Александр Немировский - Мифы и легенды народов мира. Библейские сказания и легенды
Обзор книги Александр Немировский - Мифы и легенды народов мира. Библейские сказания и легенды
А. И. Немировский А. П. Скогорев
МИФЫ И ЛЕГЕНДЫ НАРОДОВ МИРА
БИБЛЕЙСКИЕ СКАЗАНИЯ И ЛЕГЕНДЫ
Художник И. Е. Сайко
Иллюстрации А. М. Жданова (шмуцтитулы) и Юлиуса Шнорр фон Карольсфельда
УДК 931 ББК 63.3(М68
Мифы и легенды народов мира
М68 Библейские сказания и легенды / А. И. Немировский, А. П. Скогорев. — М.: Литература, Мир книги, 2004. — 432 с.
ISBN 5–8405–0648–6
МИФЫ В БИБЛИИ
Миф — это вечный праздник ума, торжествующего над косностью сознания, над невозможностью соединения прошлого и будущего с настоящим, над буднями истории, но это и первоистория, восходящая к глубинам Памяти, к пещерному прошлому рода человеческого.
Самуэль ФранцНачиная книгу этой серии «Ранняя Италия и Рим», мы писали: «А где же мифы, где поучительные и увлекательные рассказы о том, как возник мир и как появились его небесные владыки, как складывались у них отношения между собой и людьми?» Впервые, кажется, его поставил римский автор II в. н. э. Цельс. Касаясь Пятикнижия, он заметил, что все оно состоит из самых невероятных и нескладных мифов. «Они рассказывают какой‑то миф как старым бабам и самым нечестным образом изображают Бога сразу, с самого начала, бессильным, неспособным убедить даже единственного человека, которого он создал».
Благодаря этой и подобным оценкам, которые трудно назвать «критикой», современные исследователи Библии стыдливо избегают слова «миф», иногда объясняя это тем, что они не хотят быть непонятыми многомиллионной аудиторией. Некоторые же безбожно путают миф со сказкой и вымыслом. Между тем миф — это своеобразная форма истории, существовавшая у всех известных нам народов на ранних ступенях их развития. В той же названной нами книге, если читатель вспомнит, римская история также неотделима от мифов, ибо первые римские цари и консулы были такими же мифическими персонажами, как Авраам, Исаак, Иаков, а римляне тем не менее гордились, что у них история известна от основания Рима. Почему же создателям Библии надо было отказываться от воссоздания исторического прошлого, оттого, что греки и римляне называли «мифами», а нам чураться этого слова?
И все же даже при поверхностном сравнении библейских и небиблейских классических мифов мы обнаруживаем одно существенное отличие. Главный персонаж первых — бог–творец, создатель мира, жизни и человечества, а не боги, обладающие сходными функциями и также живущие на небесах. Монотеизм наложил отпечаток на все изложение Библии, но не привел к тому, что можно было бы назвать «демифологизацией». Единый Бог не стал схемой, хотя и не наделен какой‑либо внешностью и не допускает собственных изображений. Он не просто «сущий», он вездесущий, проникающий во все стороны жизни, не оставляющий без внимания ничего из того, что касается избранного народа и его вождей. Он водит их на помочах, но иногда предоставляет инициативу, если она не противоречит его установкам. Он обращен к истории более, чем какой‑либо из его собратьев, которых стали называть «языческими богами», поскольку может сказать: «История — это я».
В силу вовлеченности древних евреев в судьбы едва ли не всех народов Переднего Востока, Библия объединила множество исторических фактов и подала их как мифы в плане монотеистической концепции. Эти мифы — ценнейший исторический источник, дающий возможность отдаленным поколениям представить сложные этнические, политические и идеологические процессы не только в области непосредственного пребывания и проживания евреев, но и на всем соседнем с Библией пространстве.
Уже в самом начале первой из библейских книг мы находим описание всего разветвленного семейства народов, произведенного от сыновей Ноя Сима, Хама и Яфета (Напета)[1]. Несколько десятков сыновей этих трех братьев носят имена этносов, известных евреям и их ближайшим соседям в период написания этой книги. В большинстве случаев их можно отождествить с народами, известными грекоримской традиции под этими же или другими именами. Так, по близости библейского этнонима с греческим народ «гомер» определяется как киммерийцы, а «тирас» как тирсены (так греки называли этрусков). «Мадай» — это известные грекам мидяне, «мешех» — месхи (ныне известные нам турки–месхетинцы). «Иаван» — это ионийцы и другие греческие народности. «Плистим» — это филистимляне, известные грекам как пеласги. Значительная часть «Таблицы народов» отождествлению не поддается, и это одно из свидетельств уникальности и древности этого текста.
Труднообъяснимым является принцип распределения этих народов между тремя братьями — Симом, Хамом, Яфетом. Судя по тому, что сыном Сима назван родоначальник народа арамеев, близких по языку к арабам и евреям, можно думать, что распределение дается по признаку языкового родства. Однако среди сыновей Сима присутствует Элам, за которым скрывается народ, создавший государство в Южной Месопотамии. Его язык не имеет ничего общего с языком евреев, арамеев, халдеев и других семитов, и отнесен он к сыновьям Сима, видимо, по политическим соображениям. То же предположение вызывает потомок Сима Луд, если под ним скрывается родоначальник лидийцев.
Наибольшую вражду у повествователя вызывают потомки Хама, «по–хамски» обошедшегося со своим отцом Ноем. Подчеркивается, что сын Хама Ханаан будет рабом потомков Ноя. Но к сыновьям Хама отнесен Сидон, родоначальник финикийцев, народа, говорившего на родственном еврейскому языке, да и вообще все народы, населявшие страну Ханаан, в том числе и хетты, которых, судя по их языку, мы могли бы рассчитывать встретить среди потомков Яфета. Опять‑таки используется не языковый, а политический подход.
Другие сыновья Хама — Мицраим (Египет) и Фут (родоначальник обитателей соседней с Египтом западной пустыни). Но среди них присутствуют филистимляне и кафтореи, то есть пеласги и критяне, язык которых не имел с египетским ничего общего, но они были поселены фараонами на территории страны Ханаан после неудавшейся попытки обосноваться в низовьях Нила.
На примере главы о народах, малой части Библии, мы можем понять, что, несмотря на вольные или невольные искажения, Библия выходит за узкие этнические и географические рамки античного жанра хроник (анналов), предлагая осмыслить исторический процесс в этическом и политическом планах. Однако было бы ошибкой преувеличить уровень исторического сознания библейских авторов. Пятикнижие, несмотря на эту и подобную ей главы, псевдоисторическое сочинение, целью которого было изложить историю евреев в духе монотеистической концепции, и для извлечения исторических фактов потребовались не только усилия величайших еврейских и европейских умов, но и открытие независимой от Библии информации других передневосточных культур. Несколько более историчны книги Царей, основанные на царских хрониках. Но и здесь факты получают тенденциозное, выгодное жречеству освещение. Бог Израиля рисуется как покровитель царской власти, дарующий ей авторитет у своего народа и обеспечивающий победы над другими народами. По его воле создаются и рушатся царства. С этим же Богом в ассирийский и халдейский периоды связываются мессианистические идеи спасения Израиля и его грядущая слава в персидскую эпоху, а также представления о царстве Божьем, оказавшие столь сильное влияние на христианство.
Эта же идея, или, точнее, миф, проявляется и в периодизации истории, в которой выражена всемирно–историческая концепция Библии. Анализируя пророчество Даниила, написанное под именем этого древнего пророка автором IV в. до н. э., мы не можем даже установить, какие четыре «будущих» царства он имеет в виду: Ассирийское, Халдейское, Мидийское, Персидское, или Халдейское, Мидийское, Персидское, державу Александра Македонского, или Халдейское, Мидо–персидское, державу Александра Македонского, державу Селевкидов. В тексте можно отыскать основания для каждой из этих четырех четверок. Не случайно впоследствии христианские авторы последним «человеческим царством» считали Римскую империю. Неизменным в этой периодизации является лишь число четыре.
Будучи, особенно в первых книгах, собранием мифов, Ветхий завет производит впечатление исторического труда, недаром ведь его называют «священной историей евреев». Подкреплением этой иллюзорности служат не только отмеченные нами элементы периодизации, но и распределение всех мнимых и подлинных событий в хронологической последовательности. Но хронология показывает истинный характер этого великого сочинения.
У евреев, в отличие от египтян, шумеров, вавилонян, поздно пришедших к государственной организации, не могло быть собственной точки отсчета исторических событий, или эры. Первая эра у них появилась в эпоху македонского завоевания — это 312 г. до н. э. Но относительная хронология (раньше — позже) используется уже в книге Бытие. При этом отсчет ведется даже от такой природной катастрофы, которая в принципе не совместима с хронологией, ибо лежит за рамками человеческой памяти. Используется и обратный отсчет. Исход из Египта датируется за 480 лет до сооружения Соломоном храма в Иерусалиме.
