Александр Немировский - Мифы и легенды народов мира. Том 8. Древняя Индия
Сражающиеся под стенами Ланки, отдыхая во время боя, вдруг услышали усиливающийся мелодичный звук. Вскинув головы, они долго вглядывались в небо и не могли понять, откуда он исходит, пока не связали его с каким–то увеличивающимся в размерах предметом, напоминающим птицу. И вот уже всем стало видно, что это не птица, а колесница, запряженная конями. Она плавно опустилась недалеко от перенесенной с Гималаев горы. Матали соскочил на землю и обратился к подошедшему Раме с почтительными словами:
— Я направлен к тебе благосклонной волей громоносного Индры. Соблаговоли подняться на его колесницу, доблестный Рама. В кузове ты найдешь оружие Индры, громовые палицы, заревые всполохи, исполинский непробиваемый панцирь и лук. Я, Матали, рад быть твоим колесничим.
Обошел Рама колесницу слева направо, пощупал толщину борта, толкнул ногой одно колесо, чтобы проверить, прочно ли оно держится на оси, подтянул подпругу. Затем, наклонившись, он отвязал прикрепленный к скрепам панцирь, подняллук и молниеносным прыжком занял место на превосходной колеснице рядом с Матали, уже державшим вожжами упряжку.
Гибель Раваны
И вот на поле под стенами Ланки в дыму и грохоте развернулся бой колесниц. Равана могучей рукой бросил дротик, но острие его расплющилось о панцирь Индры, скованный из небесного металла. Тогда Равана выпустил тучу приятных глазу золотых стрел, превращавшихся на лету в ядовитых змей. Рама же применил оружие, дарованное ему Гарудой. Его стрелы в полете превращались в орлов и пожирали змей. Тогда Равана выпустил другие стрелы. Одна из них ранила колесничего Индры. Другой стрелой Равана сбил стяг Индры, развевавшийся на золотом древке. Две стрелы Раваны застряли в крупе небесных коней. Стрелы Раваны не давали Раме приладить к бою лук, и неистовый гнев охватил великого воителя. Его пылающее яростью лицо заставило содрогнуться Равану, но все же владыка ракшасов пересилил страх и взял в руку оружие беспредельной мощи, извергавшее огонь, схожее блеском и твердостью с алмазом.
— Сейчас, — крикнул владыка летающих ночью, — ты будешь уничтожен вместе с Лакшманой, разделишь участь моих воинов!
И занес Равана за плечо свое колдовское копье, и полетело оно со звоном, ибо к древку было привязано восемь колоколов. Но и это оружие отразил Рама тучей стрел. Они неслись к пламени, как мотыльки к приманке, и погасили его. После этого Рама метнул копье, посланное ему Индрой, и вдребезги разбил оружие, на которое Равана возлагал надежды, а затем засыпал стрелами коней Раваны и несколькими стрелами ранил его самого. Равана пошатнулся и мог бы упасть, если бы его не подхватил колесничий, который повернул коней и погнал колесницу к городским воротам.
Придя в сознание, Равана загорелся гневом.
— Как ты посмел увезти колесницу! — вопил он. — Теперь меня сочтут трусом!
— Я это сделал для твоей же пользы, господин, — оправдывался колесничий. — Ведь ты был без чувств. Но теперь я могу вернуться на поле боя, если ты прикажешь.
— Ты еще спрашиваешь?! — закричал Равана.
И вот снова разгорелась битва. Колесница Рамы ринулась навстречу показавшейся из ворот колеснице Раваны. Над головою Рамы гордо развевался стяг Индры. Охваченный яростью, Равана решил его во что бы то ни стало сбить, но его стрелы лишь задевали золотое древко. Стрела же Рамы, рванувшись со свистом, снесла стяг Раваны. Еще сильнее разъярившись, пустил Равана тучу стрел в коней, ранив одного из них.
И тогда обратился к Раме Матали, возничий Индры:
— Сразить Равану может лишь оружие Брахмы, стрела, подобной которой нет ни в одном из трех миров.
И вынул Рама из колчана стрелу, сотворенную Брахмой, полученную от Агастьи. Она сверкала, словно бы вобрала в себя весь жар мирозданья. И задержать ее были бессильны гранит и железо. Как игла мастерицы, что проходит сквозь лен, она могла пронзить всю землю.
Произнеся заклинание из веды, приложил Рама стрелу к дуге огромного лука, заправил конец ее в тетиву и натянул лук могучим усилием. И понеслась Неотвратимая, пробила грудь Раваны и сама вернулась в колчан. Упал Равана, испуская дух, на землю. И тотчас послышалось гуденье раковин, рокот божественных барабанов, и Вайю, посланный богами, осыпал победителя ливнем цветов.
Когда все стихло, стало слышно причитание Вибхишаны:
— О мой могучий брат! Свершилось то, что я тебе предрекал. Ты погубил себя и все наше семейство.
И подобно эху на это причитание ответил вопль жен Раваны, донесшийся из города.
И сказал Рама Вибхишане:
— Царь! Твой брат был могучим воином. Принеся миру много зла, он пал в честном бою. Вражда уходит вместе со смертью. Прошу тебя, соверши погребальный обряд.
Брахманы накрыли тело павшего шелковым пологом, подняли на носилки и понесли к месту сожжения. В погребальной процессии участвовали все уцелевшие от побоища ракшасы, ставшие подданными Вибхишаны. Вся равнина к югу от столицы покрылась огненными точками факелов. И вскоре оттуда донесся запах сандала и благовоний от погребального костра, разносимый ветром и заглушающий все другие запахи.
Эпилог
Рама обратил к Хануману бледное, похудевшее лицо.
— Где же Сита? — спросил он.
— Сейчас я ее приведу, друг мой, — отозвался Хануман.
И вот он уже бежит по улицам Ланки, покрытым обуглившимися телами ракшасов и головнями.
Бледная и печальная, сидела Сита в саду за дворцом, окруженная стражей из ракшасок. Не ждала она от будущего ничего хорошего. Но вот зашевелилась листва. Сита увидела Ханумана и услышала его голос:
— Рама победил! Могучий Равана пал от его руки.
Радость Ситы была столь велика, что она на мгновение утратила дар речи. И поднял Хануман лук, чтобы расправиться с ракшасками.
— Не трогай их! — послышался слабый голос Ситы. — В бедах, выпавших на мою долю по воле богов, нет вины их, подневольных.
— Поднимись на паланкин! — распорядился Хануман. — Рама хочет тебя видеть.
Печальным был путь царевны по улицам города, устланным телами ракшасов. Раненые, поднимая головы, говорили:
— Смотрите! Вот она, разрушившая наш город, погубившая тысячи тысяч. Это из–за нее обезумел Равана и ввязался в гибельную войну.
Хануман, несущий Раму и Ситу
Слыша это, Сита опустила голову, когда же она ее подняла, она увидела Раму в окружении обезьян и медведей, замерших, любуясь ее красотой.
— О супруг мой! — молвила Сита. — Велика моя вина перед тобою и народом трех царств — людей, обезьян и медведей. Страсть, внушенная мною Раване, обернулась великой бедой.
— Спустись на землю! — произнес Рама сурово.
Удивляясь тому, с каким выражением были произнесены эти слова, Сита спустилась с паланкина и склонилась в низком поклоне.
— Дочь Джанаки! — произнес Рама. — Я исполнил свой обет. Твой похититель Равана уничтожен. Нанесенное тебе оскорбление смыто кровью. Но кто из высокого рода может принять жену, так долго находившуюся вне дома? Пусть тебя не коснулись чужие руки, но тебя ощупывал нечистый взгляд. Ты запятнана. Тебе надо удалиться.
Из глаз Ситы потоком хлынули слезы. Но вот она выпрямилась, и Раме предстало ее лицо, гордое и прекрасное в горе и оскорблении.
Рама и Сита после победы над Раваной
— Не забывай, Рама, — отчетливо проговорила она. — Мой род не ниже твоего. Я — дочь Земли и достойна другого обращения. Если ты решил со мною расстаться, почему ты прислал за мною Ханумана? И я могу доказать тебе свою верность. Прикажи приготовить костер.
В несколько мгновений быстрые обезьяны собрали и сложили в пирамиду вязанки ароматного самшита и тонкие веточки бимбы. Кто–то с размаха бросил в костер пламя, и оно осветило прекрасное лицо дочери Земли, готовой принять смерть.
— Агни! Будь свидетелем, что сердце мое никогда не отвращалось от Рамы.
Костер принял Ситу. Багровые языки пламени взметнулись в воздух. И все, кто это видел, — уцелевшие ракшасы, обезьяны и медведи испустили горестный вопль.
Но вдруг пламя разделилось на две части, и из него выступил муж в багровом одеянии, неся Ситу на могучих руках. И вот он вскидывает над вихрем черных волос свою ношу, и все увидели Ситу. И одновременно с небес прозвучало трижды:
— Безгрешна! Безгрешна! Безгрешна!
И вот уже заложена воздушная колесница Куберы, которую Рама решил возвратить ее владельцу. Держа за руку бледную, но все еще прекрасную Ситу, Рама поднялся на колесницу. Рядом с ним устроились Лакшмана и Сугрива. Колесница под торжествующий вопль обезьян и медведей взметнулась ввысь. Впереди нее, указывая путь, несся Хануман, похожий на льва и птицу.
