Владимир Болучевский - Шерше ля фам
– Здрасте, – кивнула Вероника.
– Познакомься вот с Лешей. – Волков сел за стол, откупорил бутылку «Туборга» и, вылив ее содержимое в высокий стакан тонкого стекла, стал пить крупными глотками.
– Александр, – Гурский протянул руку мужчине невысокого роста, но очень широкому в плечах, который, надев на себя кухонный фартук, готовил что-то у плиты.
– Алексей, – обернулся тот, протянул широкую крепкую ладонь и бросил на Гурского цепкий взгляд.
– Ты на него, Леш, так не зыркай, – глядя в стакан, негромко сказал Волков. – Саня – друг детства мой и человек хороший.
– Слезать тебе с кочерги нужно, Сергеич, – вернулся Алексей к стряпне. – Дед со дня на день вернется, говорить с ним надо. Без перегара.
– О! – со значением взглянув на Гурского, указал на Лешу пальцем Волков. – Обрати внимание – Леха Прапор. Три войны за спиной. Очень ответственный командир. У него не забалуешь.
– Завтракать будете? – обернулся Леха к Гурскому.
– Нет, спасибо. Я уже.– Александр присел к столу.
– Я тоже сейчас не в состоянии. – Петр допил пиво и достал из-под стола еще бутылку. – Спасибо, Леш, ты оставь как есть, я потом сам.
– Короче, Сергеич, – Алексей выключил плиту, повернулся и развязал за спиной тесемки фартука, – я тут кой-чего сделал, остальная жратва в холодильнике. Который день не ешь-то?
– Да ну… – отмахнулся Волков.
– Я прослежу, Леша, не волнуйтесь, – Адашев достал сигареты.
– И это… я, в общем, полетел, – продолжил Леша, снимая фартук, – чуть погодя еще заскочу, а ты… давай, завязывай с пьянкой-то. Не дело ведь это.
– Да… – обернулся он в дверях кухни. – Ребята там тебе приветы передают.
– Ага, – кивнул Волков. – Аналогично и им.
– А на тачке твоей я пока езжу. Осип хотел взять, я не дал. Засрет он ее всю, пока ты вернешься, неделю потом отмывать. И пепельницы он никогда не вытряхивает.
– А что у тебя с рукой? – указал бутылкой Волков.
– Это? – Алексей взглянул на свою опухшую левую кисть каким-то задумчивым и несколько удивленным взглядом. – Это меня беложопик тяпнул.
– Кто? – не понял Петр.
– Шмель такой, с белым хвостиком. Мы их в детстве голыми руками ловили, и они не кусались. А теперь кусаются. Все с ума посходили. Ладно… пошел я, короче.
– Давай. Сань, проводи его, а? Гурский поднялся, вышел в переднюю, проводил Алексея и запер за. Ним дверь.
– Андрей Иваныч! – крикнул из кухни Волков. – Ты там где?
– Да здесь я, – приглаживая бороду, вошел на кухню Андрей, – где мне, собственно, быть-то?
– Давай-ка по пивку, там коробка под столом.
– Ага… это с удовольствием. Саша, ты про телегонию выяснил?
– Херня это все. Человек не кенгуру.
– Сла-ава Тебе, Господи… – облегченно вздохнул Андрей Иваныч и наклонился за бутылкой пива.
– Сейчас, Сань, мозги немножко на место встанут, – Петр посмотрел на Гурского, – и поговорим. Был ты вчера у сестренки-то?
– И у одной, и у другой, – Александр закурил сигарету.
– Иди ты? И они обе тебя приняли?
– И беседовали весьма охотно. И коньяком угощали. Что одна, что другая. Только у старшей бодяга какая-то «левая», а у младшей ничего.
– И тебя, значит, тоже коньяком потчевала? А эксцессов потом не было?
– Я все ждал, надеялся, но… не выгорело.
– Нет, выходит дело, желания на тебя «компру» лепить.
– А куда эту «компру» потом девать? Ее же даже менты засмеют, если она к ним сунется, а мы им еще и твою кассету присовокупим, до кучи. Кто ж поверит, что ее чуть не по два раза на неделе изнасиловать пытаются, а она все это дело на пленку пишет. Она не дура.
– Кто?
– Ну, в смысле обе они. – Гурский потер ладонью лоб. – Какое-то странное ощущение меня преследует, но… ухватить никак не могу.
– А в чем дело?
– Сам не пойму. – Александр сделал затяжку и задумчиво стряхнул с сигареты пепел. – Ускользает.
– А ты изложи вслух, помогает. Новое узнал что-нибудь?
– Как сказать… в общем, нет. Все, что ты мне рассказывал, я от них и услышал. Сидели они в тот вечер в «Фортеции», вчетвером. Ты говоришь, старшая набулдыкалась?
– Ну… мне Игорек этот, Дугин так сказал. А потом они с младшей разругались.
– Ну да. Младшая-то не пьет.
– Да?
– Говорит, что не пьет. И не курит. Похоже, правду говорит, чего ей врать-то? Могли и поэтому разругаться. Двойняшки очень ревностно друг к другу относятся. Одна напилась, а другой за нее как за саму себя стыдно. Как будто это она сама ведет себя по-свински.
– Кстати! – подал голос Андрей Ива-ныч. – Если кому интересно, то я мог бы сообщить любопытный факт касаемый… как бы это сказать… короче, типа близняшек.
– Докладывай, – кивнул Волков.
– Вот вы же не знаете, и вообще мало кто знает, но тем не менее существует исторический факт, который описан в специальной литературе. Дело в том, что один из Сиамских близнецов, ну, тех самых, которые собственно сиамские, они из Сиама родом, это потом всех подобных так называть стали, так он…
– Короче можешь? – взглянул на него Волков.
– Я многое могу. Практически все. Так вот, если угодно «короче», буквально в двух словах, то история такая: один из этих близнецов был убежденный трезвенник, а другой, как это ни смешно – горький пьяница.
– Да? – взглянул на него Петр.
– Да. А система кровообращения-то у них общая. Типа – один поел, оба покакали.
– Да-а? – удивилась Вероника.
– Натюрлих, мамзель. Представляете? Пьяница хлебал каждый день, а другой ему морали читал, неуклонно, тем не менее, при этом пьянея. И это еще ладно, это полбеды, но ведь у него же на следующий день еще и похмелье чудовищное, а? Каково? И это не брамши ни капли в рот! А?! О!!! Вот это история так история, а вы тут говорите… – Андрей налил в стакан пиво.
– И тем более ей обидно, – продолжал Гурский, – что вот, мол, сидит она такая же, как и сестра, даже еще и лучше, поскольку трезвая, а колечеко-то тем не менее ей как бы за компанию подарили. И в жены нормальный такой упакованный мужик не ее взял, а сестру. Вот она и психанула. Взяла тачку и уехала домой.
– Это ты к тому, что она скорее бы сестрицу грохнула, чем Заславского?
– Ну… в общем, наверное. Она мне вообще гораздо больше понравилась. Какая-то… более настоящая. Не убивала она Заславского. Отвечаю.
– А старшая?
– Нет. Категорически. Вообще, считается, что старшие у двойняшек, пусть они даже старше на каких-то несколько минут, все равно лидеры по жизни. Ну… в их тандеме. А младшие – ведомые, во всем старшим подчиняются. А тут, мне так показалось, дело наоборот обстоит. Старшая, она какая-то… нет, не может она человека убить.
– Ну? И что у нас остается? Дугин?
– Да тут тоже… видишь ли, сестры эти, они и сами-то по себе не Бог весть какие акулы по жизни. Так, нормальные девки, ни больше ни меньше.
– Если не считать, что они меня подставили.
– Ну да, конечно. Но… даже и они-то Игорешу Дугина этого, по-моему, глубоко всерьез не воспринимают. Я его не видел, а ты общался. Как он тебе?
– Н-да… – покрутил в руках свой стакан Волков, – не очень-то он на злодея тянет. Энергетика не та. Схитрить, сподличать… это еще может быть, но человека жизни лишить… нет, вряд ли. Кишка тонка.
– Тем более, что мало что он от смерти Заславского выгадал. Да, управляет пока делами фирмы. Но, как мне Яна сказала – «если мы с Аней решим» – турнут они его завтра же и наймут другого управляющего. Вот и все. Так что…
– Да, – нахмурился Волков, – мало чего нам твоя разведка дала.
– Но ведь почему-то они тебя подставили? Ведь чего-то же они перепугались? А?
– Определенно, – кивнул Петр.
– Чего? – Гурский закурил новую сигарету. – Может, во всей этой истории еще что-то есть, а, Петя? Может, ты чего-то не заметил?
– А что там замечать-то? – Волков нервно поставил стакан на стол, потянулся к своей сигаретной пачке, открыл ее и, увидев, что она пустая, смял в кулаке. – Верн… ро… Господи! Ве-ро-ни-ка. О! Слушай, – повернулся он к сидящей за столом девушке, – извини, пожалуйста, а нельзя тебя как-нибудь покороче называть? Ведь язык же сломаешь.
– А ты бы пил больше, – изрек Андрей Иваныч и откупорил еще одну бутылку пива.
– Как покороче? – спросила Вероника.
– Ну, я не знаю… Вера, там, или Ника, – пожал плечами Петр. – Тебя дома родители как зовут?
– Дома меня зовут по-разному. Папа – Тусей, а мама Кукуней. Тебе что больше нравится?
– Нет уж… уж лучше я тебя Вероникой буду звать, – рассудил Волков. – Слушай, у меня там, в тумбочке возле кровати, сигареты. Принеси, а? Будь другом.
– Легко, – Вероника поднялась из-за стола и пошла за сигаретами.
– А Вера и Ника, – обернулась она в дверях, – это, между прочим, две совершенно разные девушки. Разве нет? – взглянула она на Адашева-Гурского.
– Пожалуй, – кивнул он.
– Ну вот. А я-то одна. Вот я и Вероника. Логично? – бросила через плечо подхваченное у Петра Волкова словечко и вышла, шаркая по полу мужскими пляжными тапочками большого размера.
