Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

Десятой луны началась половина,
Когда зачала дивнобедрая сына.

Таилась, невинная и молодая,
Свой плод от родных и от близких скрывая,

Никто, кроме верной и преданной няни,
Не знал во дворце о ее состоянье.

Скрывалась, — да сплетня ее не коснется, —
И вот родила она сына от Солнца.

От бога рожден, он сравнялся с богами,
И панцирем он обладал, и серьгами,

Глаза — как у Солнца-отца золотые,
А плечи — как буйвола плечи литые.

Царевна, научена умною няней,
Младенца на зорьке прохладной и ранней,

Рыдая, скорбя, уложила в корзину, —
Да будет удача сопутствовать сыну!

Лежал он в корзине, обмазанной воском,
Как в гнездышке, устланном шелком, нежестком.

Вот, бросив корзину в поток Ашвана́ди,
Стыдясь материнства, с тоскою во взгляде,

Страдая телесно, страдая душевно,
Напутствуя сына, сказала царевна:

«Сынок, о твоем да заботятся благе
Насельники неба, и суши, и влаги!

Да много увидишь ты дней светозарных,
В пути да не встретишь дурных и коварных!

В воде пусть тебя охраняет Вару́на,
А в воздухе — ветер, смеющийся юно!

Дитя мне пославший, подобное чуду, —
Отец пусть тебя охраняет повсюду!

Да будут с тобою дружны все дороги,
Все ветры, все стороны света, все боги!

Да будет тебе от бессмертных участье
В разлуках и встречах, в несчастье и в счастье!

Одетого в панцирь, тоскуя о сыне,
Найду я тебя и на дальней чужбине.

Бог солнца, твой славный отец быстроокий,
Увидит тебя и в шумящем потоке.

Сыночек, пред женщиной благоговею,
Что матерью станет приемной твоею!

Да будут на благо тебе, как в сосуде,
Хранить молоко ее круглые груди!

Какой же чудесной вкусит благодати,
Кто матерью станет такого дитяти,

Что Солнцу подобно, источнику света,
С глазами, как лотос, медвяного цвета, —

С огромными, словно планеты, глазами,
С прекрасными вьющимися волосами,

С лицом мудреца, благородным и гордым,
С серьгами чудесными, с панцирем твердым.

Сынок мой, да будет судьба благодатна
Родных, замечающих, как ты невнятно

И мило слова произносишь впервые,
На ножки становишься, мне дорогие,

И тянешь ручонки к веселым обновам,
Измазанный пылью и соком плодовым!

Как сладко, сыночек, любовному взору
Увидеть тебя в твою юную пору,

Когда ты предстанешь, отвагой пылая,
Как лев молодой, чей приют — Гималаи!»

Познала царевна печаль и кручину,
В шумящий поток опуская корзину,

И с сердцем, стесненным тоскою стенаний,
Домой воротилась, несчастная, с няней.

А эта корзина, жилище дитяти,
Сначала попала в реку Чарманва́ти,

Оттуда — в Ямуну, где блещет долина,
Оттуда — по Ганге пустилась корзина,

Где берег бежал то полого, то круто,
И к Ча́мпе приблизилась, к племени Су́та.

Чудесные серьги и панцирь отборный,
Из амриты созданные жизнетворной,

В живых сохраняли младенца в корзине —
На глади спокойной и в бурной стремнине…

Теперь к Адхира́тхе направится слово.
Возничий и друг Дхритараштры слепого,

Стоял он тогда над водою речною
С прелестной своей, но бездетной женою.

Мечтала о мальчике Ра́дха, но тщетно:
Шли годы, — она оставалась бездетна…

Глядит, — с амулетами, ручкой резною,
Корзина уносится быстрой волною.

И вот, любопытная, просит: возничий
Пускай не упустит нежданной добычи.

Поймал он корзину, открыл, — и спросонок
Ему улыбнулся чудесный ребенок,

Сиявший, как солнце над золотом пашен,
И в панцирь одет, и серьгами украшен.

Пришли в изумленье возничий с женою.
Сказал он: «Дарована радость волною!

Не видел с тех пор, как живу я на свете,
Чтоб так излучали сияние дети!

От бога рожден, нам, бездетным, богами,
Наверно, ниспослан сей мальчик с серьгами!»

Вот так получила бездетная сына
Прелестного, словно цветка сердцевина.

Для Радхи по-новому дни засветились:
Свои у возничего дети родились!

Своим молоком мальчугана вскормила,
И гордо росла его грозная сила.

Увидев дитя с золотыми глазами,
С прекрасными вьющимися волосами,

С серьгами, одетого в панцирь бесценный, —
Его мудрецы нарекли Васуше́ной.

Обрел он достоинство, мощь и величье.
Все знали: отец Васушены — возничий.

Он рос среди ангов[25], отвагой богатый.
Царевне о нем сообщал соглядатай.

Вот юношей стал он с могуществом бычьим,
И в Хастинапур был отправлен возничим.

Он начал учиться у брахмана Дро́ны,
Сдружился с Дуръйодханой богорожденный,

Все виды оружья узнал, все четыре,
Как лучник великий прославился в мире.

С Дуръйодханой сблизился солнечноглавый,
И стали друзьями его кауравы,

А отпрыски Кунти, пандавы, — врагами,
И доблестный муж, обладавший серьгами,

Сын Кунти, что ею был назван Карною,
На Арджуну двинуться жаждал войною.

Был этим Юдхиштхира обеспокоен.
Он знал: ненавидящий Арджуну воин,

Серьгами и панцирем чудным украшен
И неуязвимый, противнику страшен.

Однажды Карна, стоя в озере чистом,
Молитвенно руки сложив пред Лучистым,

Хвалил, славословил Источник Сиянья.
Шли брахманы к мужу, прося подаянья:

Он дваждырожденным, исполненным рвенья,
Ни в чем не отказывал в эти мгновенья.

Прося подаяния, в жреческом платье,
Явился и Индра к нему на закате.

Приветствовал брахмана воин всем сердцем:
Не зная, что он говорит с Громовержцем,

Сын Радхи спросил: «Что ты хочешь? Запястья?
Поместья? Иль женщин — цариц сладострастья?»

А брахман: «Не надо мне жен и поместий!
Мне серьги, с тобою рожденные вместе,

И панцирь отдай, что срастался с тобою,
Коль Щедрым ты правильно прозван молвою.

Их надо отсечь от могучего тела, —
Лишь этого дара душа захотела!»

Карна: «Как велит нам обычай наш древний,
Ты женщин возьми, и стада, и деревни,

Возьми ты что хочешь, о брахман почтенный,
Но только не серьги, не панцирь бесценный!»

Карна становился все жарче, смиренней,
Но брахман, иных не желая дарений,

Настойчиво требовал чаще и чаще:
«Хочу только серьги и панцирь блестящий!»

Сын Радхи слегка улыбнулся, воскликнув:
«Со мной они вместе родились, возникнув

Из амриты: ими владея с рожденья,
Вступаю, не ведая смерти, в сраженья.

Я дам тебе царство с красою нетленной,
Но только не серьги, не панцирь бесценный!

Вручив тебе серьги и панцирь в придачу,
Я сразу же неуязвимость утрачу.

Узнал я тебя, чья убийственна кара.
О Индра, не требуй ты этого дара:

Не мне, а тебе, над богами владыке,
Дарить подобает, о молниеликий!

Коль серьги отдам тебе с панцирем вместе,
Мне будет несчастье, тебе же — бесчестье.

Но если и серьги и панцирь бесценный
Отдам, — то хочу я, о Индра, замены».

А Индра: «Как видно, Источник Сияний
Тебе, что приду я, поведал заране.

Возьми, о Карна, все, что хочешь ты, кроме
Стрелы громовой, возникающей в громе».

Воитель, наученный Светом Вселенной,
Промолвил: «За серьги и панцирь бесценный

Отдай мне копье, что, не зная изъятий,
Пронзает без промаха недругов рати».

Владыка громов поразмыслил немного, —
И вот что воитель услышал от бога:

«За серьги и панцирь, с которыми вместе
Родился, — получишь для битвы и мести

Копье, что врагов поражает сурово
И в руки твои возвращается снова.

Но если погибнет твой враг самый главный,
Неистовый самый, всесильный и славный,

Ко мне, — если ты подчинишься условью, —
Копье возвратится, окрашено кровью».

Карна: «Вот такого и жажду убить я,
Один мне и нужен для кровопролитья!»

А Индра: «Врагу нанесешь пораженье, —
Тому, кто неистов и страшен в сраженье,

Но он, чья погибель тебе так желанна,
Всегда охраняем, и эта охрана —

Есть Ви́шну, Нара́яна: знающий веды
Его называет и Вепрем Победы[26]».

Карна: «Я и это условье приемлю, —
Но только втоптать бы ревущего в землю,

Но только пронзить бы копьем знаменитым
Врага: пусть неистовый станет убитым!

И серьги и панцирь отдам, ослабелый.
Прошу я: когда отсеку их от тела,

Когда нанесу себе тяжкую рану,
О Индра, пусть я безобразным не стану».

А Индра: «Во лжи ты не ищешь соблазна, —
Не станет поэтому плоть безобразна.

О лучший из лучших, изведавших слово,
Подобно отцу, засияешь ты снова!

Но помни, что только в сражении трудном
Воюют с врагами копьем этим чудным,

А если ты в легкой метнешь его сшибке, —
Тебя же оно поразит по ошибке».

Карна: «Ты поверь мне, о бог громогласный:
Копье я метну только в битве опасной».

И взял он копье, что на солнце блестело,
И начал он резать мечом свое тело.

Тогда полубоги, и боги, и бесы,
Заоблачные раздвигая завесы,

Увидели, как себя режет великий,
И вот раздались изумления крики:

Не чувствуя боли, не ведая раны,
Светился по-прежнему лик осиянный!

Литаврами свод огласился высокий,
Низринулись ливней цветочных потоки

В честь мужа, что плоть рассекал свою смело,
Порой улыбаясь. И вскоре от тела

Он серьги и панцирь отсек, еще влажный,
И богу вручил их воитель отважный.

Карну обманул Громовержец лукавый,
Желая, чтоб стали сильнее пандавы.

Он ввысь улетел, совершив вероломство.
Поникло в тоске Дхритараштры потомство,

Услышав, что Индрою воин ограблен.
А отпрыски Кунти, узнав, что ослаблен

Воитель Карна, чей отец был возничим,
Леса огласили ликующим кличем.