Константин Королев - Мифология Британских островов
Однако фонарь успел сильно разогреться и Микки пришлось быстро поставить его на камень. Он поставил ведро и рассмотрел фонарь, чтобы убедиться, что тот не пострадал, и подкрутил фитиль поярче. Все это произошло так быстро, что он даже не задумался, как это случилось.
Когда Микки повернулся за ведром, он обнаружил, что, пока ловил фонарь, расплескал почти всю воду. Тогда он опять поставил фонарь на камень и снова опустил ведро в ручей. Как и в прошлый раз, он вытащил почти полное ведро, переложил его в левую руку и правой потянулся за фонарем. Но не успел он прикоснуться к фонарю, как его опять кто-то сильно пнул, и он улетел прямиком в воду. Теперь Микки не успел его поймать, фонарь погрузился в холодную воду, и раскаленное стекло разлетелось на тысячи осколков, но, что хуже всего, все масло вытекло из лампы в воду, так что теперь ее нельзя было пить.
Микки постоял немного, постепенно осознавая, что не может придумать никакого рационального объяснения этим событиям. И вдруг совсем рядом послышалось тихое озорное хихиканье. Микки огляделся с раздражением.
— Ах это вы, негодяи, — пробормотал он, — уж вы-то мастаки на такие штуки.
С этими словами он снял куртку, закатал правый рукав и, запустив руку в воду, достал пострадавший фонарь. При этом он крепко держал куртку другой рукой, потому что вполне разумно не хотел, чтобы над ним еще раз так пошутили. Затем, поставив фонарь между ступнями и придерживая его, он накинул куртку, несмотря на то что рука у него была мокрая и грязная, взял ведро в левую руку, лампу в правую и направился к дорожке. Не прошел он и половину пути, как сзади снова раздался смешок. Микки развернулся и гневно оглядел пустое пространство вокруг, а затем совсем выйдя из себя, яростно сказал:
— Клянусь небесами, хотел бы я вас поймать, вы розги просите, малявки, и уж я бы вас отхлестал за милую душу.
Немного облегчив свою душу, он направился домой, где выпил кружку крепкого горячего чая с сахаром. Это его почти успокоило, хотя, когда он собрался спать, было уже четыре часа утра. И хотя Микки очень устал, он не мог заснуть, потому что почувствовал укол совести — довольно несправедливо, как мне кажется, но я на своем опыте знаю, что совесть — очень несправедливый собеседник.
Его мучили мысли о несчастных соседях, об их семьях, а у некоторых были еще и маленькие дети — утром они отправятся набрать чистой свежей воды на весь день и обнаружат, что она загрязнена парафиновым маслом, — и они не смогут пить чай, а может быть, и готовить еду. И наконец, совесть, этот настойчивый задира, взяла верх, и в результате через час после рассвета, около семи утра, Микки встал, взял еще одно ведро, тряпку и направился к роднику. Он энергично принялся за дело и досуха вычерпал озерцо. Затем аккуратно собрал все осколки, завернул их в бумагу и тщательно протер тряпкой каменное дно, пока не убедился, что масла там совсем не осталось. Тогда он встал и долго смотрел, как в озерцо набегает свежая вода. Когда ее было уже больше половины, он попробовал воду на вкус, чтобы убедиться, что все в порядке. Убедившись в этом, он направился домой и попытался возместить утраченный отдых.
Микки мудро подождал несколько месяцев, прежде чем рассказал об этом случае, и то только надежным друзьям. Он ждал, пока пройдет достаточно времени и соседям не почудится в воде привкус лампового масла. Он не держит никакого зла на местный «малый народец», более того, считает их шутку скорее знаком расположения.
ХОЛСТВ начале июня 1947 года одна художница, мисс И. М., жила тогда в Коннемара и рисовала пейзажи этой обдуваемой всеми ветрами, но красивой местности. И с этой целью она однажды погрузила свой велосипед, свои рисовальные принадлежности и саму себя на автобус из Раундстона в Мэм Кросс. Не доезжая до Мэм Кросс, мисс И. М. покинула автобус в пустынном месте в трех милях к западу от него. Она свернула с шоссе и поехала по узким проселочным дорогам, внимательно оглядывая окрестности.
Она не проехала и пары миль, как вдруг увидела как раз такое место, какое искала. Это был невысокий холм ярдах в пятидесяти от дороги, и девушка была уверена, что с него ей откроется приятный вид на окрестные поля. Перед тем как отправиться в путь, она погрузила на свой велосипед все, что, по ее представлению, могло ей понадобиться, и на взгляд строгого критика она была теперь похожа на Белого Рыцаря из «Алисы в Зазеркалье», потому что к раме у нее был привязан мольберт, коробка с красками, кисти и тому подобное лежали в корзине на руле, а складной стул, плащ-дождевик и остальное, включая коробку с ленчем, она укрепила на багажнике. Так как в тех местах удобства ценили больше, чем внешнюю привлекательность, большой холст — 24 на 20 дюймов — она прикрепила на спину, как те объявления, которые носит человек-реклама.
Выбрав место, она спешилась, положила велосипед на траву и стала распаковывать вещи, которые ей были нужны. Дорогу отделяла только неглубокая пустая канава, через которую легко было просто перешагнуть. А потом оставалось пройти пару перчей до того самого холма, который ей так понравился. Прихватив холст, моя знакомая направилась в ту сторону и вскоре нашла подходящее место, примерно на полпути к вершине холма. Она положила холст на землю, чтобы отметить место, внимательно следя, чтобы чистая белая лицевая сторона оказалась наверху. Из-за того, что дело происходило на склоне холма, холст лежал под углом градусов в тридцать к дороге.
Девушка отправилась за остальными вещами, но перед тем как перешагнуть через канаву, она оглянулась, чтобы убедиться, что место, где она оставила холст, ей действительно нравится. Холст лежал на том же месте, туго натянутый на своей раме, он буквально искрился, его девственную белизну подчеркивал яркий солнечный свет и короткая жесткая зеленая трава, на которой он лежал. Девушка еще раз одобрила место, продолжила свой путь к дороге, набрала в руки свертков и повернула обратно. Она подняла глаза, чтобы сориентироваться в направлении, но холста не было. Она замерла в крайнем удивлении, но сколько бы она ни искала глазами, не было видно ничего похожего на ее драгоценный холст. Перед ней простирался склон, поросший невысокой травой, и нигде не было ни щели, ни ямы, куда можно было бы спрятать что бы то ни было. Его не мог унести ветер, потому что ветра не было и в помине, и нигде не видно было ни человека, ни животного, которое могло бы его передвинуть.
Уверенная, что совершила какую-то глупую ошибку, мисс И. М. быстро поднялась на холм и положила вещи туда, где, по ее представлениям, она оставила холст. А потом начала тщательно систематически обыскивать окрестности в поисках холста, осматривая каждую пядь земли. Но тщетно. Ее взору открывался полный обзор на все четыре стороны, и даже самый маленький и неприметный предмет не ускользнул бы от ее внимания, а уж тем более большой и яркий холст. Через некоторое время она поднялась на вершину холма, с тем чтобы в последний раз оглядеться по сторонам, но это было бесполезно, и она была сбита с толку и уже, что вполне понятно, начинала злиться.
Чем дольше она смотрела по сторонам, тем больше приходила в недоумение. Это было совершено бессмысленно, но факт оставался фактом: холста нигде не было. Мисс И. М. — умная и рассудительная девушка, и то, что происходящее не вязалось с логикой и здравым смыслом, раздражало ее даже больше, чем то, что она впустую потратила время и усилия. Но тем не менее делать было нечего, и спустя некоторое время девушка неохотно повернула опять в сторону велосипеда, расстелила на поросшей травой обочине клеенку и устроилась пообедать и выкурила сигарету в приятном безделье. У нее еще оставалось пара часов, перед тем как надо было собираться и отправляться к главной дороге, чтобы успеть на обратный автобус.
Полчаса спустя, лежа на траве и глядя в глубокую синеву летнего неба, мисс И. М. оглянулась на холм. В следующее мгновение она отбросила сигарету в сторону и уселась, глядя, раскрыв рот от удивления, на свой холст, который все так же ярко сиял на солнце. Он лежал прямо перед ней, как раз там, где она его оставила. В происходящем уже появилось что-то сверхъестественное, а не досадное, поэтому она встала и довольно осторожно направилась к холму.
К этому времени день уже клонился к вечеру и тени стали удлиняться, но было еще совершенно светло и видно все было не хуже, чем тогда, когда она только что приехала. Еще мгновение — и вот она уже стоит на склоне холма, глядя сверху вниз на блудный холст, который лежал точно там, где она его оставила, в шести футах от того места, где она сложила остальные вещи. Несколько несмело она взяла его в руки и осмотрела с обеих сторон, очень внимательно. Но на нем не было никаких отметин, которые наводили бы на мысль, что с ним что-то приключалось или что его вообще передвигали, — ни царапин, ни пятен. Девушка была вынуждена признать, что он такой же чистый, аккуратный и послушный, как и обычно. Но солнце уже стояло низко над горизонтом, и поздно было начинать рисовать, так что ей оставалось только возвращаться на дорогу и собирать вещи. Она взяла холст под мышку и направилась вниз, но резко остановилась, не пройдя и десяти шагов. Ей преподали урок, и одного раза ей было достаточно, а оставив вещи без присмотра она просто напрашивалась на новую, возможно, более неприятную шутку. С усталым вздохом мисс И. М. вернулась, повесила холст через плечо, набрала полные руки свертков, убедилась, что ничего не забыла, и отнесла все на дорогу.
