Коллектив авторов - Махабхарата. Рамаяна
Они молча идут ко дворцу Дашаратхи. При виде Рамы царь вновь лишается чувств. Очнувшись, он просит заключить его, Дашаратху, в тюрьму, и самому воссесть на престол. Рама отказывается. По слову Кайкейи приносят одежды из бересты. Рама и Лакшмана облекаются в них. Сита трепещет - как лань при виде аркана. Она плачет. Она пытается надеть грубую одежду отшельницы. Рама ей помогает. Горестный Дашаратха не выдерживает, он клянет жестокосердую Кайкейи и повелевает принести для Ситы лучшие наряды, драгоценные украшения, и - оружье для Рамы с Лакшманой...
[ГОРЕ АЙОДХЬИ] (Часть 40)
Сумантра, как Матали - Раджи Богов колесничий, -
До тонкостей ведал придворный обряд и обычай.
Ладони сложив, пожелал он царевичу блага
И молвил: «О Рама, твоя беспредельна отвага.
Взойди на мою колесницу! Домчу тебя разом.
Поверь, доброславный, моргнуть не успеешь ты глазом.
Четырнадцать лет обретаться вдали от столицы
Ты должен теперь, изволеньем Кайкейи-царицы!»
На солнцеобразную эту повозку, без гнева,
С улыбкой взошла дивнобедрая Джанаки дева.
Сверкали немыслимым блеском ее украшенья -
Невестке от свекра властительного подношенья.
Оружье для Рамы и Лакшманы Великодарный
Велел поместить в колеснице своей златозарной.
Бесценные луки, мечи, и щиты, и кольчуги
На дно колесницы сложили заботливо слуги.
Обоих царевичей, Ситу прекрасную - третью,
Помчала коней четверня, понуждаемых плетью.
На долгие годы великого Раму, как птица,
Как яростный вихрь, уносила в леса колесница.
Отчаявшись, люди кричали: «Помедли, возница!»
Шумели, вопили, как будто не в здравом рассудке,
Как будто умом оскудели, бедняги, за сутки.
И рев разъяренных слонов, лошадиное ржанье
Внимали вконец обессиленные горожане.
За Рамой бежали они, как, от зноя спасаясь,
Бегут без оглядки, в теченье речное бросаясь, -
Бежали, как будто влекло их в жару полноводье, -
Бежали, крича: «Придержи, колесничий, поводья!»
«Помедли! - взывали столичные жители слезно, -
На Раму позволь наглядеться, покамест не поздно!
О, если прощанье могло не убить Каушалью,
Ее материнское сердце оковано сталью!
Как солнце блистает над Меру-горой каждодневно,
Так, следуя солнца примеру, Видехи царевна,
Навечно душой со своим повелителем слита.
Послушная дхарме, супругу сопутствует Сита.
О Лакшмана, благо пребудет с тобой, доброславным,
Идущим в изгнанье за братом своим богоравным!»
Бегущие вслед колеснице Икшваку потомка,
Сдержаться не в силах, кричали и плакали громко.
И выбежал царь из дворца: «Погляжу я на сына!»
А царские жены рыдали вокруг властелина, -
Слонихи, что с ревом стекаются к яме ужасной,
Где бьется, плененный ловцами, вожак трубногласный.
И царь побледнел, словно месяца лик светозарный
В ту пору, когда его демон глотает коварный.
Увидя, что раджа становится скорби добычей,
Вскричал опечаленный Рама: «Гони, колесничий!»
Как только быстрей завертелись резные ободья,
Взмолился народ: «Придержи, колесничий, поводья!»
И слезы лились из очей унывающих граждан:
Предбудущий раджа был ими возлюблен, возжаждан!
И эти потоки текли, как вода дождевая,
Взметенную скачкой дорожную пыль прибивая.
И слезы, - как влага из чашечки лотоса зыбкой,
Чей стебель внезапно задет проплывающей рыбкой, -
У женщин из глаз проливались, и сердце на части
Рвалось у царя Дашаратхи от горькой напасти.
За сыном возлюбленным двинулся город столичный,
И выглядел древом подрубленным царь горемычный.
И Раме вдогон зазвучали сильнее рыданья
Мужей, что увидели старого раджи страданья.
«О Рама!» - одни восклицали, объяты печалью,
Другие жалели царевича мать, Каушалью.
И горем убитых, бегущих по Царской Дороге,
Родителей Рама узрел, обернувшись в тревоге.
Не скачущих он увидал в колесницах блестящих,
Но плачущих он увидал и безмерно скорбящих.
И, связанный дхармой, открыто в любимые лица
Не смея взглянуть, закричал он: «Быстрее, возница!»
Толкая вперед, как слона ездового - стрекало,
Ужасное зрелище в душу ему проникало.
Подобно тому как стремится корова к теленку,
Рыдая, царица бежала за Рамой вдогонку.
«О Рама! О Сита!» Но жалобный стон Каушальи
Копыта коней, по земле колотя, заглушали.
Царевич Кошалы с братом Лакшманой и прелестной Ситой покидают городские пределы. Жители Айодхьи неотступно следуют за ними. Рама останавливает колесницу и уговаривает их вернуться. Он восхваляет достоинства Бхараты, нового царя. Горожане говорят, что им не нужно другого правителя, кроме Рамы.
Путники достигают реки Тамаса. Спускается ночь. Они располагаются на ночлег. Рама и Сита засыпают. Лакшмана и Сумантра до рассвета беседуют о несравненных доблестях старшего сына Дашаратхи. Едва озаряется небо, изгнанники вновь пускаются в путь. Пробудившиеся жители Айодхьи уже не находят любимого царевича.
Меж тем колесница, ведомая Сумантрой, уносится все дальше на юг. Изгнанники достигают вод Ганга. Здесь они ласково прощаются с возничим, затем, переправившись через священную реку, углубляются в чащу леса.
[РАССКАЗ СУМАНТРЫ О ПРОВОДАХ РАМЫ] (Часть 59)
Вернувшись в Айодхью, поведал царю колесничий,
Что стала держава обширная горя добычей.
«Поникли деревья прекрасные, полные неги, -
Сказал он, - увяла листва, и цветы, и побеги,
О раджа, везде пересохли пруды и озера,
И в дебрях не видно животных, приятных для взора.
Не бродят стадами слоны трубногласные в чаще,
Немой и пустынной, как будто о Раме скорбящей.
Сомкнулись душистые лотосы, грязным налетом
Подернута влага речная и пахнет болотом.
Не видно ни рыбок, ни птиц, умиляющих душу,
Весельем своим оживляющих воды и сушу.
Густые деревья, что были цветеньем богаты,
Теперь оскудели, утратив свои ароматы.
Где ветви клонились, плодами душистыми славясь,
Там вянущий цвет не сменяет упругая завязь!
О бык среди Ману потомков, при въезде в столицу,
Встречая пустую, без Рамы, твою колесницу,
Никто не приветствовал нынче Сумантру-возницу!
На Царском Пути я услышал толпы многолюдной
Рыданья о Раме, свершающем путь многотрудный.
И жены у башенных окон, сдержаться не в силе,
Стонали и слезы из глаз неподкрашенных лили.
И, Рамы не видя, прекрасные эти, в печали,
Сквозь горькие слезы, друг дружку едва различали.
В стеченье народа, где плакали все без изъятья,
Друзей от врагов распознать не хватало понятья.
Почуя людскую разладицу и неустройство,
Слоны ездовые и кони пришли в беспокойство.
О раджа великоблестящий, подобна отныне
Столица твоя Каушалье, скорбящей о сыне».
И слово супруге сказал наделенный всевластьем,
Правитель Айодхьи, своим сокрушенный злосчастьем:
«Без Рамы - тонуть в океане кручины остался!
С невесткой - что с берегом бурной пучины расстался!
Мои воздыханья, - сказал он, - как волн колыханье.
Воздетые руки, - сказал он, - как рыб трепыханье.
Горючие слезы, - сказал он, - морские теченья.
И пряди седые, - сказал, - водяные растенья.
Горбуньи коварная речь - крокодилов обилье.
Кайкейи - врата в преисподнюю, морда кобылья!»
Изнывающий от горя и тоски отчаявшийся Дашаратха вспоминает проступок своей юности.
Как-то однажды он отправился на охоту. Ночью они притаился в лесных зарослях на прибрежье Сарайю, куда приходили на водопой буйволы, тигры и слоны. Дашаратха был отменным лучником, он умел подстрелить зверя по одному только звуку, не видя цели. И вот ему послышалось, что булькает вода в хоботе слона, утоляющего жажду. Он выстрелил. Раздался жалобный крик. Оказалось, что попал он в юношу отшельника, что спустился к реке наполнить кувшин водою. Меткая стрела пробила ему грудь. Он умер на руках Дашаратхи. Перед смертью он попросил царевича, чтобы тот поведал обо всем его родителям: ведь слепые, дряхлые старики ждут сына, который пошел за водой, и ни о чем не подозревают. Дашаратха пришел в пустынную хижину и рассказал осиротевшим отшельникам о гибели сына. Отец юноши проклял Дашаратху: «Как мы умираем от горя по сыну, до времени от нас ушедшему, - сказал он, - так ты изойдешь тоскою по сыну, с тобой разлученному!»
