Код Онегина - Даун Брэйн

…Не может быть. Я так его любила.

Или он зверь? иль сердце у него

Косматое?

Он хотел уехать в Париж один, без нее. Там они бы только отравляли существование друг друга. Да она б и сама не поехала: у нее карьера… Ее даже приглашали в утреннюю телепередачу — демонстрировать, как она готовит салат.

Змеей, змеей опутал он меня,

Не жемчугом.

Ресницы у нее были такие длинные, что тени ложились на всю скулу. Над ключицей у нее — когда она поворачивала голову — была такая беспомощная ямка.

Да вот беда: сойди с ума,

И страшен будешь как чума,

Как раз тебя запрут.

Еще дважды звонил Василий, звонил Петр, еще куча разного народу.

Он все сидел, в морг не ехал.

VI

Кистеневская Семья держала военный совет. За длинным столом сидели: дядя Людмилы, бывший моряк Черноморского флота, а ныне Председатель, и семеро Людмилиных братьев: участковый милиционер, зоотехник, батюшка, окулист, ландшафтный дизайнер, директор продмага и учитель физкультуры (Руслан, младшенький). Печальная Людмила сидела в уголочке комнаты и теребила в руках платок. Саша и Лева стояли, переминаясь с ноги на ногу, и отвечали на вопросы. Они уже часа полтора на них отвечали, но им все не позволяли садиться, то есть не предлагали, а сами они сесть не осмеливались, да и стульев-то больше не было.

— Повтори-ка еще раз про страуса…

Кистеневские не спрашивали о рукописи. Они о ней почти ничего и не знали, кроме того, что Саша и Лева сочли возможным рассказать Людмиле, а Людмила сочла нужным рассказать своим родственникам: что Саша с Левой нашли какой-то старинный документ, вероятно — Пушкина; а госбезопасность по каким-то своим, вероятно — идеологическим (а может, и меркантильным…), причинам хочет этого Пушкина забрать себе и в этом своем желании ни перед чем не останавливается. Но если б они и знали о рукописи больше, они все равно не стали бы о ней расспрашивать. Наверное, будь среди Людмилиных братьев не учитель физкультуры, а учитель литературы, или директор школы, или библиотекарь, — они бы проявили любопытство. Но такого брата у Людмилы не нашлось. Ее родственники даже не захотели взглянуть на рукопись. Их интересовали только практические вещи.

— Чистые документы — не проблема, — сказал участковый, — сделаем… Я знаю в Валдае людей.

— Это Кольку, что ли, хромого? — спросил дядя.

— Колька сидит, — сказал батюшка.

— К Валерику Бешеному можно обратиться, — сказал ландшафтный дизайнер.

— Не парьтесь, — сказал участковый, — это моя проблема… Но что мы будем делать с комитетчиками, когда они сюда придут?

— Может, они не придут, — сказал Руслан.

— Мы должны исходить из худших предположений, — сказал директор продмага, — они придут. Такие всегда приходят. Нигде от них спасу нет. То налоговая, то пожарники, то…

— Могут прийти не те два мужика, а другие, — сказал зоотехник.

Саша криво усмехнулся. «Другие-то как раз не придут, другие от меня отвернулись, кинули на произвол судьбы… а все из-за того, что я не знаю, какая завтра будет погода…»

— Все одно, — сказал дядя, — я их по запаху чую.

А погода опять стояла чудная, солнечная, тихая: небо голубое, нежнейшего оттенка, снег стаял…

— Придут — встретим, — сказал окулист, — я оптику на винтарях на прошлой неделе проверял, и миномет в порядке.

— Давненько я мечтал миномет опробовать, — сказал Руслан.

— Раздавать прихожанам оружие? — спросил батюшка. Он был по характеру самый горячий из семерых, рукоположен не так давно, а прежде служил в горячей точке, и его сан еще не успел побороть его характера.

— Погодите вы все с вашим оружием, — сказал участковый. — Давай-ка, малый, еще раз опиши нам этих типов… Нет-нет, фоторобот уже готов. Ты нам поподробней опиши ихнее поведение. Говоришь, старшой сигары курит?…

VII

По дороге из больницы Геккерн и Дантес почувствовали за собою хвост. Они разделились и обнаружили, что хвостов было два. Они сумели сбросить хвосты и встретились на одной из своих тайных квартир уже бесхвостыми. Но они понимали, что долго так продолжаться не может. Их найдут.

— Может быть, это простая подстраховка, — сказал Дантес. Ему хотелось думать так.

— Это чистильщики, — сказал Геккерн. — Я узнал Вальку Рыжего.

Разумеется, оперативникам не полагалось знать в лицо чистильщиков. Никто не должен быть знать чистильщиков. Но и чистильщики и оперативники были людьми и порою нарушали инструкции. Геккерн был старым опером и знал много такого, чего ему знать не полагалось. Дантес не был знаком с Валькой Рыжим, но слыхал о нем от Геккерна и знал, что Валька Рыжий обычно заботился о своих подопечных при помощи взрывных устройств.

— Нет, нет, — сказал Дантес, — погибло столько народу… Наши не могли. Это совпадение.

— Наши не упустили бы нас, — сказал Геккерн, — разумеется, это совпадение.

Третьи сутки они хоронились на этой квартире. Был поздний вечер, но они не зажигали света. Нельзя было обнаруживать себя. Дантес лежал ничком на узкой железной кровати, а Геккерн сидел в кресле и курил папиросу без фильтра. Ему было в общем-то все равно что курить. Папироса обожгла ему пальцы. Он встал и заходил по комнате. Дантес лежал неподвижно, как мертвый. Его белокурые волосы выделялись на подушке светлым пятном. Он с самого утра так лежал.

Геккерн осторожно выглянул в окно. Вроде бы все было чисто. Дантес все лежал, не меняя позы. Геккерну не нравилось, что он так неподвижно лежит. Вчера было не так. Геккерну показалось, что молодой напарник совсем пал духом, а ведь еще вчера вечером он находил в себе силы смеяться и шутить.

— Может, пожрем? — предложил Геккерн. На всех тайных квартирах у них был запас продуктов.

— Я не хочу есть.

— Принести тебе чаю?

— Нет, спасибо.

— А водки?

— Нехочу… ладно, давай.

Водка была шведская — «Абсолют». От водки Дантес чуточку оживился, но все равно был намного более грустным и вялым, чем обычно. Под окном был фонарь, и свет его узкою полосой падал на кровать, где Дантес уже не лежал мертвецом, а сидел, облокотясь на подушку. В полосе света видна была свежая ссадина у него над бровью. Они оба, как и Саша, почти не пострадали при аварии, хорошо оснащенная «девятка» оберегла их: Дантес отделался парой царапин, а у Геккерна немного побаливало плечо.

— Что с тобой? — спросил Геккерн.

— Девчонка, — ответил Дантес.

Геккерн знал, что Дантес не лицемерит, ему действительно каждый раз бывало нехорошо, когда приходилось заботиться о молодой и красивой девушке, как Диана. Теперь Дантеса терзали неуверенность в будущем и страх за судьбу Родины и свою собственную — все это усугубляло его подавленное состояние. (Одно было хорошо: из-за этой Дианы он, кажется, стал меньше думать о Марии Верейской.) Геккерну хотелось отвлечь товарища от грустных мыслей. Он спросил Дантеса, кто, по его мнению, стоит за питерским взрывом, и некоторое время они обсуждали происшествие — обсуждали увлеченно, со знанием дела, называя имена и фамилии, каких обыкновенные люди слыхом не слыхивали. Однако Геккерн видел, что Дантес принуждает себя быть оживленным.

Геккерн думал о том, какая еще тема могла бы заинтересовать напарника, но его отвлек сигнал телефона. У агентов, как и у Спортсмена с Профессором, было штук пятьдесят телефонов, с той только разницей, что беглецы пользовались разными трубками последовательно, а охотники — параллельно. Как минимум о половине номеров, которыми пользовались Геккерн и Дантес, начальство не подозревало.

Тот номер, что сейчас дал о себе знать, служил Геккерну для связи с некоторыми из его осведомителей. Теперь как раз звонил один из них — Валерка Бешеный из Валдая — и сообщал, что мент из сельца Кистеневка намедни заказал лучшему валдайскому специалисту два мужских паспорта. Валерка был не какой-нибудь тупой кретин, как можно было предположить исходя из его клички, — он был человеком современным и тут же скинул Геккерну на телефон отсканированные фотографии мужчин, для которых кистеневский мент заказывал паспорта.