Франко Саккетти - Новеллы
АНутино поступал так: впредь он следил более внимательно за зерном и не ходил смотреть, как кошка ловит рыбу.
Такова хитрость воров: путем всевозможных уловок они стараются похитить чужое добро, и если кто-либо обладает этим свойством; то мельники прежде всего. Давай с весу, принимай с весу, давай измерив и следи и делай, что тебе угодно. Но к чему все это? Они все равно воруют, как всякий это испытал и может убедиться каждый день.
Новелла 202
Нижеследующая выдумка подобна некоторым предыдущим, но она привела к гораздо более справедливому решению. Вот как было дело.
В ту пору, когда в Фаэнце[529] правил Франческо де Манфреди,[530] отец мессера Риччардо и Альбергеттино, синьор мудрый и добрый, не любивший пышности, своим благопристойным образом жизни и внешностью напоминавший скорей знатного горожанина, нежели синьора, случилось так, что один влиятельный человек этого города владел землей, к которой примыкал участок, принадлежавший одному малоимущему человеку. Желая купить этот участок, влиятельный горожанин несколько раз хлопотал об этом перед его владельцем. Но так как он не мог добиться своего, потому что человек этот изо всех сил трудился на своей земле, кормился ею и скорее продал бы самого себя, чем своей участок, то, не будучи в состоянии осуществить свое желание, влиятельный горожанин решил действовать силой. Поэтому, пользуясь тем, что владения его отделял от владений соседа всего только маленький ров, он почти каждый год, вспахивал свою землю, проводил одну-другую борозду по смежному участку, отрезая от него, таким образом, каждый раз с локоть, а то и больше земли.
Сосед замечал это, но не смел и заикнуться о происходящем и только тайком жаловался на это некоторым своим приятелям.
Так продолжалось несколько лет, и земля в короткий срок оказалась бы понемногу запаханной, если бы не вишня, которая росла в упомянутом поле и захватить которую было бы уже слишком заметно, так как каждый знал, что она стоит в поле бедняка. Видя, что его грабят и, будучи поэтому вне себя от гнева и возмущения, понимая в то же время, что ему нельзя не только жаловаться, но и заикнуться об этом, он отправляется однажды в полном отчаянии, с двумя флоринами в кармане, в Фаэнцу и принимается ходить по всем большим церквам по очереди и договаривается там, столковавшись предварительно о цене, чтобы в определенное время, но в необычный час, который не совпадал бы ни с вечерней, ни с ноной,[531] в них звонили во все колокола. Так и делалось. Духовенство получило деньги, и в условленное время колокола зазвонили вовсю, так что жители той местности стали, переглядываясь между собой, спрашивать друг друга:
«Что это значит?»
А ограбленный человек бегал тем временем повсюду, словно в беспамятстве. Каждый при виде его спрашивал: «Эй, вы там, чего это вы бегаете? – Эй, такой-то, что это колокола звонят?»
А он отвечал: «Это потому, что умерла правда». А в другом месте он говорил: «Это заупокойный звон по случаю кончины правды».
Таким образом, благодаря ему, слова эти разнеслись под звон колоколов по всей округе, и даже сам синьор Франческо стал спрашивать, почему это звонят. Когда ему в конце концов сообщили, что насчет звона известно только то, что такой-то человек провозглашает повсюду то-то и то-то, синьор послал за ним. Бедняк явился, сильно перепуганный. Увидев его, синьор сказал: «Поди сюда; что это ты там говоришь? Что значит этот колокольный звон?» Бедняк отвечал: «Я скажу вам это; только не оставьте меня своей милостью. Такой-то горожанин из вашего города хотел купить у меня участок земли, я же не хотел ему продавать его; тогда, не имея возможности приобрести его, он каждый год, когда у него пахали, запахивал часть моего поля, когда полоску с локоть, а когда и с два, пока не добрался наконец до вишневого дерева, дальше которого идти так, чтобы захват остался незамеченным, было трудно. Да благословит бог того, кто его посадил! Ведь, если бы оно там не росло, то сосед мой в короткое время захватил бы всю мою землю. А так как то, что мне принадлежит, отнято у меня человеком очень богатым и влиятельным, сам же я, можно сказать, бедняк, то, после стольких бедствий и перенесенных мною чрезмерных огорчений, потеряв всякую надежду, я отправился по церквам и заказал им, за известную плату, заупокойный звон по случаю кончины правды».
Услышав эти остроумные слова бедняка и рассказ его о том, как его ограбил один из горожан Фаэнцы, синьор послал за грабителем. Раскрыв и выяснив правду, Франческо приказал вернуть землю бедняку и распорядился, чтобы землемеры отправились на место и отрезали бедняку от смежной с ним земли богача столько, сколько тот в свое время отнял у бедного; а кроме того, он велел богатому уплатить соседу два флорина, которые тот израсходовал на колокольный звон.
Такой поступок со стороны синьора был большой справедливостью и большой милостью, ибо богач заслуживал худшего; но если, взвесив все хорошенько, признать, что добродетель синьора была велика, то нельзя не сказать, что и бедный человек поступил весьма справедливо. И когда он говорил, что колокола звонили по случаю кончины правды, можно было бы сказать, что они звонили, чтобы воскресить ее.
Было бы не худо, если бы они звонили и нынче, чтобы она воскресла вновь.
Новелла 204
История, которую я хочу теперь рассказать, еще более любопытна; к тому же я, писатель, был ее свидетелем.
В те времена, когда герцог Анжуйский отправился в поход против короля Карла III, чтобы, как он говорил, отомстить за ее светлость королеву, мадонну Джованну,[532] то весть о взятии Ареццо сиром де Куси вместе с Марком ди Пьетрамала[533] и другими достигла до Флоренции в какой-нибудь час, вызвав там большую печаль. Немного спустя пришла весть о смерти герцога Анжуйского. Она явилась драгоценным бальзамом, исцелившим смертельную рану, нанесенную потерей Ареццо. После этого, наконец, сир де Куси, получив за это большое количество денег,[534] передал Ареццо Флорентийской коммуне, а между тем, не умри герцог, он не только не отдал бы или не продал бы Ареццо, но и нашему городу грозила бы опасность потерять свою самостоятельность.
Когда Ареццо снова перешел под власть Флорентийской коммуны, флорентийцы постарались отобрать все зависевшие от них замки от тех, кто владел ими не по праву. Между прочим, они потребовали, чтобы некий мудрый и доблестный дворянин, по имени Аццо дельи Убертини из Ареццо,[535] вернул несколько замков, которыми он неправильно владел в области Аццо; потому что ведь Аццо было продано Флорентийской коммуне со всеми своими замками и со всеми своими правами. Этот дворянин, не возражая ничего и скорее соглашаясь с решением, предстал перед флорентийскими синьорами и сказал: «Синьоры мои, если бы я имел тысячу доводов против вашего желания и вашего намерения, я не стал бы приводить ни одного из них. Скажу вам только одно: я владею столькими-то замками. Если вы желаете получить их все, я все их вам отдаю, и вот вам ключи; ибо я думаю, что я стану гораздо богаче и значительнее, будучи бедным и повинуясь вашим приказаниям, чем владея тем, что имею, или тем, что мог бы иметь вопреки вашей воле».
Несмотря на такое начало, на дальнейшее продолжение и конец дела, несмотря на то, что он никогда не менял своего желания передать свое достояние коммуне, ему пришлось в течение нескольких месяцев стараться и хлопотать об этом деле, так как он не мог ускорить его решение, и всякий день он ходил в синьорию. И притом, когда они обсуждали свои пожелания относительно некоторых замков, либо его собственных, либо таких, которые он получил от Ареццо и никогда не говорил ничего другого, кроме fiat,[536] его все же задерживали на долгое время, и он в течение нескольких месяцев не мог провести дело и вернуться домой.
Однажды случилось, что, когда названный мессер Аццо находился во дворце приоров, в зале рядом с комнатой заседаний некий дворянин, служивший в войске капралом,[537] пришедший просить синьоров уплатить ему деньги, которые он заслужил, и получивший отказ, вышел от них крайне взволнованный, упрекая их и бранясь. Увидя его, мессер Аццо спросил, что с ним такое. На это тот ответил: «Какой черт, что со мной? Я должен получить двести флоринов, заработанных с большим трудом так-то и так-то, но хожу сюда вот уже добрых дне недели, и мне все не могут заплатить».
Тогда мессер Аццо сказал: «Добрый человек, ты, наверно, мало бываешь в этом дворце. Я хочу тебе рассказать, что вот почти четыре месяца, как я здесь и желаю передать свое имущество коммуне, а все не могу провести этого дела. Так подумай же, кому следует больше жаловаться: тебе или мне?»
