Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

Шло время. Красавицу дума томила:
«Какая в заклятье содержится сила?

Мне брахман его даровал не случайно,
Настала пора, чтоб открылась мне тайна».

Так думала думу, и стало ей видно,
Что месячные наступили. И стыдно

Ей было, невинной и чистой, и внове:
Пошли у нее до замужества крови!

Взглянула — и Солнца увидела прелесть:
Так ярко лучи поутру разгорелись.

И было дано ей чудесное зренье,
И бога увидела в жарком горенье:

Серьгами украшен Властитель Рассвета,
А тело в сверкающий панцирь одето!

Тогда, любопытством объята, решила
Узнать, какова заклинания сила.

Глаза, уши, губы и ноздри водою
Смочила и древнею речью святою

Создателю Дня появиться велела.
И Солнце коснулось земного предела,

И бог снизошел, покорясь ее власти,
Слегка улыбаясь, в венце и запястье,

Могучий, высокий, медвяного цвета
И все озаряющий стороны света.

Он с помощью йоги тогда раздвоился:
На небе взошел и пред Кунти явился.

Он нежно сказал: «Ради силы заклятья
Твои приказанья готов исполнять я.

Я все для тебя сотворю, о царица,
Обязан я воле твоей подчиниться».

А Кунти: «Мое любопытство виною
Тому, что тебя позвала. Надо мною

Ты смилуйся, бог, и на небо вернись ты!»
«Уйду, как велишь ты, — ответил Лучистый, —

Но, бога призвав, ты не вправе без дела
Его отсылать… О, скажи, ты хотела

(Не высказана, мне известна причина)
От Солнца родить несравненного сына,

Чтоб мощью отважной сравнялся с богами,
Чтоб панцирем был наделен и серьгами.

Поэтому мне ты отдайся, невинна,
И, тонкая в стане, получишь ты сына.

А если отвергнешь со мною сближенье, —
Я все, что живет, обреку на сожженье,

Навеки тебя прокляну, о царевна,
И, прокляты, будут наказаны гневно

И брахман, тебе даровавший заклятье,
И царь, твой отец, потерявший понятье.

Я дал тебе чудное зренье. Смотри же
На сонмы богов, что все ближе и ближе:

Смеясь надо мною, в небесном чертоге
Сидят, возглавляемы Индрою, боги!»

И тридцать богов своим зреньем чудесным
Увидела Кунти на своде небесном,

И юная дева смутилась немного,
Трепещущая, попросила у бога:

«Умчись на своей колеснице далече!
Как девушке слушать подобные речи!

Нет, в сговор с тобой не вступлю я опасный,
Над телом моим лишь родители властны.

Коль женщина тело отдаст, то и душу
Погубит. О нет, я закон не нарушу!

По глупости детской, чтоб силу заклятья
Проверить, тебя захотела позвать я.

Подумав, ко мне прояви благосклонность,
Прости, о Лучистый, мою несмышленость».

«Тебя неразумным ребенком считая,
Я мягок с тобой. А была бы другая, —

Ей Сурья сказал, — поступил бы иначе…
Отдайся мне, робкая, в полдень горячий,

Отказом своим нанесешь ты мне рану, —
Для сонма богов я посмешищем стану.

О, будь же возлюбленной Солнца, и сына
Родишь ты — подобного мне исполина!»

Царевна, храня в целомудрии тело,
Создателя Дня убедить не сумела.

Подумала, робко потупивши очи:
«О, как отказать Победителю Ночи?

Погибнут, не зная вины за собою,
Отец мой и брахман, великий судьбою.

Теперь-то понятна мне сила заклятий:
Нельзя несмышленому даже дитяти

Приблизиться к этой сжигающей силе,
И вот — меня за руку крепко схватили.

Как быть мне? Хотя и страшусь я проклятья, —
Себя самое разве смею отдать я?»

Царевна, поняв, что она виновата,
Краснея, стыдом и испугом объята,

Сказала: «О бог, мои речи не лживы,
И мать и отец мой пока еще живы,

И живы все родичи, сестры и братья, —
При них целомудрие вправе ль попрать я?

Весь род запятнаю, себя отдавая,
Пойдет о родных моих слава дурная.

Тебе не дана я родителем в жены,
Но если считаешь, на небе рожденный,

Что мы не нарушим закон, то согласна
Исполнить я то, чего жаждешь ты страстно.

Но девственной все же остаться должна я, —
Да минет родителей слава дурная!»

Бог солнца: «О ты, чье сложенье прекрасно!
Родным и родителям ты не подвластна.

Ведь корень «дивить» слышен в слове «девица»,
И люди тебе будут, дева, дивиться!

Люблю я людей — так могу ли, влюбленный,
С тобою нарушить людские законы?

Закон для мужчин и для женщин — свобода,
Неволи не терпит людская природа.

Уродством зовется отсутствие воли,
Так будь же свободна, без страха и боли

Отдайся мне, — девственной станешь ты снова
И сына родишь ради блага земного».

Царевна — в ответ: «Если сына до брака
Рожу от тебя, Победителя Мрака,

Да будет он, мощью, отвагой обильный,
С серьгами и панцирем, великосильный».

А бог: «Будут серьги и панцирь отборный
Из амриты созданные животворной».

Она: «Если дашь, о Светило Вселенной,
Из амриты серьги и панцирь бесценный,

Величьем и силой возвысишь ты сына, —
То слиться согласна с тобой воедино».

«Мне А́дити-мать подарила когда-то
Те серьги и панцирь, что крепче булата, —

Ответствовал Сурья. — Заботясь о сыне,
Их сыну отдам я, о робкая, ныне».

«Согласна, — сказала она, — если слово
Исполнишь, и сына рожу я такого».

Приблизился к ней Враждовавший с Ночами,
Казалось, проник в ее тело лучами.

Взволнована жарким блистаньем до дрожи,
Упала она без сознанья на ложе.

А Сурья: «Родишь несравненного сына,
Обильного мощью, — и будешь невинна,

А я ухожу». Восходящему Ало:
«Да будет по-твоему», — Кунти сказала.

Утратив сознание, с богом слиянна,
Упала, как будто под ветром лиана.

Сверкающий бог, Озаривший Дороги,
Вошел в ее тело при помощи йоги.

С пылающим богом она сочеталась,
Но девственной, чистой при этом осталась.

Десятой луны началась половина,
Когда зачала дивнобедрая сына.

Таилась, невинная и молодая,
Свой плод от родных и от близких скрывая,

Никто, кроме верной и преданной няни,
Не знал во дворце о ее состоянье.

Скрывалась, — да сплетня ее не коснется, —
И вот родила она сына от Солнца.

От бога рожден, он сравнялся с богами,
И панцирем он обладал, и серьгами,

Глаза — как у Солнца-отца золотые,
А плечи — как буйвола плечи литые.

Царевна, научена умною няней,
Младенца на зорьке прохладной и ранней,

Рыдая, скорбя, уложила в корзину, —
Да будет удача сопутствовать сыну!

Лежал он в корзине, обмазанной воском,
Как в гнездышке, устланном шелком, нежестком.

Вот, бросив корзину в поток Ашвана́ди,
Стыдясь материнства, с тоскою во взгляде,

Страдая телесно, страдая душевно,
Напутствуя сына, сказала царевна:

«Сынок, о твоем да заботятся благе
Насельники неба, и суши, и влаги!

Да много увидишь ты дней светозарных,
В пути да не встретишь дурных и коварных!

В воде пусть тебя охраняет Вару́на,
А в воздухе — ветер, смеющийся юно!

Дитя мне пославший, подобное чуду, —
Отец пусть тебя охраняет повсюду!

Да будут с тобою дружны все дороги,
Все ветры, все стороны света, все боги!

Да будет тебе от бессмертных участье
В разлуках и встречах, в несчастье и в счастье!

Одетого в панцирь, тоскуя о сыне,
Найду я тебя и на дальней чужбине.

Бог солнца, твой славный отец быстроокий,
Увидит тебя и в шумящем потоке.

Сыночек, пред женщиной благоговею,
Что матерью станет приемной твоею!

Да будут на благо тебе, как в сосуде,
Хранить молоко ее круглые груди!

Какой же чудесной вкусит благодати,
Кто матерью станет такого дитяти,

Что Солнцу подобно, источнику света,
С глазами, как лотос, медвяного цвета, —

С огромными, словно планеты, глазами,
С прекрасными вьющимися волосами,

С лицом мудреца, благородным и гордым,
С серьгами чудесными, с панцирем твердым.

Сынок мой, да будет судьба благодатна
Родных, замечающих, как ты невнятно

И мило слова произносишь впервые,
На ножки становишься, мне дорогие,

И тянешь ручонки к веселым обновам,
Измазанный пылью и соком плодовым!

Как сладко, сыночек, любовному взору
Увидеть тебя в твою юную пору,

Когда ты предстанешь, отвагой пылая,
Как лев молодой, чей приют — Гималаи!»

Познала царевна печаль и кручину,
В шумящий поток опуская корзину,

И с сердцем, стесненным тоскою стенаний,
Домой воротилась, несчастная, с няней.

А эта корзина, жилище дитяти,
Сначала попала в реку Чарманва́ти,

Оттуда — в Ямуну, где блещет долина,
Оттуда — по Ганге пустилась корзина,

Где берег бежал то полого, то круто,
И к Ча́мпе приблизилась, к племени Су́та.

Чудесные серьги и панцирь отборный,
Из амриты созданные жизнетворной,

В живых сохраняли младенца в корзине —
На глади спокойной и в бурной стремнине…

Теперь к Адхира́тхе направится слово.
Возничий и друг Дхритараштры слепого,

Стоял он тогда над водою речною
С прелестной своей, но бездетной женою.

Мечтала о мальчике Ра́дха, но тщетно:
Шли годы, — она оставалась бездетна…

Глядит, — с амулетами, ручкой резною,
Корзина уносится быстрой волною.

И вот, любопытная, просит: возничий
Пускай не упустит нежданной добычи.

Поймал он корзину, открыл, — и спросонок
Ему улыбнулся чудесный ребенок,

Сиявший, как солнце над золотом пашен,
И в панцирь одет, и серьгами украшен.

Пришли в изумленье возничий с женою.
Сказал он: «Дарована радость волною!

Не видел с тех пор, как живу я на свете,
Чтоб так излучали сияние дети!

От бога рожден, нам, бездетным, богами,
Наверно, ниспослан сей мальчик с серьгами!»

Вот так получила бездетная сына
Прелестного, словно цветка сердцевина.

Для Радхи по-новому дни засветились:
Свои у возничего дети родились!

Своим молоком мальчугана вскормила,
И гордо росла его грозная сила.

Увидев дитя с золотыми глазами,
С прекрасными вьющимися волосами,

С серьгами, одетого в панцирь бесценный, —
Его мудрецы нарекли Васуше́ной.

Обрел он достоинство, мощь и величье.
Все знали: отец Васушены — возничий.

Он рос среди ангов[25], отвагой богатый.
Царевне о нем сообщал соглядатай.

Вот юношей стал он с могуществом бычьим,
И в Хастинапур был отправлен возничим.

Он начал учиться у брахмана Дро́ны,
Сдружился с Дуръйодханой богорожденный,

Все виды оружья узнал, все четыре,
Как лучник великий прославился в мире.

С Дуръйодханой сблизился солнечноглавый,
И стали друзьями его кауравы,

А отпрыски Кунти, пандавы, — врагами,
И доблестный муж, обладавший серьгами,

Сын Кунти, что ею был назван Карною,
На Арджуну двинуться жаждал войною.

Был этим Юдхиштхира обеспокоен.
Он знал: ненавидящий Арджуну воин,

Серьгами и панцирем чудным украшен
И неуязвимый, противнику страшен.