Данте Алигьери - Божественная комедия
Мне сердце жжёт узнать судьбу славнейших:
Их нежит небо или травит Ад?"
85 И он: "Они средь душ ещё чернейших:
Их тянет книзу бремя грешных лет;
Ты можешь встретить их в кругах дальнейших[59].
88 Но я прошу: вернувшись в милый свет,
Напомни людям, что я жил меж ними.
Вот мой последний сказ и мой ответ".
91 Взглянув глазами, от тоски косыми,
Он наклонился и, лицо тая,
Повергся ниц меж прочими слепыми.
94 И мне сказал вожатый: "Здесь гния,
Он до трубы архангела[60] не встанет.
Когда придёт враждебный судия,
97 К своей могиле скорбной каждый прянет
И, в прежний образ снова воплотясь,
Услышит то, что вечным громом грянет"[61] .
100 Мы тихо шли сквозь смешанную грязь
Теней и ливня, в разные сужденья
О вековечной жизни углубясь.
103 Я так спросил: "Учитель, их мученья,
По грозном приговоре, как — сильней
Иль меньше будут, иль без измененья?"
106 И он: "Наукой сказано твоей,
Что, чем природа совершенней в сущем,
Тем слаще нега в нём, и боль больней.
109 Хотя проклятым людям, здесь живущим,
К прямому совершенству не прийти,
Их ждёт полнее бытие в грядущем"[62] .
112 Мы шли кругом по этому пути;
Я всей беседы нашей не отмечу;
И там, где к бездне начал спуск вести,
115 Нам Плутос[63] , враг великий, встал навстречу.
ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ
1 «Pарe Satan, рарe Satan aleppe!»[64] —
Хриплоголосый Плутос закричал.
"Хотя бы он и вдвое был свирепей, —
4 Меня мудрец, всё знавший, ободрял, —
Не поддавайся страху: что могло бы
Нам помешать спуститься с этих скал?"
7 И этой роже, вздувшейся от злобы,
Он молвил так: "Молчи, проклятый волк!
Сгинь в клокотаньи собственной утробы!
10 Мы сходим в тьму, и надо, чтоб ты смолк;
Так хочет тот, кто мщенье Михаила[65]
Обрушил в небе на мятежный полк".
13 Как падают надутые ветрила,
Свиваясь, если щегла рухнет вдруг,
Так рухнул зверь, и в нём исчезла сила.
16 И мы, спускаясь побережьем мук,
Объемлющим всю скверну мирозданья,
Из третьего сошли в четвёртый круг.
19 О правосудье божье! Кто страданья,
Все те, что я увидел, перечтёт?
Почто такие за вину терзанья?
22 Как над Харибдой[66] вал бежит вперёд
И вспять отхлынет, преграждённый встречным,
Так люди здесь водили хоровод.
25 Их множество казалось бесконечным;
Два сонмища шагали, рать на рать,
Толкая грудью грузы, с воплем вечным;
28 Потом они сшибались и опять
С трудом брели назад, крича друг другу:
«Чего копить?» или «Чего швырять?» —
31 И, двигаясь по сумрачному кругу,
Шли к супротивной точке с двух сторон,
По-прежнему ругаясь сквозь натугу;
34 И вновь назад, едва был завершён
Их полукруг такой же дракой хмурой.
И я промолвил, сердцем сокрушён:
37 "Мой вождь, что это за народ понурый?
Ужель всё это клирики, весь ряд
От нас налево[67] , эти там, с тонзурой?"
40 И он: "Все те, кого здесь видит взгляд,
Умом настолько в жизни были кривы,
Что в меру не умели делать трат[68] .
43 Об этом лает голос их сварливый,
Когда они стоят к лицу лицом,
Наперекор друг другу нечестивы[69] .
46 Те — клирики, с пробритым гуменцом;
Здесь встретишь папу, встретишь кардинала,
Не превзойдённых ни одним скупцом".
49 И я: "Учитель, я бы здесь немало
Узнал из тех, кого не так давно
Подобное нечестие пятнало".
52 И он: "Тебе узнать их не дано:
На них такая грязь от жизни гадкой,
Что разуму обличье их темно.
55 Им вечно так шагать, кончая схваткой;
Они восстанут из своих могил,
Те — сжав кулак, а эти — с плешью гладкой[70].
58 Кто недостойно тратил и копил,
Лишён блаженств и занят этой бучей;
Её и без меня ты оценил.
61 Ты видишь, сын, какой обман летучий
Даяния Фортуны, род земной
Исполнившие ненависти жгучей:
64 Всё золото, что блещет под луной
Иль было встарь, из этих теней, бедных
Не успокоило бы ни одной".
67 И я: "Учитель таин заповедных!
Что есть Фортуна, счастье всех племён
Держащая в когтях своих победных?"
70 "О глупые созданья, — молвил он, —
Какая тьма ваш разум обуяла!
Так будь же наставленьем утолён.
73 Тот, чья премудрость правит изначала,
Воздвигнув тверди, создал им вождей,
Чтоб каждой части часть своя сияла,
76 Распространяя ровный свет лучей;
Мирской же блеск он предал в полновластье
Правительнице судеб, чтобы ей
79 Перемещать, в свой час, пустое счастье
Из рода в род и из краёв в края,
В том смертной воле возбранив участье.
82 Народу над народом власть дая,
Она свершает промысел свой строгий,
И он невидим, как в траве змея.
85 С ней не поспорит разум ваш убогий:
Она провидит, судит и царит,
Как в прочих царствах остальные боги.
88 Без устали свой суд она творит:
Нужда её торопит ежечасно,
И всем она недолгий миг дарит.
91 Её-то и поносят громогласно,
Хотя бы подобала ей хвала,
И распинают, и клянут напрасно.
94 Но ей, блаженной, не слышна хула:
Она, смеясь меж первенцев творенья[71],
Крутит свой шар, блаженна и светла[72].
97 Но спустимся в тягчайшие мученья:
Склонились звезды[74], те, что плыли ввысь,
Когда мы шли; запретны промедленья".
100 Мы пересекли круг и добрались
До струй ручья, которые просторной,
Изрытой ими, впадиной неслись.
103 Окраска их была багрово-чёрной;
И мы, в соседстве этих мрачных вод,
Сошли по диким тропам с кручи горной.
106 Угрюмый ключ стихает и растёт
В Стигийское болото[75], ниспадая
К подножью серокаменных высот.
109 И я увидел, долгий взгляд вперяя,
Людей, погрязших в омуте реки;
Была свирепа их толпа нагая.
112 Они дрались, не только в две руки,
Но головой, и грудью, и ногами,
Друг друга норовя изгрызть в клочки.
115 Учитель молвил: "Сын мой, перед нами
Ты видишь тех, кого осилил гнев;
Ещё ты должен знать, что под волнами
118 Есть также люди[76]; вздохи их, взлетев,
Пузырят воду на пространстве зримом,
Как подтверждает око, посмотрев.
121 Увязнув, шепчут: "В воздухе родимом,
Который блещет, солнцу веселясь,
Мы были скучны, полны вялым дымом;
