Анатолий Софронов - Карьера Бекетова
Бекетов. Что вы, что вы, это же вопрос решенный!
Мухин. Не перебивайте, Илларион Николаевич, меня.
Бекетов (тревожно). Пожалуйста... Да вы присядьте. (Садится.)
Мухин (не обращая внимания на приглашение). И вот. (Подает небольшой лист бумаги.) Возвращаю ордер на квартиру! Да как же это так, Илларион Николаевич! Меня, старого русского инженера, хотели подкупить?!
Бекетов. Иван Серафимович, я не позволю...
Мухин. Нет, позволите... А я-то, старый дурак, думаю — за что мне такие благодарности? За что? Чем я себя проявил? Квартира, повышение... А приходит Саша и говорит: «Письма-то, папа, анонимные в министерство писал Бекетов... Мы нашли черновики...»
Бекетов. Какой Саша? Какие черновики? Прекратите!
Мухин. Сын мой, Саша. А письма? Ваши письма. Так вот оно что, я думаю... Вот почему... Письма... Я же видел, как ваша нянюшка их отправляла. Видел, понимаете, видел. Разговаривал с вашей нянюшкой. Она же вам сообщала? Сообщала, Илларион Николаевич... Вот и квартира. (Иронически.) Улучшение соцбытусловий... И сына сюда вмешиваете. Илларион Николаевич, да как вы могли?
Бекетов. Вы с ума сошли, Мухин!
Мухин. Не выйдет, в сумасшедший дом не выйдет! Уже все знают...
Бекетов (рванувшись к Мухину). Как — знают?!
Мухин. Сын мой знает. И другие знают...
Бекетов. Откуда? Откуда знают?!
Мухин. Купить хотели... Как же так, Илларион Николаевич? А еще и-тэ-эр?!
Бекетов (в панике). Слушайте, Иван Серафимыч, я не могу вам всего сейчас объяснить... это потом... Высокие цели, государственное значение, которое... Вы меня понимаете? Но вы поймете... Поймете... Я считаю, вы должны... об одном прошу... Никому! Никому! Ни одной душе! Вы не были на почте. Няньки не было на почте, писем не было... Ничего не было.
Мухин пятится к двери от наседающего на него Бекетова.
Вы понимаете, от вас зависит... Меня исключат, сына исключат... Ну, скажите, вы же не видели? Правда, не видели?
Мухин. Все видел, все, Илларион Николаевич! Эх, вы!
Бекетов. Сколько вам нужно? Двести? Триста? Пятьсот? Хотите тысячу... Две тысячи? Три? Три пятьсот? Я достану! В рассрочку! Да что вы молчите?!
Мухин. Эх вы, Бекетов! И нянька была и почта была! Сообщу... Ставлю вас в известность — сообщу. Я иду, Илларион Николаевич! Иду! Сообщать иду! (Быстро уходит.)
Бекетов (почти бежит за ним. В открытую дверь). Иван Серафимыч, Иван Серафимыч!
Звенигородская (в дверях). Он ушел... Что с вами, Илларион Николаевич?!
Бекетов. А, ничего! (Захлопнув дверь.) Звонить, звонить. Домой, домой! (Не попадая в отверстия, нервно набирает номер.) Няня? Ты? А-а, черт тебя дери! Ты же сказала, что все убрала?!.. Я, я! Маша, Маша дома?.. Позови... Ну, к телефону... А куда ж еще... Глухая тетеря... Ну да, теперь, теперь. (Вертит трубку в руках; стараясь говорить спокойно.) Машенька, ты? Машенька, ты не видела, я там бумаги забыл... Ну, мои, мои... Какие копии? Какие черновики?.. Ах... Что? Как — знаешь? Я все объясню... Я приеду, сейчас приеду... Юрий сказал? Что он сказал?! Нашли... Кто нашел? Причем здесь Мухин? А-а... (Застонал.) Я все объясню, Машенька... И мне тоже нужно поговорить с тобой... Скажи, чтоб их оставили дома!.. Их нет? А где? Где они?.. У Привалова? Как — взял?.. Что взял? Да какое он имел право? Машенька, но только ты, я тебя прошу... Все устроится... Я считаю... Одним словом, я еду, еду, еду домой. (Вешает трубку. Звонит.)
Входит Звенигородская.
Машину! Машину! Машину!
Звенигородская выходит. Бекетов засовывает какие-то бумаги в портфель. Входит Звенигородская.
Звенигородская. Машина у подъезда... Звонили из комитета партийного контроля...
Бекетов. Кто? Кто звонил?!
Звенигородская. Просили вас немедленно приехать к товарищу Кузину.
Бекетов. Кузину? (Садится. Делает рукой знак Звенигородской, чтобы та вышла.)
Звенигородская выходит.
В партконтроль? (Поднимается, берет портфель и снова бросает его на стол.) Куда же ехать? Домой. Но писем нет! Туда? Но там Кузин... Кузин... Ку-у-зин! Ударение сместилось, все сместилось! Будет ударение, обязательно будет ударение! Как же так? Интуиция подвела? Нет, информация. Информация, информация — мать интуиции! Но что я скажу Кузину? Ошибка? Ошибка? Ошибка? Главное — вовремя признать ошибки. (С надеждой.) Главное — вовремя признать ошибки. Это — главное! Критика своих ошибок... Допустил, допустил недостатки в своей работе! Допустил! (В зрительный зал.) В работе? А какая это работа, товарищ Бекетов? Гражданин Бекетов? Но ведь я молодой член партии?! Меня не воспитывали? Не воспитывали! Пережитки, пережитки... Вот-вот... Со мной не работали, товарищи! Не проводили массовую работу... Среди... среди... как это? Ах, да! Среди меня. Товарищи, я сын телеграфиста, провинциального телеграфиста. Я не из пролетарской среды, товарищи. У меня не могло быть сложившегося мировоззрения... Товарищи! Я обещаю вам... я надеюсь... Выправлюсь... Поверьте мне... Ехать? Но куда? Домой? Нет. В партконтроль? К товарищу Кузину? Кузину? Не-ет! Но куда же, куда? Подожди, подожди, Бекетов! Подумай, Бекетов! Успокойся, Бекетов! К Привалову? Да, к Привалову! Он простит, он поможет, он воздействует. Воздействует! Сергей поможет! (Берет со стола портфель.) К Привалову! К Сереже! (Широко распахнув дверь, уходит.)
Картина третьяСтоловая в квартире Приваловых. В комнате не заметно каких-либо перемен, только около дивана стоит чемодан. На столе по-прежнему лежит том Большой Советской Энциклопедии. Полдень.
На сцене — Бекетова. Она стоит около открытого окна. Звонок. Бекетова прислушалась, постояла немного и после повторного звонка, резкого и пронзительного, идет открывать дверь.
В комнату вбегает возбужденный Бекетов, за ним тихо входит Бекетова.
Бекетов. А Сергей Иванович?!
Бекетова. Его нет. Никого нет.
Бекетов. А где же, где же он?
Бекетова. Не знаю.
Бекетов. А ты, а ты почему здесь?
Бекетова. Жду Юру. Он ушел от нас. (Показывает на чемодан.)
Бекетов. Маша, Маша!
Бекетова. О чем ты?
Бекетов. Уйдем, уйдем от этих черствых людей!
Бекетова. Я не могу.
Бекетов. Что?.. Что ты говоришь?! Подумай, Маша!
Бекетова. Я все, я уже все продумала.
Бекетов. Я люблю тебя... Ты не имеешь права! Мы уедем куда-нибудь далеко. Всюду люди, Маша. Я буду работать, я буду честно работать, Маша!.. Ты просто обязана. Ну, Юрий, Юрий, — я понимаю, я его еще могу простить, я его еще, может быть, прощу...
Бекетова. Тебе самому долго придется завоевывать прощение сына.
Бекетов. Что ты говоришь?! Я воспитывал его, я растил.
Бекетова. Ты его не видел, ты никого не видел... За последние годы ты стал очень себялюбив. Я это видела, давно видела. И молчала, из-за Юрия молчала... А ты... ты давно уже забыл о сыне.
Бекетов (раздраженно). Хорошо! Хорошо! У него своя дорога. Но мы с тобой... Маша, Маша!
Бекетова. Ларя, Ларя! Зачем ты это все?
Бекетов. Маша, я уже говорил, я хотел видеть тебя во всем блеске. Ради тебя...
Бекетова. А меня ты спросил, хочу ли я этого блеска? Ты бы спросил меня все-таки. Как ты думаешь, что бы я тебе ответила?
Бекетов молчит.
Все ради себя, все ради себя. Если бы ты хотя бы на минутку подумал о сыне, обо мне... Нет, ты не думал, ты не думал! Только о себе, о своей (раздельно) карь-е-ре.
Бекетов. Чужие слова! Маша, что же будет? Неужели я останусь один?
Бекетова. Да, Илларион.
Бекетов. Навсегда?
Бекетова. Не знаю. Я не могу с тобой жить. Я не хочу даже думать об этом...
Бекетов. Ты не имеешь права быть такой жестокой! Мы венчались с тобой в церкви.
Бекетова. Илларион, о чем ты говоришь? Может быть, может быть... когда-нибудь... кто знает? Сейчас не могу.
Бекетов. Маша, прости!
Бекетова. Илларион, собери последнее, что в тебе осталось приличного, иначе тебе будет трудно жить, невозможно будет жить!
Бекетов. Маша!..
Бекетова. Я тебе прямо скажу. Мне сорок три года, я прожила свою женскую жизнь...
Бекетов. Что ты, Маша?
Бекетова (не слушая его). И тем не менее я не могу жить с тобой, это противно моей совести. Я уеду... Я уеду. Я буду с Юрием.
