Ирина Судникова - Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий
Калмык никогда почти не отлучался от своего господина и воспользовался преподаваемым ему учением, особенно о морской науке, к чему по преимуществу и назначен был ею господин. Спафариев же, напротив, или не имея способности и усердия, или по старинным предубеждениям, как дворянин достаточный, считая для себя такою рода науку низкою и излишнею, — ни в чем не успел, как ни напоминал ему о том калмык. По прошествии назначенных для учения лет, возвратился с прочими и Спафариев в Петербург и должен был выдержать экзамен в присутствии самою Монарха в Адмиралтейств-коллегии. Калмык пожелал быть при испытании, чтобы иметь возможность выводить из замешательства своею господина напоминанием ему, что должно отвечать на вопросы, а может быть и для того, чтобы иметь случай выставить и себя. Как бы то ни было, он с прочими проник в коллегию посредством своею проворства, то есть он забрал с собою все рисунки, черченные его господином при учении, которые и доставили ему вход.
Итак, прежде нежели дошла очередь до Спафариева, калмык для напоминания ему нужного употреблял те секунды, в которые Монарх, ходивши по палате, оборачивался к ним спиною; Государь однако же это приметил, спросил калмыка, зачем он здесь.
— Я, всемилостивейший Государь, принял смелость войти сюда с своим господином для поправления его, в случае замешательства, в ответах.
— Да разве ты что разумеешь?
— Я, Ваше Величество, будучи неотлучно при моем господине, старался воспользоваться преподаваемым ему наставлением.
Монарх, удивясь этому, стал сам расспрашивать калмыка по части морских познаний и, к великому удовольствию, нашел его весьма сведущим в них. После сего таким же образом Монарх начал испытывать его господина и нашел, что насколько слуга был знающ, настолько тот не сведущ. Какое же учинил решение правосудный Государь? Калмыку не только пожаловал вольность, но и чин мичмана во флоте, а господина его повелел записать матросом и отдать в команду ему, чтобы он постарался научить его тому, что сам знает.
Калмык этот в 1723 году был уже морским капитаном, а потом дошел по службе и до контр-адмиральского чина и прозывался Калмыковым. (2)
* * *Во время пребывания Петра I в Лондоне случилось ему видеть на площади вокзала английских бойцов, сражающихся друг с другом лбами, из которых один побивал всех. Возвратясь к себе в дом, рассказывал о таком сражении прочим русским и спрашивал: нет ли охотников из гвардейских гренадеров, находившихся при свите, побиться с лондонским силачом? Вызвался один гренадер мощный, плотный, часто бывавший в Москве на кулачных боях и на себя надеявшийся: он просил позволения сперва посмотреть такую битву, что и было разрешено. Гренадер, приметив все ухватки их, уверял Государя, что он первого и славного бойца разом сразит так, что с русскими биться впредь не пожелает. Государь, улыбнувшись, говорил ему.
— Полно, так ли? Я намерен держать заклад, не постыди нас.
— Извольте, Государь, смело держать: я не только этого удальца, да и всех с ним товарищей вместе одним кулаком размечу: ведь я, Царь-Государь, за Сухаревою башнею против кулачной стены хаживал! Я зубы с челюстями и ребра англичанину высажу.
Спустя несколько дней Петр обедал у герцога Леедса и завел разговор о бойцах, которых видел, и сказал, что русский гренадер победит первого их витязя. Прочие лорды, уверенные в силе и ловкости своего победителя, против которого никто не мог устоять, осмелились предложить: не угодно ли Государю подержать заклад, что англичанин одержит верх.
— А сколько? — спросил Государь.
— Пятьсот гиней.
— Пятьсот гиней?! Добро. Но знайте, господа, что мой боец лбом не бьется, а кулаком обороняется.
Выбрано было для сражения место. Его Величество, бывшие при нем россияне и английские сановники прибыли туда. Явились два бойца: англичанин богатырским своим видом при первом взгляде на своего соперника уверял уже почти каждого зрителя, что это для него малая жертва. Все думали, что гренадер не устоит. Тот вызывал своего соперника, но гренадер, поджав руки, стоял прямо, не спускал с ратоборца глаз и ожидал его к себе. Зрители смотрели со вниманием. Англичанин, нагнув по обыкновению шею, устремил твердый свой лоб против гренадерской груди и шел его сразить, все ждали последствия произведенного лбом удара, как вдруг увидели, что гренадер, не допустив его до себя, вмиг кулаком своим треснул англичанина по нагнутой шее в становую жилу, и так метко и проворно, что шотландский гигант пал на землю и растянулся. Зрители кричали и били в ладоши, и кланялись Государю, заклад был уплачен. Государь, обратясь к своим, весело сказал:
— Русский кулак стоит английского лба, я думаю, он без шеи.
Тотчас сраженному бойцу пущена была кровь, думали, что он умрет, но он очнулся. Бой тем и кончился, и слава бойца погибла. Его Величество очень заботился, чтоб английского бойца вылечили, для чего, подозвав к себе лекаря и наказывая о излечении, дал врачу двадцать гиней, из выигранного заклада пожаловал победившему гренадеру двадцать гиней, бывшим с ним гренадерам тридцать гиней, англичанину-бойцу двадцать гиней, черни бросил пятьдесят гиней, а остальные деньги отослал в инвалидные дома. Потом Государь приказал тут же всем своим гренадерам прежде бороться, а после сделать между собою кулачный бой, чтоб показать лордам проворство, силу и ухватки русских богатырей, чему все собрание много дивилось, ибо все находившиеся при Петре в путешествии гренадеры выбраны были люди видные, рослые и сильные и впрямь похожи были на древних богатырей. (2)
* * *Известно, что Петр Великий и Август, король Польский, имели необычайную силу. Однажды случилось быть им вместе в городе Торне на зрелище битвы буйволов. Тут захотелось поблистать Августу пред Царем богатырством своим, и для этого, схватив за рога рассвирепевшего буйвола, который упрямился идти, — одним махом сабли отсек ему голову.
— Постой, брат Август, — сказал ему Петр. — я не хочу являть силы своей над животным, прикажи подать сверток сукна.
Принесли сукно. Царь взял одною рукою сверток, кинул его вверх, а другою рукою, выдернув вдруг кортик, ударил на лету по нем так сильно, что раскроил его на две части. Август, сколько потом ни старался сделать то же, но был не в состоянии. (2)
* * *При свидании с королем Августом в городке Бирже Царь Петр Алексеевич остался у него ужинать. Во время стола Август заметил, что поданная ему серебряная тарелка была не чиста. Согнув ее рукою в трубку, бросил в сторону. Петр, думая что король щеголяет пред ним силою, также согнул тарелку вместе и положил перед собою. Оба сильные, Государи начали вертеть по две тарелки и перепортили бы весь сервиз, ибо сплющили потом между ладонями две большие чаши, если бы эту шутку не кончил Петр следующею речью: «Брат Август, мы гнем серебро изрядно, только надобно потрудиться, как бы согнуть нам шведское железо» (т. е. победить шведов). (2)
* * *Государь любил почтенного старца Полуярославцева и, желая заведенную им шелковую фабрику видеть в лучшем состоянии, часто бывал у него и на фабрике, за многое его благодарил, а иное приказывал переправить: давал для этого собственноручные чертежи и изустные наставления, садился иногда сам за стан, принимался за челнок и ткал разные материи, как мастер.
В одно из таких посещений, после обеда, между прочим Государь спросил у Полуярославцева: имеет ли он у себя хорошее русское вино? И так как такое у него тогда нашлось, то, выкушав стакан, сказал: «Пиво очень хорошо! Когда случится мне ехать мимо твоего дома, буду к тебе заезжать».
В одно время Монарх, после обеда же, заехав к нему, спросил хозяина. Государю ответили, что хозяин после обеда уснул, но его тотчас разбудят. Монарх запретил будить, пошел в сад и велел подать себе кружку пива.
Между тем хозяин проснулся, ему было сказано, что Государь прогуливается в саду; он негодует на домашних, что его не разбудили, одевается с поспешностью, приходит к Государю и просит простить его, что не мог принять Его Величества, как ему предписывает долг подданного, но Государь на это сказал ему: «Я, друг мой, заезжаю к тебе не с тем, чтобы тебя безпокоить, так за что же мне на тебя сердиться, когда ты, покончив свои домашние дела, имеешь нужду в отдохновении». (2)
* * *Из первых суконных фабрик в Москве, по изустному повелению Государя, заведена была одна московским купцом Сериковым. Монарх, доставя ему нужные к тому инструменты и прочее, повелел к назначенному сроку, сделав пробную половинку сукна, принести к себе.
Хотя, по новости дела и по малому знанию мастера, первая половинка сукна была весьма плоха, однако он должен был принести ее во дворец. Ему показана была комната, в которой следовало дождаться Монарха.
Между тем Екатерина знала купца Дубровского и в то же время, когда приказано было Серикову завести фабрику, просила и того завести таковую же, снабдила его всем нужным и приказала, чтобы он к тому же самому сроку, как и Сериков, сделал бы на пробу половинку сукна, как возможно лучше и добротнее Серикова во что бы то ни стало. Желание Государыни Дубровский исполнил в совершенстве и, сверх ожидания Серикова, явился также со своею половинкою в тот же самый покой и ожидал прибытия Монарха. Сериков не знал ни Дубровского, ни того, что им заведена была фабрика, подошел к его половинке сукна, пощупал и, убедившись, что оно несравненно лучше принесенной им, до крайности оробел от ожидаемого на него гнева Государя, чего он считал себя по справедливости заслуживающим, в эту минуту отворились двери и вошли Государь с супругою. Его Величество был только в канифасной фуфайке с костяными пуговками, пожаловав ожидавших его к руке, подошел сперва к половинке Серикова и пощупал сукно, в то же время Государыня сказала:
