Анатолий Софронов - Сын
Обзор книги Анатолий Софронов - Сын
Анатолий Софронов
Сын
Драма в двух действиях
Алексей Платов.
Евдокия Платова.
Михаил Платов.
Ольга Платова.
Екатерина Шувалова.
Семен Безбородько.
Николай Головоногов.
Андрей Трошин.
Григорий Померанцев.
Степан Камарчук.
Мария Сорокина.
Галя — официантка.
Секретарь Трошина.
Посетители ресторана.
Действие первое
Осенний парк. Входят Катя и Алексей. Они продолжают разговор. Издалека доносится музыка.
Алексей. Странно человек устроен... Волновался, готовился, мечтал о поездке, а теперь, когда нужно уезжать, начинает думать... Ты меня не слушаешь?
Катя. Слушаю.
Алексей. Думать об этих кленах, дорожках, улицах, вспоминать о любимых скамейках... Неужели тебе не хочется поехать?
Катя. Нет. Мне хочется ходить по этим дорожкам, сидеть на любимых скамейках, встречать весну и провожать зиму.
Алексей. Через три года мы вернемся и ничего не узнаем: ни нашего города, ни этого парка. Разве это не интересно?
Катя молчит.
Можно, вероятно, прожить всю жизнь на одном месте, не торопясь, спокойно, размеренно делать свое дело. А можно... Можно увидеть весь мир, всю планету, в один год прожить сто лет.
Катя. Алеша, ты фантазер! Все зависит от человека — можно жить здесь и увидеть гораздо больше.
Алексей. А я хочу знать — как к нам относятся в Африке. Не по газетам знать, а сам, лично...
Катя. Алешенька, милый, почему надо обязательно куда-то уезжать?
Алексей. Ну пойми! У меня какая-то страсть уезжать, возвращаться, опять уезжать. Все видеть, быть за тысячу километров от дома, в другом конце планеты... Африка!.. Что ты знаешь о Кении?
Катя. Это где-то очень далеко. Я не могу знать обо всем, что так далеко.
Алексей. Для меня это сейчас близко. Нет, все-таки скажи, что ты знаешь о Кении?
Катя. Это где-то около экватора.
Алексей. А еще?
Катя. Там пальмы.
Алексей. Еще!
Катя. И, конечно, обезьяны.
Алексей. Еще, еще!
Катя. Тигры!
Алексей. Тигров нет... там львы... жирафы. Кению очень любил Хемингуэй. Он там охотился.
Катя. В снегах Килиманджаро, да?
Алексей. Да! Хемингуэй охотился, а я буду искать нефть.
Катя. Ты будешь искать нефть, а я буду охотиться на антилоп?
Алексей. Почему на антилоп?
Катя. Так делала Мэри, жена Хемингуэя.
Алексей (после молчания).
«Вот о той звезде далекой,
Мэри, спой,
Спой о жизни одиноко
Прожитой...
Спой о том, что не свершил он,
Для чего от нас спешил он
В незнакомый тихий край,
В песнях, Мэри, вспоминай...[1]».
Катя. Алеша, а вдруг я не способна стать Мэри? Согласись, бывают же не только героические личности.
Алексей. В Сталинграде, где погиб твой отец, шли на смерть не только героические личности.
Катя. Ты все преувеличиваешь. Ну, поедешь, ну, поработаешь... Вернешься обратно, если тебя не съедят эти африканские львы... И все. Разве не так?
Алексей. Не так, Катя, совсем не так. Что мы знаем о счастье? Что такое счастье?
Катя. Вот сейчас мы с тобой в парке. Это счастье.
Алексей. А мы с тобой там — это не счастье? Я хочу успеть сделать в своей жизни как ложно больше, хочу принести людям много радости, счастья. Люди получат свою нефть — это счастье. Счастье для них, там.
Катя. По-моему, мы ошибаемся, когда ищем счастье за синими озерами. Оно здесь, рядом. Умей его только тихо послушать и понять... (Замолчав, смотрит на Алексея.) Алеша, а нельзя без крокодилов?.. Ты будешь постоянно в экспедициях, будешь искать, искать, искать нефть. Для тебя это главное. А я? Для меня, пойми, — моя работа, мои опыты. А что я буду делать там? Ко львам я даже в зоопарке боюсь подходить. А в зоопарке они в клетках. Я не могу ехать, Алеша. Мне там просто нечего будет делать. Ты не Хемингуэй, а я не Мэри.
Алексей. Нет, ты поедешь! Все равно ты поедешь!
Раскаты грома. Дождь. Алексей и Катя бегут на авансцену. Опускается занавес, на котором — высвеченные контуры города. Гремит гром. Шум дождя.
(Привлекая Катю к себе.) Родная моя, ничего я так не хочу сейчас — как быть понятым тобой! Ты подумай, десятки тысяч наших парней сейчас в Африке, в Азии, на Кубе... В джунглях прокладывают дороги, в пустынях, в горах ищут нефть. Ты подумай — такие же парни, как я. Чем я хуже их? Или чем они лучше меня? Ты поедешь, слышишь, поедешь! Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной. И я не пущу тебя! На всю жизнь не пущу!
ЗатемнениеКартина вторая
Квартира Платовых. Платова перекладывает в чемодан рубашки Алексея. Жилкин с гитарой, напевает песню.
Жилкин (закончив вторую строфу). Я мешаю вам, Евдокия Васильевна?
Платова. Что вы, Григорий Афанасьевич, я люблю, когда вы поете. Особенно в последний раз в вашем народном театре очень понравилось.
Жилкин. Я волновался тогда так, что у меня и голос потерялся.
Платова. Я привыкла к вашему голосу.
Жилкин. А я к вам... Понимаю — не надо. Для меня и то счастье, что я вижу вас.
Платова. Вы все шутите, Григорий Афанасьевич.
Жилкин. А что же делать одинокому человеку? А вы все Африку изучаете?
Платова. Приходится.
Жилкин. Значит, уезжает Алексей?
Платова. Собирается. Государство там молодое. Помогать ему — наш долг.
Жилкин. Долг-то долг... Только иногда за наше добро про нас же и всякие пакости говорят.
Платова. Ну, не все же так. За добро и нам добром платят.
Жилкин. Согласен. Только я не слышу. А вот тех, что пакости говорят, слышу... Каждый вечер по радио слышу.
Платова. И не противно вам слушать?
Жилкин. Противно, а слушаю. Любопытно.
Платова. А что же это вы до всего такой интерес имеете?
Жилкин. Сверяю, что капиталисты говорят и что другие болтают. Я-то знаю, что у нас делается.
Платова. Действует на вас радио.
Жилкин. На меня никакое радио не действует. Радио само по себе, а я сам по себе. Как говорится, вольный сын эфира.
Платова. Не так давно вы не были вольным сыном эфира.
Жилкин. Как?
Платова. А так. Тогда вы мне что-то не говорили, что слушали «Голос Америки» и Би-Би-Си.
Жилкин. Слушал.
Платова. Их же забивали?
Жилкин. Находил щелочки.
Платова. Вот я вас и поймала.
Жилкин. Нет, я сам с повинной явился. Двоих, видно, из треста берут.
Платова. Двоих?
Жилкин. Нужда, видно, большая на советских геологов. На беседу к товарищу Головоногову еще Сергея Померанцева вызывали.
Платова (настороженно). И тоже в Кению?
Жилкин. Да, в Кению. Жаль вот только наши кадры. Уедут, а сколько на них труда потрачено? А потом — Кения? Где она находится? Какая там среднегодовая температура? Трудно.
Платова (взволнованно). Григорий Афанасьевич, вы не с повинной пришли. Вы — с вестью. Алешу не пускают за границу, на его место ищут другого. Я не ошиблась?
Жилкин. Как вам сказать... Вы где-то около истины...
Платова. Тогда говорите.
Жилкин. Точно я еще ничего не знаю. Только одно. На поездку в Кению подбирают другого. Мне сказал верный человек в тресте. Я возмущен этим! Я не могу, когда на собрании слышу одно, а на практике вижу другое. Я верю нашей власти, мне другой не надо. Но власть иногда не видит, как ее обманывают. Я буду огорчен, если то, что я вам сказал, подтвердится. Вот это я и хотел вам сказать. Как говорится, мавр сделал свое дело — мавр может уходить?!
Платова. Какой же вы мавр, вы мой друг.
Жилкин. Спасибо.
Платова. Вам спасибо.
Жилкин. Я люблю вашего Алешу.
Платова. Я знаю, Григорий Афанасьевич, знаю.
Жилкин. До свидания... Это все. (Уходит.)
Платова захлопывает крышку чемодана. Входит Алексей. Он с цветами.
Алексей. Мама...
Платова. Алеша?!
Алексей. Мама, я купил цветы. Пока шел домой, я их раздарил... людям... Прохожие очень странно смотрели на меня и провожали долго глазами. Но мне так хотелось, чтобы люди радовались, улыбались.
