Франко Саккетти - Новеллы
Тогда Фаринелло спрашивает ее: «Что это значит? Я хочу только два».
Жена говорит ему на это: «А их все-таки нужно семь».
Тогда муж спрашивает ее: «Что ты, с ума сошла?»
Жена отвечает ему: «С ума сошел, пожалуй, ты».
Фаринелло стоял совершенно изумленный. Тогда жена говорит ему:
«Удивляйся, удивляйся, потому что тебе есть чему удивляться. Нынче ночью ты показал себя доблестным рыцарем, так как молол семь раз. Ты отлично знаешь где; но только не с той, с кем думал, потому что женщина, с которой ты этой ночью молол семь раз, была я, а не монна Колладжа, и доказательством тому, что, кончив первые четыре раза, ты встал и пошел мочиться, а потом вернулся и еще трижды продолжал игру. Таким образом, я, которой ты не видел, получила от тебя то, чего не получала от тебя никогда, когда ты меня видел. Теперь ты просишь меня о яйцах, так как будто бы чувствуешь себя плохо от помола. Ты говоришь правду, потому что ты молол мое тело. Ты очень опечален этим, и пошли тебе бог такой печали, так как ты думаешь обращаться со мной, как со служанкой, и даришь зерно. И я подарила его целый мешок, я тоже, и израсходовала его с большей пользой, чем ты своих два. И пусть постигнет то же самое всех других дурных мужей, которые постыдно обманывают своих жен, а жен их – то, что случилось со мной нынешней ночью. Всякий раз, когда тебе понадобится этот товар, знай, что я всегда готова предложить его тебе. Так что ты можешь молоть на своей мельнице, и будет тебе не мало работы. Добывай себе на прожиток, потому что тебе это очень необходимо, и нечего одаривать мукой вдов, чтоб тебе пусто было, плут ты этакий!»
Выслушав это, Фаринелло не знал, что ему сказать, и мог промолвить только: «Я не знаю, что ты говоришь; вероятно, ты говоришь это только для того, чтобы не дать мне яиц».
«Так, значит, тебе нужно высидеть их», – сказала жена. – Ступай же высиживать их на свою мельницу и бери столько яиц, сколько тебе захочется, и мели, как ты молол этой ночью».
Фаринелло счел за лучшее положить конец словам, видя, что сверх его ожидания его плутня раскрыта, и ему стало казаться, что все вышло очень нехорошо: во-первых, потому, что он молол там, где не рассчитывал; во-вторых, потому, что он позволил Кьодьо молоть на своей мельнице, полагая, что разрешает ему молоть на чужой. И пошел он к себе на мельницу совершенно опечаленный, в раздумье, не поев яиц. Застав там Кьодьо, он сказал ему, что его жена, по-видимому, знает о ночном приключении, и просил, ради бога, держать этот случай в тайне, ибо, если родичи донны Колладжи проведают о нем, то оба они окажутся в опасном положении. Поэтому он никогда не открывал другу, что тот спал с монной Ванной.
Придя в себя, Фаринелло понемногу помирился с женой, говоря: «Что, я первый влюбился или забыл? Ты сумела устроить так, что должна быть довольна. Я тоже получил удовлетворение, полагая, что ты – та, за которую я тебя принял. Но мне дело это обошлось очень дорого, так как я вложил в него больше сил, чем сколько было у меня, а ты от этого только выиграла; ты устроила так, что мне это стоило в семь раз дороже». И так Фаринелло пришлось, чтобы успокоить укоры жены, обратиться к мягким речам, а затем и выполнять свои супружеские обязанности даже и тогда, когда он охотно бы поспал. В самом деле, когда он переставал молоть, жена тотчас же принималась корить его за семь помолов, предназначенных для донны Колладжи, что дало ей в короткое время более, нежели семь раз, а мельника заставило совершенно отупеть. Тем и закончился этот случай, за который монна Ванна получила вознаграждение делом, а донна Колладжа – зерном, и притом наполовину в большем количестве. А Фаринелло купил товар, которого не хотел и которого не искал, да и Кьодьо без всяких затрат получил часть той муки, которую променял Фаринелло, и всю свою жизнь он был уверен, что лежал с донной Колладжей.
Гак бывает часто с тем, кому приходится иметь дело с женщинами, потому что в подобных случаях они в особого рода хитростях превосходят мужчин. По-видимому, любовь подсказывает им тонкие выдумки и уловки. Эта донна Ванна благодаря своему остроумию сделала достойное дело: в то время, как муж ее относился пренебрежительно к работе над тем, чем он владел, она нашла способ заставить его работать над этим лучше, чем здесь работали когда-либо. А глупому мужу было мало того, чтобы окружить донну Колладжу, если бы она подарила ему свою любовь, нежной заботой о ней; он вместе с товарищем хотел ее опозорить, но опозоренным оказался он сам. Я не видел еще никогда, чтобы любовь оказывала кому-нибудь такое ценное и нужное благодеяние, как то, какое было оказано Фаринелло. На долю мадонны Ванны выпало обратное, так как она не заслуживала того, чтобы Кьодьо спал с нею. Однако отсюда последовало нечто весьма необычное: монна Ванна не узнала никогда, что семь раз принадлежала не только мужу, а Кьодьо не узнал никогда, что его силы три раза были отданы монне Ванне.
Новелла 209
Минестра де Черки[540] был толстым, близоруким человеком, большим обжорой и, по-видимому, постоянно находился в долгах. У него было имение в Кандегги, где он проводил большую часть времени, оставаясь дома и никогда не выходя из боязни быть схваченным сыщиками. И случилось так, что некий человек, которому он был должен большую сумму, очень нуждаясь в деньгах и не видя ни пути, ни способа получить их, разыскал однажды двух сыщиков нашего города, из которых одного звали Мадзоне, а другого Массуччо, и обещал им, что если они как-нибудь захватят его должника, то получат сколько им будет угодно. И вот названные сыщики, отойдя в сторонку, стали совещаться, как бы им это сделать, и сказали заимодавцу, что они рассчитывают на успех, но чтобы он дал им десять флоринов.
Тому не терпелось, и он сказал им, что согласен. Уговорившись о том, что надо сделать, сыщики пошли по рыбным лавкам, пока, наконец, не разыскали живого угря, фунта в два весом, и, пустив его в ведерко с водой, направились к Бадия в Кандегги, так как они знали, что названный Минестра берет воду из водоема, находящегося поблизости от его имения и что служанка его ходит туда для него за водой.
Поэтому они пошли к названному водоему и пустили в него угря, Пустив его, они уселись тайком в засаду, чтобы исполнить то, что намеревались затем сделать. Когда миновал час обеда, служанка, пойдя за водой, вероятно для того, чтобы вымыть посуду, заглянула в водоем и увидела этого угря; стараясь изо всех сил поймать его, она потратила на это с полчаса и, в конце концов, бросила это дело и вернулась с кувшином воды домой. Минестра, которому казалось, что она слишком замешкалась, спросил ее: «Черт тебя побери, что ты так долго там делала?»
Она ответила: «Не кричите, я хотела поймать для вас прекрасного угря, который находится в водоеме. Он толщиной с древко копья. Мне несколько раз казалось, что он у меня уже в руках, но он ускользал от меня; ведь вы знаете, какой он скользкий».
Минестра сказал на это: «Какая ты дура! Эта была, наверно, змея. Откуда там быть угрю?»
Служанка ответила: «Вот еще! Неужели я не умею отличить горошины от четок? Я говорю вам, что это угорь!»
Услышав это, Минестра, который уже начал верить ей, сказал: «Если бы даже мне грозила опасность быть схваченным, я, конечно, не удержался бы от того, чтобы пойти посмотреть!»
И, взяв небольшую сеть, которую держали в доме для ловли воробьев в гнездах, он пошел к названному водоему, взяв с собой служанку, потому что он не только не мог бы разглядеть угря в водоеме, но и буйвола на снегу.
Подойдя к водоему, он спросил служанку: «Ты видишь угря?» Она ответила, что видит, и он объяснил ей, как надо обращаться с сетью. Служанка, следуя его указаниям, в короткий срок вытащила сетью угря, а Минестра, взяв в руку сеть с угрем, сказал: «На сковороду».
Он направился уже со служанкой к дому, как вдруг Мадзоне с товарищем выходят из засады, подходят к Минестра и хватают его с криком: «Ты не будешь есть угря без нас!»
Минестра, узнав его по голосу, – потому что он не мог его хорошо видеть, – сказал: «Ах, Мадзоне, что это значит?»
Тот ответил на это: «Придется тебе идти за нами» (с ними было еще четыре сбира[541]).
Минестра стал кричать: «Помогите, меня предали!»
Тут сыщики говорят сбирам: «Ведите его во Флоренцию», а сами отнимают у него своего угря, между тем как Минестра изо всех сил просит их отпустить его и не губить. Но это были напрасные слова, потому что они доставили его во Флоренцию, посадили в Болоньяну и уведомили заимодавца, что должник схвачен. На радостях тот обнял и поцеловал Мадзоне, расспрашивая его о том, каким образом они его схватили. Сыщики рассказали ему об этом, а он еще больше подивился их образу действий и тотчас повел их туда, где отложил для них десять флоринов. Расставшись с ними, он пошел распорядиться о своем должнике. И Минестра из боязни, что на него наложит руку какой-нибудь кредитор, тотчас нашел возможным уплатить деньги, так что угорь обошелся ему дорого.
