Элиас Лённрот - Калевала

Слух повсюду прокатился,
весть далёко разлетелась:
дева юная угасла,
сгинула навек девица.

5 Вековечный Вяйнямёйнен
пригорюнился безмерно,
днем он плачет, плачет утром,
вот уже и ночью плачет,
что красавица погибла,
10 что навек уснула дева,
сгинула в зыбучем море,
под глубокою волною.

Шел герой, вздыхая тяжко,
сердцем маятным горюя.
15 Вот пришел на берег моря.
Так сказал он, так промолвил:
«Унтамо[47], свой сон поведай,
расскажи свой сон, почивший,
где живет семейство Ахто[48],
20 девы Велламо[49] ютятся?»

Унтамо свой сон поведал,
рассказал свой сон, почивший:
«Там живет семейство Ахто,
девы Велламо ютятся —
25 на краю косы туманной,
возле мыса островного,
под глубокими волнами,
на придонной черной тине.

Там живет семейство Ахто,
30 девы Велламо ютятся —
в небольшой избушке тесной,
в узкой маленькой каморке,
у скалы под боком пестрым,
в пазухе большого камня».

35 Тут-то старый Вяйнямёйнен
подошел к своим причалам,
удочки свои проверил,
осмотрел и переметы.
Положил крючок в мешочек,
40 ко́ванец[50] в карман упрятал,
начал выгребать на лодке,
прибыл к острову средь моря,
на конец косы туманной,
на пустынный мглистый берег.

45 Этот рыболов искусный,
ловко лескою владевший,
рыбу сеткой поднимавший,
опускает ла́вню[51] в воду,
поджидает, подсекает.
50 Медная уда трясется,
нить серебряная свищет,
золотой звенит шнурочек.

Вот однажды днем прекрасным,
спозаранок как-то утром
55 за крючок схватилась рыба,
в кованец таймень вцепился.
Вытащил он рыбу в лодку,
положил улов на днище.

Поворачивает, смотрит,
60 слово молвит, произносит:
«Что за рыбина попалась?
Никогда такой не видел.
Для сига гладка уж больно,
слишком светлая — для кумжи,
65 слишком серая — для щуки,
странная — для человека,
перьев нет — считаться рыбой,
нет подвесок — быть девицей,
пояска — быть девой моря,
70 нет ушей, чтоб стать супругой;
видно, все же — это семга,
окушок волны глубокой».

Нож за поясом у Вяйно
был с серебряною ручкой.
75 Вот свой нож он вынимает,
острое берет железо,
чтобы рыбину порезать,
чтобы лосося разделать
самому себе на завтрак,
80 на закуску в малый полдник,
на обед себе обильный,
на большой хороший ужин.

Лосося лишь начал резать,
стал пластать чудну́ю рыбу,
85 семга прыгнула в пучину,
пестрая, в волне блеснула,
вырвавшись из лодки красной,
Вяйнямёйнена ладейки.

Подняла из волн головку,
90 правое плечо — из моря
на волне прибойной пятой,
на шестом валу высоком,
правою рукой взмахнула,
ножкою мелькнула левой
95 на седьмом высоком гребне,
на хребте волны девятой.

Так промолвила оттуда,
так промолвила, сказала:
«Ой ты, старый Вяйнямёйнен,
100 я не лососем явилась,
чтоб меня ножом пластали,
на кусочки разрезали
самому себе на завтрак,
на закуску в малый полдник,
105 на обед себе обильный,
на большой хороший ужин».

Молвил старый Вяйнямёйнен:
«Для чего же ты являлась?»

«Я из моря появлялась,
110 чтобы стать твоей голубкой,
вечною женою в доме,
верною твоей супругой,
чтоб стелить тебе постели,
чтоб взбивать тебе подушки,
115 наводить в избе порядок,
подметать полы в жилище,
приносить огонь в избушку,
раздувать в печурке пламя,
выпекать большие хлебы,
120 печь медовые ковриги,
подносить в кувшине пиво,
для тебя готовить пищу.

Не была я вовсе семгой,
окунем волны глубокой —
125 молодой была девицей,
Йовкахайнена сестрицей,
той, о ком весь век ты грезил,
той, о ком всю жизнь ты думал.

Ой ты, старец бестолковый,
130 слабоумный Вяйнямёйнен,
удержать меня не смог ты,
деву Велламо морскую,
дочь единственную Ахто».

Молвил старый Вяйнямёйнен,
135 свесив голову уныло:
«Йовкахайнена сестрица!
Ты приди еще разочек!»

Не пришла ни разу больше,
никогда не появлялась:
140 повернулась, покатилась
с водной глади в глубь морскую,
в недра пестрого утеса,
внутрь коричневого камня.

Вековечный Вяйнямёйнен
145 думу думает, гадает,
как тут быть и что тут делать.
Невод шелковый закинул
поперек и вдоль залива,
вдоль пролива, вдоль другого,
150 протянул по водной глади,
вдоль по лудам лососевым,
водам Вяйнолы[52] прекрасной,
по заливам Калевалы,
по морским пучинам темным,
155 омутам большим, глубоким,
Йовколы широким плесам,
побережьям дальней Лаппи.

Наловил немало рыбы,
всякой живности подводной,
160 не сумел поймать лишь рыбки,
о которой долго грезил, —
девы Велламо прекрасной,
дочери красивой Ахто.

Тут уж старый Вяйнямёйнен,
165 свесив голову уныло,
наклонив печально шапку,
говорит слова такие:
«Ох я, глупый, неразумный,
бестолковый, горемычный,
170 был когда-то дан мне разум,
был рассудок мне дарован,
сердце мне дано большое,
было все в былое время.
Только нынче, в эту пору,
175 в этом возрасте преклонном,
на исходе целой жизни
мысли все перемешались,
думы унеслись куда-то,
все не так идет, как надо.

180 Та, о ком весь век я думал,
та, кого я ждал полжизни, —
дева Велламо морская,
что ушла недавно в море,
та, кого хотел я в жены,
185 в вечные свои супруги, —
на крючок ко мне попалась,
оказалась даже в лодке,
я же взять не догадался,
унести домой добычу,
190 отпустил обратно в море,
под волну воды глубокой!»

Он пошел, вздыхая тяжко,
он побрел, горюя сильно,
поспешил к родному дому.
195 Так сказал он, так промолвил:
«Пели прежде мне кукушки,
птицы радости былые,
пели вечером и утром,
куковали также в полдень.
200 Что же нынче не кукуют,
что же смолк красивый голос?
Грусть им голос надломила,
извела забота песню.
Потому и не кукуют,
205 не поют мои кукушки
мне на радость каждый вечер,
по утрам — на утешенье.

Я теперь совсем не знаю,
как тут быть и что мне делать,
210 как мне жить под этим небом,
по земле ходить родимой.
Если б мать жила на свете,
в здравии была родная,
мне она бы подсказала,
215 как тут быть, как удержаться,
от печали не сломаться,
от заботы не угаснуть
в это тягостное время,
в этом мрачном настроенье!»

220 Из могилы мать сказала,
из-под волн проговорила:
«Мать твоя жива покуда,
в здравии еще родная,
вот она тебе подскажет,
225 как тебе прожить на свете,
от печали не сломиться,
от заботы не угаснуть
в это тягостное время,
в этом мрачном настроенье.
230 В Похьеле бери невесту.
Там красивее девицы,
дочери в два раза краше,
в пять и в шесть — порасторопней
неуклюжих дев из Йовки,
235 глупых недотёп из Лаппи.

Там сосватай, мой сыночек,
лучшую из дочек Похьи,
что лицом мила, пригожа,
что своим прекрасна станом,
240 на ногу легка, проворна,
что ловка в своих движеньях».