Е. Назарова - Рыцари Круглого стола. Мифы и легенды народов Европы
– Матушка, – сказал он, подойдя к своей матери, – накорми меня, напои меня, вели вытопить для меня баньку, дай мне мои лучшие одежды и отпусти меня в дальний путь-дороженьку.
– Куда это ты, сыночек, собрался? Уж не за хищной ли рысью гоняться, не легких ли белок стрелять?
– Нет, матушка, не на охоту стремлюсь я, не на забаву себе, а иду на свадебный пир в Пойолу, иду мстить Лоухи и мужу ее, и всему роду ее за то, что они одного меня не позвали к себе на праздник, надо мной одним посмеялись!
– Не ходи ты туда, куда тебя не звали; не будет в том проку, коли пойдешь! Смотри, смотри, не нажить бы тебе худа, не накликать бы тебе беды на свою голову, да и на мою-то также! – говорила ему мать. – Не ходи, сыночек, не пришлось бы мне на старости лет проливать горькие слезы по тебе, моем милом сыночке!
– Нет, не прощу я им этой обиды! – отвечал ей бесстрашный сын. – Они меня не звали, так мечом разведаюсь с ними.
– Знаю я, сын мой, что тебя ничто не устрашает, да ведь прежде чем доедешь до Пойолы, много встретишь ты на своем пути преград и опасностей.
– Какие же это преграды, матушка? Есть ли там такие, которых бы стоило пугаться: ведь женщины часто и по-пустому боятся.
– Не по-пустому боюсь я, сынок, и сам ты вспомнишь мои слова! Первая тебе преграда встретится: огненная река, а на той реке огненная скала, а на той скале огненный орел, сидит и днем клюв, а ночью когти точит на гибель всякого прохожего чужого человека. Вторая преграда на пути твоем будет огненная пропасть, которая тянется от востока до запада, полна она раскаленных камней и влечет к себе всякого прохожего чужого человека. Многие тысячи людей сложили уже в ней свои головы! А третья преграда: у самых ворот Пойолы, в самом узком месте пути попадется тебе навстречу огромный волк; такого нигде в другом месте не слыхано: многие тысячи людей растерзал уж он, растерзает и тебя, горемычного!
– Не испугаешь ты меня этими преградами, матушка, а лишь больше возбудишь во мне желание преодолеть их, – отвечал матери бесстрашный Леминкайнен.
– Да что в том проку, если ты и все эти препятствия преодолеешь. Самое-то страшное на конце пути предстоит тебе: вокруг всей Пойолы тын железный от земли и до неба, а за железным тыном стальные стены; стены оплетены шипящими змеями, а в узких воротах лежит огромный и толстый змей, покрытый железной чешуей: гордо поднимает он голову и страшно разевает пасть навстречу каждому входящему в ворота, всегда готовый проглотить всякого прохожего чужого человека. А за стальной стеной частокол стоит и на каждом-то колушке по головушке; на одном только колу головы еще нет – видно, твоей-то голове и быть на нем, сыночек, коли вздумаешь идти непрошеный на свадебный пир в Пойолу.
– Не ребенок уж я, матушка, не побоюсь всех этих страхов! Сумею я проложить себе торную дорогу! – отвечал Леминкайнен, надел тяжелую кольчугу, опоясался отцовским мечом, простился с матерью, сел на коня и поехал путем-дорогой на Север, обдумывая, как бы ему получше отомстить Лоухи. А старушка-мать еще долго смотрела ему вслед и гадала: вернется ли он еще домой или оставит свою буйную голову на чужой стороне?
VIIIНемного проехал Леминкайнен и наехал на стаю глухарей, спугнул их с дороги его борзый конь, взвились они тучей вверх и оставили после себя на земле только несколько перышков. Леминкайнен сошел с коня, думает: «Дорожному человеку все пригодится», – и сунул те перья в сумку. Немного проехал он далее, и стали сбываться слова его старушки-матери: видит он прямо перед собой широкую огненную реку, а на ней ни мостика, ни лодочки, только клокочет в ней огненная влага, словно вода в котле, и огненные волны бешено бьются об раскаленную скалу; а на вершине скалы сидит огромный орел, все только крыльями хлопает да точит о камни свой страшный клюв. Остановился бесстрашный Леминкайнен, видит: не проехать ему так, и обратился к орлу с речью:
– Пропусти меня, птица орел, еду я на пир в Пойолу, отвернись на миг в сторону, чтобы я тем временем мог через реку перебраться.
С насмешкой отвечал ему орел:
– Никого еще не пропускал я доселе мимо себя, не пропущу и Леминкайнена, одна ему дорога и лежит прямоезжая – в мою глотку.
Не испугался его угроз Леминкайнен, быстро сунул руку в сумку, вынул оттуда несколько перьев, потер их между своими ладонями, и вот взвилась у него с рук огромная стая глухарей, взвилась и полетела прямо в отверстую пасть чудовищного огненного орла, и покамест он с жадностью глотал их, Леминкайнен ударил своего коня плетью, и живо перескочил добрый конь через речку и понесся стрелой от реки.
Недолго он ехал спокойно; конь его вдруг заартачился, задрожал всем телом и остановился как вкопанный. Привстал Леминкайнен на стременах, смотрит вперед и видит, что добрый конь остановился на самом краю глубокой и широкой огненной пропасти. Широко и далеко тянулась она в обе стороны, от востока до запада, и была полным-полнехонька раскаленными камнями. Взмолился Леминкайнен всемогущему Укко о помощи, и недолго заставил Укко ждать своей помощи. Со всех четырех сторон света собрал он над пропастью темные тучи, и вдруг густой снег большими хлопьями повалил на раскаленные груды камней. Меньше чем в минуту выпало снегу на сажень, и снег этот растаял, так что на месте пропасти образовалось большое озеро с тонкой ледяной поверхностью. Тут Леминкайнен не задумываясь перебрался через озеро по тонкому ледку и, достигнув другого берега, понесся стрелой по своему трудному пути.
Так ехал он два дня. На третий подъезжает к Пойоле и в самом узком месте дороги видит – выходит к нему навстречу громадный волк; еще издали страшно разевает он свою пасть и с диким воем выжидает приближения неосторожного путника. Но Леминкайнен ничуть не испугался этого чудовища. Быстро вынул он из своей дорожной сумки клок овечьей шерсти и стал тереть ее между своими сильными пальцами. И вот из-под рук его выбежало целое стадо курчавых жирных овечек и прямо бросилось в пасть чудовищного волка. Пока тот справлялся с целым стадом, Леминкайнен преспокойно проехал мимо и прижался к громадному железному тыну, которым окружена была вся Пойола. Тын этот на сто сажень уходил в глубь земли да на тысячу сажень возвышался над землей. Подивился ему Леминкайнен и сказал сам себе:
– Вот диво, так диво! Уж, кажется, как ведь низко ползают змеи, а тын ниже их уходит в землю, кажется, как ведь высокого носятся в воздухе птицы, а тын выше их теряется в облаках.
И вынул он отцовский меч, который и камни, и железо рубил, как сухие щепки, и стал он тем мечом разрубать железный тын и скоро вырубил в нем такое место, через которое мог с конем своим свободно проехать. Но что же он встретил за тыном? Высокую стену, сверху донизу обвитую стоглазыми змеями, облепленную огромными ящерицами, оплетенную ядовитыми ехиднами. И все они злобно шипели и поводили своими зелеными глазами и яростно разевали широкие пасти, выставляя наружу свое раздвоенное ядовитое жало; не было ни проходу, ни проезду, и не решился храбрый Леминкайнен прямо пробираться на добром коне своем через этих чудовищ. Подумал, подумал он и стал уговаривать змей и ехидн, чтобы они его пропустили к Пойоле, но те только злобно шипели в ответ на его речи. Тогда припомнил Леминкайнен страшные заговоры против змей и ехидн, заговоры старинные, которые еще в детстве случалось ему слышать от старой матери.
– Слушайте, змеи, – сказал он, – уступите мне дорогу, а не то расскажу я всему свету о вашем происхождении, и тогда вы от стыда попрячетесь в самые дальние углы ваших нор; знаю я, откуда вы произошли: вас породило чудовище Сиетер. Оно плюнуло в море, и долго слюна его носилась по белогривым волнам, долго убаюкивали ее свежие морские ветры. И вот взглянул на него всемогущий Укко, создавший весь мир, и сказал сам себе: «Если бы мне вздумалось оживить эту слюну и дать ей глаза, то из дурного могло бы выйти лишь дурное, от чудовища могло бы произойти лишь чудовищное». Услышал эти слова злой дух Хиизи, всегда готовый на дурное дело, и решился сам создать чудовище из этой слюны: вдунул он в нее жизнь, вложил ей внутрь вместо сердца уголь из адского пламени, и явилась на свет ты, лютая змея!
И словно пристыженные тем, что Леминкайнен перед лицом всего света рассказал об их происхождении, змеи, шипя и свиваясь в широкие кольца, блистая на солнце своей чешуей, поползли в разные стороны, стараясь укрыться в рытвинах и расселинах; вслед за ними рассыпались и исчезли в траве пестрые ящерицы, и бесстрашному Леминкайнену открылась широкая дорога в Пойолу.
IXСмело вступил Леминкайнен в обширный покой дома Лоухи, где за огромным столом сидело множество гостей, созванных ею и мужем ее на свадебный пир. Вошел Леминкайнен – и липовые доски в полу заскрипели, и толстые сосновые стены зашатались, а все гости между собой переглянулись.
– Здравствуй, – сказал он, обращаясь к хозяину дома, мужу беззубой ведьмы, и бросая шапку на стол. – Давай мне место за столом, давай корм моему коню, а мне – пива и меда.