Ирина Судникова - Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий
Между тем Екатерина знала купца Дубровского и в то же время, когда приказано было Серикову завести фабрику, просила и того завести таковую же, снабдила его всем нужным и приказала, чтобы он к тому же самому сроку, как и Сериков, сделал бы на пробу половинку сукна, как возможно лучше и добротнее Серикова во что бы то ни стало. Желание Государыни Дубровский исполнил в совершенстве и, сверх ожидания Серикова, явился также со своею половинкою в тот же самый покой и ожидал прибытия Монарха. Сериков не знал ни Дубровского, ни того, что им заведена была фабрика, подошел к его половинке сукна, пощупал и, убедившись, что оно несравненно лучше принесенной им, до крайности оробел от ожидаемого на него гнева Государя, чего он считал себя по справедливости заслуживающим, в эту минуту отворились двери и вошли Государь с супругою. Его Величество был только в канифасной фуфайке с костяными пуговками, пожаловав ожидавших его к руке, подошел сперва к половинке Серикова и пощупал сукно, в то же время Государыня сказала:
— Посмотри, батюшка, каково тебе покажется сукно моего-то фабриканта?
Петр, не говоря ни слова, подошел и к той половинке и, пощупав также сукно, спросил:
— Дубровский, из какой шерсти делал ты сукно свое?
Не мог не признаться Дубровский, что оно делано из одной пуши.
— А ты, Сериков, из какой? — спросил у последнего Государь.
— Из обыкновенной стригушки, — отвечал тот трепещущим голосом.
После сих ответов Монарх, обратясь к Государыне, сказал:
— Что ж ты хвастаешь своим-то сукном? Оно никуда не годится, и ты, Дубровский, вперед не выщипывай одной пуши: ты перепортишь у меня тем всю шерсть, а старайся из стригушки делать получше, мне надобно столько сукна, чтоб одеть всю армию, не выписывая иностранного, а это (указывая на сукно Серикова) чем дурно? Оно делано из стригушки, какова она ни есть, цветно, плотно для солдата, прочно и тепло. Благодарствую, господин Сериков, я уверен, что ты постараешься получше сего сделать.
Такое милостивое ободрение возбудило в Серикове ревностнейшее желание угодить возлюбленному Государю, и с того времени прилагал он неусыпное попечение о доведении своей фабрики до лучшего состояния.
Впрочем, насколько Монарх доволен был и началом еще сих фабрик, о том можем мы судить из письма Государя к князю Меншикову, писанного в последних числах декабря 1705 года: «Сукна делают (точные его слова), и умножается дело сие зело изрядно, и плод дает Бог изрядный, и я сделал себе кафтан из него к празднику» (Рождества Христова). (2)
* * *Государь, отправившись из Москвы в 1700 году под Нарву, по пути останавливался на квартире в доме одного посадского и увидел сына его, молодца видного, лет восемнадцати, который так ему понравился, что пожелал иметь его в своей гвардии, однако ж хотел, чтоб согласился на то и отец. Он предложил ему о том, обещая составить сыну его счастие, купец представил Монарху, что он один только у него и есть и в промысле его служит ему великою помощью, и потому просил не отлучать его.
— Ты не разумеешь своей и сыновней пользы, — отвечает Государь, — я его полюбил, следовательно, можешь надежно положиться во всем на меня, притом же ты не навеки расстанешься с ним, но получишь его обратно, и уже офицером, а может быть, увидишь и при такой должности, что благодарным ко мне останешься навсегда, итак, не противься, друг мой!
Нельзя было не уступить такой убедительной просьбе Самодержца, могшего и без того взять сына. Итак, Государь взял молодца с собою, записал в Преображенский полк и отдал, как бы на руки, генералу Вейде. Известно, что в отсутствие Монарха из-под Нарвы армия российская была разбита, взятый молодец пропал без вести.
Несчастный отец, пораженный потерею своего сына, в котором одном только и полагал он свое утешение, впал в несказанную горесть, отстал от своего промысла и, непрестанно оплакивая сына, пришел в великий упадок и скудость. Наконец, по прошествии уже одиннадцати лет, получил он письмо из Стокгольма от князя Якова Федоровича Долгорукова, бывшего там в плену, что сын его жив и находится с ним в плену же. Обрадованный этим отец утешается надеждою видеть его и, узнав, что Царь прибыл в Петербург, поехал туда и написал челобитную на полковника Преображенского полка Петра Михайлова, т. е. на Государя, в которой прописал: с каким обнадеживанием полковник взял у него сына, которого он лишась, впал в крайнюю печаль и оттого отстал от промысла своего и пришел в скудость, как-де, наконец, он извещен, что сын его жив и находится в Швеции, в полону, то и просит, выкупя его, возвратить ему и за убытки, понесенные им, прописав именно, сколько их, — наградить его, и пр.
Челобитную эту подает он Государю, бывшему на адмиралтейских работах, и просит в обиде его учинить ему справедливое удовлетворение. Монарх, не принимая ее, говорит:
— Старик! Ты знаешь, что есть на то учрежденные места, ты должен подать свою челобитную в то из них, куда она следует по своему содержанию, а меня не безпокоить: самому мне во всякое дело входить за множеством дел государственных невозможно.
— Ведаю. Государь, все это и знаю указы твои, чтобы тебе не подавать челобитен, — отвечает старец, — но дело, о котором я прошу, иного роду — и такого, что челобитной моей не примет никакое судебное место, ибо ответчик никому не подсуден.
— Кто ж бы он был такой? — спросил удивленный Государь.
— Ты сам, надежа-Государь, и на тебя-то престарелый и удрученный печалию старец бьет челом.
При сем старик залился слезами, припоминает ему о своем сыне: с каким обнадеживанием он выпросил его, что потеря сына ввергла его в смертную печаль, отчего он отстал от промыслов своих и совсем разорился.
Государь принимает челобитную, прочитывает ее и, не говоря ни слова, тот же час, описав обстоятельство дела, без имен челобитчика и ответчика, посылает ее в Сенат с повелением, рассмотрев, решить по правоте: должен ли ответчик выкупить сына и возвратить все показываемые отцом его убытки, понесенные от печали?
Сенат, получив такое повеление, решил: что «челобитчик лишился сына по тому одному, что положился на уверение ответчика — сделать его счастливым, который не только не сдержал обещания своего, но, лишив сына, столько лет без вести пропадавшего, был причиною всего несчастия отца, а потому ответчик и должен: 1) сына его, из полону выкупя, возвратить отцу и 2) все показанные сим отцом убытки возвратить же».
Монарх на другой день, прибыв сам в Сенат, спросил о сем деле. Его Величеству подано было решение. Государь, прочтя его, объявил, что ответчик есть он сам, благодарил за справедливое и безпристрастное решение и потом повелел во чтобы то ни стало выкупить сына. А как упорный король Шведский не хотел и слышать о размене пленных, то должно было отдать за одного его несколько пленных шведских офицеров.
Итак, выкуплен был сын, Государь пожаловал его офицером гвардии, возвратил отцу, заплатил все понесенные и отцом показанные убытки и сверх того щедро еще наградил его, с таким определением, чтоб этот сын, в утешение родителя, остался при нем до его смерти, а потом снова вступил бы в службу. (2)
* * *В то самое время, когда Петр Первый с Меншиковым в 1700 году намерен был с новоизбранным войском идти из Новгорода к Нарве и продолжать осаду этого города, получил он известие о несчастном поражении своей армии, бывшей уже при Нарве, с потерей артиллерии и со взятием в полон многих генералов и полковников, и, сетуя на себя, что при этом случае лично не присутствовал, мужественно снес эту печаль и сказал:
— Я знаю, что шведы нас еще несколько раз побеждать будут, но, наконец, научимся этим побивать их и мы. (2)
* * *Под Нарвою, 8 июня 1704 года, Петр Великий, узнав через перехваченное письмо, что шведы ожидали генерала Шлиппенбаха со свежим войском, приказал двум полкам пехотным и двум конным надеть синие мундиры, взять шведские знамена и двигаться по направлению к городу. Между тем другой отряд, в зеленых мундирах, под предводительством Репнина и Меншикова, нападает на переодетых в шведские мундиры товарищей и завязывает с ними горячее дело. Шведы, приняв русских солдат в синих мундирах за отряд Шлиппенбаха, тотчас же выслали вспомогательное войско, которое одно и потерпело сильное поражение. Вслед за тем Нарва взята была приступом (9 августа). (2)
* * *В лагере при Пруте, в 1711 году. Государь со своим войском был несчастливым образом окружен сотнею тысяч турок так, что все пути к подвозу припасов были пресечены. В таких почти отчаянных обстоятельствах, из которых он, вероятно, никаким образом не мог избавиться без особливого чуда. Петр I скорбел единственно только об Отечестве, а не о себе самом, невзирая на то, что имел очевиднейшую пред собою опасность: или быть взятыми в плен турками, или совсем погибнуть.
