Александр Немировский - Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим
– Довольно, – сказал Латин. – Об обратном вашем пути можешь не говорить. Ваше посольство было нелегким. Конечно, мы ожидали, что вы принесете желанный союз, надеялись мы, что тот, кто Трою разрушил, поможет избавиться нам от троянцев. Но это, я вижу, не угодно богам. И вот что я скажу. Пусть Диомед от горя помешался умом, но совет разумен его. У Альбулы есть участок[252], который граничит с твоими владениями, Турн. Почему бы его не отдать троянцам в обмен на мир справедливый? Пусть себе рядом с нами живут. Если же пожелают нашу землю покинуть, дадим им нашего леса, меди и полотна, всего, что надобно для постройки судов. Вот что у меня на уме. Вы же предложение мое обсудите, чтобы решение мог я принять.
Диомед и Улисс (по античному барельефу).
Первым взял слово Дранкей, завистник и недруг рутулов, муж, искусный в речах, для войны бесполезный.
– То, что хочу я сказать, чего требует счастье латинян, знает в Лавренте любой, но не каждый поведать дерзнет из страха за жизнь. Я же скажу, хотя мне оружие и смерть угрожают. Тот, что рядом с тобою стоит, о Латин, пусть от нас удалится. Из-за него столько вождей полегло. Удача враждебна ему, и гордыня его одолела. К словам твоим, царь, о мире с Энеем позволь мне добавить. Кроме земли, чтобы мир обрести надежный, троянцу отдай дочь свою в жены. Нет спасенья в войне, и все мы требуем мира. Турн, удались, тебя еще раз прошу. Над нами и над рутулами сжалься. Если же царская дочь тебе дорога, спор реши поединком с Энеем.
Яростно вспыхнул рутул. Из груди его вырвался стон.
– Да! Я разбит. Но кто, кроме гораздых на речи, сможет меня обвинить в этот миг, когда решают судьбу сила рук и доблесть, что не все я сделал для победы? Кровью убитых мною врагов пенится Тибр. Мною разрушен город Эвандра. Спор с Энеем не кончен. Время настало скрестить наши мечи. Искать врагов нам не придется. Рядом они. Целы наши войска. Мне на подмогу спешит Мессап, укротитель коней, вспять обращая течение рек. Конное войско нам на подмогу ведет царица вольсков Камилла.
– От женщины много ли проку, – вставил Дранкей, – если мужи бегут от оружья Энея.
– От женщины? – Турн повторил. – Знаешь ли ты, муж гнуснейший, кто такая Камилла? Изгнанный граждан враждой родитель Камиллы Метаб[253] уходил из древнего града Приверна[254]. Жену свою царь потерял, была с ним дочь, носившая имя покойной. Шел лесами Метаб, отовсюду ему угрожали копья сограждан. При переходе реки Амасен[255] ливень настиг беглеца. Переполнилось русло. Перед тем как пуститься вплавь, Метаб привязал ребенка к копью и, забросив на берег, обратился к Диане, дщери Латоны, с мольбой Камиллу принять и своею сделать служанкой. Выплыв на берег, Метаб девочку поднял. Он воспитал ее средь медвежьих берлог, звериным вскормил молоком. Первой игрушкой ребенка была не кукла из глины – маленький лук и праща. Птицы стали первой добычей Камиллы. Затем и звери стали бояться ее. Весть о ее красоте разошлась по городам Тиррении. Многие слали к ней сватов, желая видеть нимфу лесную супругой в доме своем, но были отвергнуты ею, ибо отец отдал ее Диане и она оставалась верна клятве отца. Вот кто идет к вам на помощь против пришельцев. Ваше, латиняне, дело принять ее или отвергнуть. Что до меня, я готов на поединок, если Эней пожелает сразиться со мною одним. Смело я выйду против него, равного силой Ахиллу, взяв на себя общее дело. И кажется мне, что эти руки Победа не ненавидит, как утверждает Дранкей. Он может меня не бояться. Гнусной душонки его я не исторгну из тела. Пусть она в нем остается. Мысли мои не о нем…
Долго бы еще длиться спору на царском совете, если бы в зал не ворвался гонец. Устами его, руша все надежды и планы, заговорила война:
– Эней привел в движение лагерь. За Альбулой построились тевкры. К ним на подмогу идут рати тирренов.
– Вот вам, отцы, – закричал Турн, – достойный урок. Обсуждайте условия мира. К вам же врываются в дом с оружием!
И Лаврент закипел. Пришли в смятение души. Разноголосый крик поднялся к небу.
Перед схваткой
Удрученно покинул Латин собранье совета. План примирения сорван. Турну удалось овладеть умами сограждан. Неудержимо приближается к Лавренту война. Город приходит в движение. Лаврентийцы катят огромные камни, чтобы поднять их на стены. Уступая железу, за воротами стонет земля. Воздвигается ров. Тянутся нестройные толпы в крепость, к храму Минервы, чтобы молитвою благочестивой беду отвратить. На колеснице, в сопровождении служанок, ведущих овец и телят на закланье, восседает Амата. Суровостью дышит лицо супруги Латина. Средь дев, несущих цветы, царская дочь, виновница распри. Не смеет она взгляд оторвать от земли.
Турн, окруженный ватагой рутулов, крепость покинул. На нем панцирь чешуйчатый, пылающий багровой медью. В правой руке его шлем. От дуновения встречного ветра алый развевается гребень. Лицо юноши наполнено ликованием. Так, привязь сорвав, скакун из конюшни рвется наружу к знакомой реке и весело ржет, взрывая копытами землю. Грива, раздувшись от ветра, на крутой развевается шее. В ушах звенит отдаленный зов кобылиц.
По зеленому лугу несется навстречу рутулу лихая девичья дружина. Прекрасны воительниц лица, разгоряченные скачкой и ожиданием боя. Камилла прекраснее всех. Подруг обогнав, первой она достигает ворот и, спешившись, обращается к Турну:
– Дозволь мне, вождь, задержать с девами турмы Энея и разгромить их во встречном бою. Ты же можешь здесь оставаться с пехотой, обороняя стольный город латинян.
Любуясь неземной красотой амазонки, рутул отвечал:
– Об этом и сам я хотел просить тебя, дева. Принесли лазутчики весть, что троянец послал по равнине всадников. Сам же Эней, избрав потаенные тропы, к нам пробирается с тыла. В горах я ему подготовлю засаду, в лощине, которую Марс для хитрости бранной избрал. На помощь тебе я даю мессапов, искусных в конных сражениях, и несколько турм латинян и тибуртинцев. Прими над ними начало, краса земли италийской.
Вскочив на коня, Камилла к реке поскакала, за нею весь девичий отряд. Дождавшись, когда амазонки исчезнут из виду, Турн обратился лицом к своему пешему строю. Ему коня подвели, и воинство двинулось в горы.
Амазонки (рисунок на вазе, музей Неаполя)
У стен Лаврента
Блестящий щит и панцирь искрометный
Тугую грудь приметно отмечал,
Но шелк кудрей, румянец, чуть заметный,
Девицу в нем легко изобличал,
И речь текла без риторских начал.
«Сразись со мной! Тебе бросаю вызов!
О если б был ты встречных всех сильней!
Желанен мне не прихотью капризов,
Но силой той, что крепче всех цепей.
Возьми меня! Как звонок стук мечей!»
Михаил КузминВпервые в то утро узрели граждане Лаврента столбы отдаленные пыли. И вскоре ощетинилось поле железными жалами копий. Луг запылал от блеска доспехов. Навстречу тирренам устремились турмы мессапов и латиняне в пешем строю. С каждым мгновением громче и яростней клич боевой пехотинцев. И вот засвистели копья и стрелы, солнце затмив. Могучим был натиск тирренов. Защитники Лаврента отброшены к стенам, но у самых ворот, как бы опомнившись, повернули коней и погнали врагов, уже предвкушавших победу. Не так ли волны морские, равненье держа, к небу вздымая пенные гребни, неудержимо несутся на берег, чтобы затем отступить, обнажая желтый песок и застрявшие в нем ракушки и камни.
И еще раз рванулись вперед турмы тирренов, подобно прибою, но в это мгновенье из-за холма показался летучий девичий отряд. Камилла неслась впереди с обнаженною левою грудью. Косы ее, выбившись из-под шлема, прикрыли черной волною лук, дорогой ей подарок Дианы. В правой руке амазонки сверкала боевая секира. Нет от нее спасенья. Один за другим смерть находили от прекрасной девичьей руки тирренские воины. Но вот навстречу Камилле с пикою наперевес мчится юный охотник Орнит[256]. Шкурой быка защищены его мощные плечи. На голове вместо шлема волчья шкура с разверстою пастью и устрашающим рядом желтых клыков. Камилла лук натянула, и стрела повергла Орнита на землю.
Вслед за Орнитом от секиры Камиллы пал Орсилох, и вот новый противник – юный Лигур, сын Авкна, такой же хитрец, как и все обитатели Апеннин, живущие над равниною Пада[257].
Сражающаяся амазонка.
– Слава невелика, женщина, – обратился к Камилле Лигур, – добиться победы, на коне восседая могучем. Иное – помериться силой в пешем бою.
И тотчас, разожженная гневом, Камилла спустилась на землю, коня передав одной из спутниц своих. Лигур же, хлестнув свою лошадь, пытался бежать. Но обман ему не помог. Вскочив на коня, его настигла Камилла столь же легко, как ястреб, в небе парящий, хватает голубку, терзая ее кривыми когтями.
