Елена Воробьева - Летописи Арванды. Легенды спящего города
Но… мы не помним, мы забыли… Нет, помним — музыка звала…
В каком-то городе мы жили, но музыка нас увела…
И мы бежали по долинам на звук мелодии ее,
Она игрою нас манила, она сказала — можно все…
Нам разрешат играть и бегать, есть сладости, когда хотим —
Не будет никаких запретов, мы даже к птицам полетим…
Да! Мы стояли у обрыва — мелодия все вдаль звала,
Но нас от пропасти закрыли два светлых ангельских крыла…
И вот мы здесь, но мы не знаем, что это — небо иль земля…
Мы счастливы, поем, играем — здесь дом, любимые друзья…
Нам, самым старшим, восемнадцать, мы подсчитали — сорок лет
Живем здесь, но не поменялись мы ни на день, здесь время нет…
И мы не помним жизни прежней, родителей, семью и дом,
Имен, названий — безмятежно мы в светлом городе живем…»
Старик молчал в оцепененье, недавний вспоминая страх,
И Циркача в ночном ущелье, когда в безволии смятенья
Увидел тьму в его глазах…
Он вспомнил дивный голос флейты, что обещал покой и сон,
Ночлег и ужин, капли света… Камин, заботливо согретый
Участья дружеским теплом…
И вспомнил сцену у обрыва, зловещий шепот, страшный взор…
Слова, что тайный смысл хранили, неясный, но непримиримый
Противников извечных спор…
Вокруг него светило солнце, играли малыши в саду,
А старшие в заречных плесах ловили рыб сине-белесых,
В воде затеяв чехарду…
Они в неведенье счастливом живут который год подряд…
Но где-то город их родимый, в грехе перед людьми повинный,
Детей любимых ждет назад…
…Три дня минуло незаметно, закат вечерний заалел —
Вдруг в искрах золотого света, благословя детей приветно,
Пресветлый Ангел к ним слетел:
«Приветствую тебя, Григорий, мне ведом путь твой и дела —
Отринув грех, Господней воле открыл ты душу и уста…
И все, что совершил ты ране, тебя терзает каждый час —
Раскаянье твое слезами сочится из уставших глаз…
Ты искупаешь покаяньем по воле собственной своей
Свои грехи… Ты утешаешь участьем страждущих людей —
И внял Господь твоим молитвам, отныне прощена душа,
Что милосердию открыта, истоку света и добра.
Не сокрушайся сердцем боле, Господь очистил грех и чад,
Что ты избрал когда-то долей, и все, в чем был ты виноват…
Иди же с миром — там в долине тебя ждет дом, цветущий сад,
Они навек твои отныне — я проведу тебя назад.
Но если все, что ты здесь видел, тревожит состраданьем грудь,
Решишь помочь их горькой жизни — то ступишь на теринстый путь!
Я расскажу тебе, как Город за тяжкий грех наказан был,
Наказан дьявольскою волей — за жадность и обман над ним…
Часть третья: КРЫСОЛОВ
Как много серебра и злата лежит в хранилищах Фарго,
Оружия, одежд богатых, в амбарах — специи, зерно.
Портовый город вел торговлю и пошлину с судов взимал,
Что занимались рыбной ловлей иль проплывали мимо скал.
Как крепость город неприступен, и тяжелы его врата —
Но никогда воротин срубы не открывались тем, кто стар…
Да, старый, нищий и убогий не мог войти в врата Фарго,
И им, уставшим от дороги, лишь горе было суждено —
Ни хлеба, ни воды, ни денег вовек никто из горожан
Не дал тому, кто стар и беден, кто к милосердию взывал…
Фарго берег свои богатства, благополучие и сон —
Сверкало города убранство, и несся вдаль оружья звон.
Ни раз, ни два у врат закрытых поутру мертвые тела
Страж находил — в глазах открытых застыла горькая мольба…
Господь терпел, давая время одуматься и грех понять…
Но Город ни во что не верил, о бедах не желая знать.
Я был у них… К душе взывая, напомнил им о том пути,
Что в вечный сумрак или к раю всем людям предстоит пройти…
В пустой, немыслимой гордыне отринули господний щит —
Так люди бедные решили, что золото их защитит.
Там, где гордыня, там и дьявол… Он сам решил их испытать —
Заранее, как видно, зная, что нечего иного ждать…
Однажды утром горожане увидели, что закрома
Заметно опустели за ночь — убавилось на треть зерна.
Они не знали, что подумать, но вдруг поднялся дикий визг —
По улице полз серый сумрак, в Фарго вошли отряды крыс!
Без полководца они знали, куда направиться и где
Зерно хранили горожане, и находили путь к еде.
Почти за день зерно в амбарах исчезло, и крысиный взгляд
Остановился на припасах других, что даже наугад
Во тьме отыскивали крысы — одежда, дерево, сукно…
И никогда подобной прыти им в мире не было дано.
Ничто их не брало — ни яды, ни крысоловок механизм,
Как угольки горели взгляды — Фарго тонул в потоке крыс…
Однажды у ворот тяжелых явился странный человек,
Как шут одетый: в красно-черном, не шутовским был только смех…
Назвался страже Крысоловом — и к мэру славного Фарго
Был проведен без разговоров, с почетом принят у него…
Он обязался уничтожить всех крыс до утренней звезды,
Спросив награду, что положат ему за тяжкие труды —
Мэр города был так любезен, что обещал ему мешок
Насыпать золота, сколь влезет, пусть только сам его несет…
И Крысолов за дело взялся — лишь начал полыхать закат,
Мелодия взлетела, ясно зовя с собой. Особый лад,
Наверно, был у этой флейты: все крысы двинулись на зов,
Подчинены ее напеву, их звал хозяин — Крысолов!
Поток скользил туманом серым, а люди прятались в домах.
И так за городские стены их вывел Черный патриарх…
Потом сел в челн, в глубины моря направился под светом звезд —
И крыс поток, подвластный воле, за ним змеею серой полз…
Наутро он явился снова. Все лица знати городской
Благодарили Крысолова, в награду дали золотой —
Он усмехнулся и напомнил про заключенный договор
И попросил мешок наполнить, что он сюда принес с собой…
Но тут посыпались насмешки: «Он, что, с ума сошел совсем?
Считать мы, что ли, не умеем? Да нету в мире этих цен —
За незатейливый мотивчик он просит золота мешок,
Наверно, наглостью счастливчик привык дурачить лежебок…
Но мы-то грамотные люди и понимаем, что почем —
Тебе и так довольно будет, иди, мы стражу позовем…»
Но Крысолов себя вел странно — смеясь, откинулся назад,
Шутовски поклонился рьяно, потом попятился назад…
Он так и шел, и бил поклоны, пока не скрылся от их глаз,
А дальше — за крутые склоны холмов, что окружают нас…
Но через час запела флейта — и городская детвора,
Во что бы ни была одета, вдруг побежала со двора!
И малыши, и те, что старше, ушли за тяжкие врата —
Они бежали дальше, дальше… К Флейтисту в образе шута.
Он вел их по долинам в горы — к обрыву проведя сквозь лес,
Открыл им облаков узоры, и там, у пропасти, исчез…
Но музыка его осталась! И в небо синее звала,
Как птица вольная взлетала — вперед шагнула детвора…
Господь не допустил злодейства — и в этот город золотой
Вознес их, чтобы в мире детства они могли найти покой.
А там, в Фарго, детей искали — три дня и ночи по холмам
Родители в тоске, печали бродили, кланяясь ветрам…
Все слезы выплакали болью, сорвали голоса, крича…
Надежда обернулась кровью, истаяла в огне свеча.
Они вернулись в мертвый город, купили новое зерно,
Припасы — и замкнулись в горе, врата захлопнулись Фарго…
Теперь уж сорок лет минуло, и лишь седые старики
Оплакивают жизнь иную — и помнят детские черты…
Но и сейчас сердца жестоки, больные старики живут
Убиты горем, одиноки — но мертвый город стерегут:
По стенам дряхлый страж проходит, но ржавого оружья лязг
Уже страх прежний не наводит, а город поглощает мрак —
Он обнищал, и стены рушит всесущий ядовитый плющ,
А костенеющие души мертвит безжалостная сушь —
Они не стали милосердней, и люди гибнут у их врат…
Они ж впадают в грех усердней — весь мир пред ними виноват!
Они и небо обвинили в немыслимой беде своей —
И лишь свои грехи забыли, озлобливаясь все сильней…
Фарго погибнет вскоре… Дьявол их души ждет уже давно —
Отравленым безверья ядом во тьме погибнуть суждено…
Ты знаешь все об их несчастье, ты им сочувствуешь душой —
Но свет над Городом не властен, они избрали путь другой…»
Часть четвертая: ДОРОГА СРЕДИ ТЕНЕЙ
Старик молчал и горько плакал, всем сердцем сострадая тем,
Кто лишь богатства в жизни алкал, кто ради гордости и злата
На путь встал горестных потерь:
«Как им помочь? Что можно сделать?! Ведь я не обрету покой,
Пока родители и дети разделены такой судьбой —
Пока одни живут, не помня тех, кто любил их и растил…
