Владимир Ланцберг - И петь нам, и весело петь ! (КСПшные анекдоты от Берга)
-- Поэт Борис Чичибабин не любил авторскую песню и всегда это подчеркивал, хотя на фестивали приезжал и даже работал в жюри. Однажды смотрит мои стихи и говорит:
-- Володя, скажите, пожалуйста, это что, песня?
-- Да, Борис Алексеевич.
-- Жалко!
Продолжает Владимир Васильев:
-- Он так даже поздравлял! Наташа Дорошко стала лауреатом городского конкурса за стихи песни. Он говорит:
-- Я от всей души поздравляю Наташу, хотя эта песня -- далеко не лучшее, что у нее есть.
Примерно так же относится к поэтической песне Александр Кушнер, на стихи которого написано немало прекрасных песен. А уж его старый приятель, "нобелевский тунеядец" Иосиф Бродский, по легенде, в молодости (еще до знаменитого процесса) однажды гнался за Евгением Клячкиным, крича, что расшибет о его голову его же собственную гитару -- так на него подействовали клячкинские песни на его стихи. К счастью для мировой культуры, Клячкина он тогда так и не догнал, а с годами остепенился. Настолько, что, как рассказывается в книге Михаила Кане "Время вдруг становится судьбой", на вопрос Клячкина: "Ося, как Вы посмотрите, если я запишу диск на Ваши стихи?" ответил вполне миролюбиво:
-- Знаете, Женя, меня это совершенно не интересует. Поступайте, как хотите.
А в одной из последних видеосъемок, говоря о Высоцком, всего лишь грустно заметил:
-- Это прежде всего очень хорошие стихи, и я думаю, что было бы лучше, если бы они так и были стихами, а не песнями. То, что Высоцкий их поет, сильно мешает восприятию.
Яркий пример.
Рассказывает Берг:
-- Иногда меня просят высказаться по поводу жанра. И я говорю, что жанр настолько широк, что внутри его располагаются несколько достаточно хорошо различимых поджанров. Один из них, по моей классификации, -- "театральная", или "актерская", песня, задача которой -- достижение успеха средствами исполнительского мастерства.
И привожу примеры: Дмитрий Дихтер, Сергей Никитин... И примеры другого свойства. Вот один из них.
На фестивале в сентябре 1996 года в Воронеже был концерт, где Сергей Каплан представил палеяду бардов, условно говоря, своей школы. Были они из разных городов -- Александр Сафронов, Шухрат Хусаинов, Михаил Коноплев...
Миша допел первую песню. Признаться, при всей ее благополучности, я не только не понял, о чем она, но уже через пару минут не смог вспомнить даже, какой она была на вкус, цвет и запах -- как и все остальные, им спетые. Запомнилась, правда, концовка -- тем, что, закончив петь, он продолжал играть на гитаре. При этом, сделав поворот кругом через левое плечо, он стал уходить вглубь сцены, удаляясь от микрофона, и звук плавно затих.
Я не очень понял, зачем он это сделал и какое отношение эта концовка имела к содержанию песни, но отнес издержки на то, что, возможно, не все слова разобрал.
Таким же макаром Миша закончил следующую песню, затем еще одну...
Я изловил его в коридоре за сценой и спросил:
-- А почему ты четыре песни из пяти закончил так? -- и воспроизвел поыорот кругом.
-- Четыре? -- спросил Миша.
-- Четыре.
-- Из пяти?
-- Ну, да, я же считал, до пяти-то...
Он на несколько секунд остолбенел, потом схватился за голову:
-- Ох, это ж я себя не проконтролировал!
Тонкости терминологии.
Рассказал Александр Мирзаян (Москва), как Дмитрий Сухарев вел какой-то концерт и каждого участника представлял то как классика, то как основоположника.
-- А чем, -- спросил его Мирзаян, -- классик отличается от основоположника?
Ответил не то Городницкий, не то Ким:
-- Ну, классик -- это классик. А основоположник -- тот, кто положил на основы!
Новый сорт.
В конце 70-х, когда резко взлетела вверх популярность А.Суханова, некто предположил, что, если бы Александр стал писать музыку на стихи, например, Окуджавы, возникло бы новое направление жанра -- размышлягер.
Ранние похороны.
В начале апреля 1998 года в Москве в музее В.Высоцкого проходила научная конференция. Один из докладов в секции авторской песни назывался "Кристаллизация жанра авторской песни: истоки, проблемы, тенденции".
Как поняли слушатели, со слов докладчика, авторская песня, ставшая социокультурным явлением в 50- 60-е годы, в настоящее время как жанр умерла. Возникают вопросы:
-- известно ли докладчику, студенту из Перми Григорию Геннадьевичу Попову, что в его родном городе живет и успешно творит некто Григорий Данской, восходящая звезда авторской песни, чье творчество уже стало событием как жанровым, так и в целом социокультурным?
-- известно ли Г.Попову, что "Данской" -- его собственный творческий псевдоним?
Несколько иного мнения...
Рассказывает Берг:
-- В 1988 году я был замечен Михаилом Леонидовичем Анчаровым (кто-то напел ему мои песенки) и несколько раз по его инициативе побывал у него в гостях.
Однажды дело дошло до гитары, и я что-то спел. Вдруг М.Л. вскочил со своего диванчика и с неожиданной энергией зашагал взад-вперед по комнате, столь же энергично выражаясь:
-- Коз-зел, ...! Ну, коз-зел, ... ...!
Я инстинктивно пригнулся: сие могло относиться только ко мне. А М.Л., не глядя в мою сторону, продолжал бушевать:
-- Вот ведь козел, ...! Ну ты посмотри, какой козел! Старый вонючий козел!
Вонючим я еще мог себя представить, но на старого явно не тянул. Слегка высунув голову из воображаемого убежища, я, ни на что особо не надеясь, спросил:
-- Кто козел, Михаил Леонидович?
Но ему было явно не до меня:
-- Кто бы мог подумать, каков козел!..
Я начал понимать, что главная задача теперь -- сначала успокоить Мастера, но любопытство все еще брало верх:
-- Кто козел-то? Козел-то кто?
-- Козел? -- тут он, наконец, заметил меня. -- Как "кто"? Окуджава козел. Старый сумасшедший козел, ...!
-- Но почему!?!?
-- Почему, почему!.. Вот коз-зел, ...! Ты читал, что он в "Правде" написал?
-- ?..
-- Что песня кончилась! Ну, коз-зел, ...!
Все познается в сравнении.
Рассказывает Борис Жуков (Москва).
Как-то в конце 80-х я зашел в магазин "Мелодия" на Новом Арбате. В те годы одноименная фирма еще сохраняла монополию на аудиопродукцию, но уже более-менее ориентировалась на то, что люди хотят слушать. В ее магазинах сочился тоненький ручеек дисков бардов (я, собственно, и зашел посмотреть, нет ли чего новенького в этой серии) и хлестал бурный поток зарубежной (да и отечественной) массовой музыкальной продукции. Как известно, поклонники последней принципиально не признают звуков тише forte, а поскольку любой товар надо показывать лицом, то можно представить, какой музыкальный фон стоял в магазине, название которого выглядело уже злой насмешкой. Звон, гам, грохот, лязг, визг, вой -- собственного голоса не слышно...
И вдруг сквозь эту какофонию я начал различать нормальный мужской голос, поющий что-то человеческое -- текст, конечно, разобрать было невозможно, но мелодия явно присутствовала, довольно приятная и вроде бы даже знакомая. Звук доносился из отдела "советской эстрады", что было еще более странно. Заинтригованный, я взял пеленг на источник -- и уже через несколько шагов вполне отчетливо разобрал мелодию и слова: "На ковре из желтых листьев, в платьице простом..."
Кажется, в тот раз я не нашел ничего из того, за чем приходил, но магазин я покинул просветленным. Надо же, думал я, мы все ругаем Александра Яковлевича, даже имя его превратили в бранный ярлык -- а он, оказывается, такой прекрасный автор и исполнитель. Надо только знать, где его слушать...
Бесконечный тупик
или
Через тридцать лет после конца жанра.
Рассказывает Игорь Каримов (Москва).
-- 1967 год. Мы создаем Московский! Клуб! Самодеятельной! Песни! Крутимся как заведенные: пишем проекты устава, ездим в горком комсомола, еще куда-то, что-то там согласовываем... Мы почти не верим, что нам дадут довести дело до конца, но все-таки -- как здорово, что у нас скоро будет свой клуб, куда мы сможем пригласить всех наших бардов!
И вот, когда все уже почти готово, на очередном сборище один из нас (я не буду его называть) вдруг говорит:
-- Слушайте, а зачем все это? Ведь все уже кончилось!!!
Мы в недоумении смотрим на него -- что кончилось? Настроения в "инстанциях" переменились?
-- Да нет... Ну посмотрите сами: Якушева -- кончилась, Анчаров -кончился, Кукин что-то там пишет, но такое... Есть еще Городницкий, но, ребята, он же уже старик, ему тридцать пятый год! А из молодых -- кто? Сладенький Егоров, да этот еще, со странной фамилией... как его... ну, он выпендривается еще очень... да, Луферов. И все! И больше уже ничего не будет!!! Ради чего мы стараемся-то?
Честно говоря, ни я, ни остальные тогда не нашли, что ему ответить, и очень приуныли. Но дела, к счастью, не бросили. Зато теперь я совершенно спокойно слушаю подобные пламенные речи. А они так и звучат с тех пор, не умолкая, только имена в них меняются.
МУХИ ТВОРЧЕСТВА
От любви до ненависти...
Рассказывает Михаил Сипер:
-- Примерно в 1981 году КСП из Нижнего Тагила побывал на фестивале в Перми. Три дня непрерывного пения со всех сторон довели Василия Мешавкина (соавтора М.Сипера -- прим. сост.) до исступления. Его уже тошнило от просьб спеть или выслушать песню. И когда при отъезде домой на вокзале Люда Бегишева из пермского КСП попросила Васю спеть на прощание, Вася взорвался и заорал на весь вокзал:
