34]
Никто, как он, не мог умело
С ученым видом знатока
Погладить ножку иль бока,
Последний страх развеять смело
И... Но нескромен разговор.
Стыдливо мы потупим взор. [35]
Однако долго мы болтали,
Куранты бьют девятый раз,
Пока мы тут вам [36] рисовали
Портрет героя без прикрас.
Трамвай по Моховой тащится, [37]
Евгений в нетерпенье злится, [38]
И подтолкнуть желал бы он
Ползущий медленно вагон,
Но вот и [39] дом голубоватый.
Евгений на часы глядит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит, [40]
Летит Шершевскою [41] гранатой, [42]
И, щедро [43] рассыпая мат,
Взлетел [44] Неглинкин на мехмат.
Песнь вторая
Оставь надежду, всяк сюда входящий.
Данте. «Божественная комедия». Ч. 1Звенит звонок. Толпой нестройной
Студенты медленно бредут
К дверям. Прогульщик беспокойный,
Презрев учебы славный труд,
Всех встречных на пути толкая,
Летит, как серна молодая.
По длинной лестнице в буфет,
Желая свой запутать след. [45]
Так вор, в боязни жесткой таски, [46]
Скрав чемодан, скорей идет
На площадь, где кипит народ,
И там гуляет без опаски.
Не поступай, читатель, так,
Когда ты сам себе не враг.
Еще один, еще — с «дифуров»,
С анализа, с ТФКП,
Бегут оне [47]. Кто раб амуров,
Кто устремляется к толпе,
Буфет набившей. Тяжкой тучей
Отряды вольницы летучей,
У стойки яростно крича,
Ножами рубятся сплеча —
То [48] бой идет за ложки чайны,
Там, жадно раззевая рот,
Рвут два студента бутерброд,
Тот, завтрак получив случайно,
Не прожевав, глотает вдруг —
Пока не вырвали из рук.
Но возвратимся вновь к герою.
Вон, словно туча саранчи,
Рой опоздавших мчит стрелою,
Меж них Неглинкин. Проскочив
Пред носом лектора, садится
И вид принять ученый тщится,
Но безуспешно. Он попал,
Как Чацкий, с корабля на бал.
Еще в глазах горит отвага,
Угроза в сжатом кулаке,
А [49] уж перо дрожит в руке.
Уж [50] перед ним лежит бумага.
Он чертит сложных формул тьму,
Не понимая, что к чему.
Но скоро чувства в нем остыли,
Он стал рассеянней писать.
Ему дурным примером были
Соседи. Он закрыл тетрадь,
На стуле томно растянулся,
Взглянул на доску, усмехнулся,
На лектора рукой махнул,
Отворотился и вздохнул.
И молвил: «Всех пора на смену.
Науки долго я терпел,
Но и анализ надоел».
Хандру свою обыкновенну
Почуял вновь. Зевнув, он стал [51]
Осматривать знакомый зал.
Прекрасный зал (он был построен
Во вкусе русской старины)
Высокой чести удостоен:
Мехмата гордые сыны
За потрясенными столами
Сидят нестройными рядами,
Иные на доску глядят,
Иные весело галдят, [52]
Неглинкин смотрит: вон Гаврила,
Сидит, как идол, недвижим,
А подмастерья перед ним,
Как бы мартышки пред гориллой,
Кишат. От скуки он зевнет
И бицепс щупать им дает.
Вон у окна, смотря направо,
Он видит: грозный, как утес,
Стоит недвижно, величаво
Поросший мохом длинный нос:
Под носа благодатной сенью,
Объяты негою и ленью,
Спят три студента. Ветерок
Из носа веет. Весь урок
Они невинно почивают,
И лектора орлиный взор,
И близ сидящих разговор,
Счастливцев сих не достигают,
А к носу прочно прикреплен
Шершевский — удалой спортсмен.
Такой прекрасный нос имея,
Умом он скромным обладал,
Он не читал Хемингуэя,
Зато «Повольников» читал.
Не люди рядом с ним сидели —
Лежали тяжкие гантели,
Гранаты, ядры... Но спортсмен
Был очень сильно удручен,
Что прыгнул только на полметра.
Ведь год прошел уже сполна,
Как он гантель на рамена
Взял, бросив циркуль геометра,
Чтоб нормы сдать на ГТО, [53]
А все не сдал он ничего!
Он пред студенческой толпою
Небрежно бросил свысока:
Пройдет два месяца — звездою
На отвороте пиджака
Блеснет значок. Студенты робко,
Но все же спорили. «Коробку
Конфет иль пиво ставлю я!» —
«Что ж, принимаем». — «Ну, моя
Победа будет». И без счету
Он начал заключать пари,
И скоро кружек сотни три
Набралось. Бодро за работу
Нелегкую принялся он
И ездить стал на стадион.
Так год прошел. Но результаты...
О них и говорить смешно,
А обнаглевшие ребята уж пиво требуют давно.
Но нос свой он высоко носит,
Лишь на два дня отсрочки просит
И обвинять во всем готов
Своих ленивых тренеров.
Евгений обратился к Саше:
«Я слышал, ты все нормы сдал,
Мне это Гаврик рассказал.
А может, пиво будет наше?»
«Слабец» — Шершевский отвечал
И длинным носом покачал...
«Но почему, — читатель спросит,
— О юных девах слова нет?
Где пол прекрасный? Он приносит
Нам столько радостей и бед!
Так отчего же из поэмы,
Которую с восторгом все мы
Читаем, не глядит на нас
Лукавство темно-карих глаз?»
Сказать по правде, мы робеем
Петь деликатный сей предмет.
Но коль пути иного нет,
Что ж, мы напишем, как умеем.
Но нам кончать приходит срок,
Тем более — звенит звонок.
Песнь третья