Лопе де Вега - Том 1

Равнодушие свое
Вам всечасно изъявляя,
От надежд давно должна бы
Излечить Аврора вас.

Тс-с! Она!

Хоть в этот раз
С ней не будьте сердцем слабы!

К вам, Аврора, что светила
В день, когда меня впервые,
Мне согнув пред вами выю,
Чувство в рабство обратило;
К вам, кто в днéвное светило
Зависть тайную вселяет,
Ибо с ним отождествляет
Вас мой помраченный разум,
Ибо ваша прелесть разом
Взор, как солнце, ослепляет;
К вам, как только появился
Здесь я на свое несчастье,
С непреодолимой страстью
Всей душой я устремился.
Но напрасно я влюбился
В вас, бесценная синьора:
Только скукой ваши взоры
Исполняет страсть моя.
Ибо ненавистен я
Вам, как ночь — лучам авроры.
Вас не видеть мне страшнее.
Чем совсем незрячим стать,
Но поскольку я мечтать
О взаимности не смею,
Я уеду — так вернее…
От любви я излечусь,
Если с вами разлучусь
И, найдя успокоенье
От Феррары в отдаленье,
За жестокость расплачусь.
Будьте ж без меня счастливы!

Не зачахнет от печали,
Получив отказ вначале.
Рыцарь знатный и учтивый,
Ибо к сердцу путь найти
Трудно с первого же взгляда.
Доказать любовь вам надо,
Чтоб у дамы быть в чести.
Верим мы лишь тем вполне,
Кто страдает из-за нас.
Но открыто, как сейчас
Вы «прощай» сказали мне,
Я прошу вас здесь остаться.

Радуюсь я всей душой
Милости такой большой
И согласен дожидаться,
Вам служа усердней втрое,
Чтоб совсем моей вы стали,
Не десяток лет, как ждали
Эллины паденья Трои,
И не семь, как сын Ревекки
Дочери Лавана ждал,
А мирьяды, как Тантал[183],
В ад низвергнутый навеки.
Будет пыл надежд моих
За любовь мою наградой:
Может быть тоска отрадой
Там, где нет наград иных.

Мне папа сообщил, что в Рим явиться
К нему я должен сам.

А он не пишет — по каким делам?

Мне нужно торопиться,
Не думая — зачем.

Раз это тайна, государь, я нем.

Вздор! Верю я тебе, мой сын, всецело,
Но, право, сам не знаю, в чем тут дело.
Наверно, папа, видя, что должна
Начаться вновь в Италии война,
Меня в гонфалоньеры церкви прочит[184]
И, полагаю, дать понять мне хочет,
Что если план он не изменит свой,
Ему помочь обязан я казной.

Я понял: вы молчали, чтоб с собою
Меня в поход не брать.
Но вместе с вами поведу я рать
И вас не посрамлю на поле боя.

Нет, граф, нельзя, чтоб нас обоих враз
Смерть унесла в разгаре битвы ярой.
Ты остаешься управлять Феррарой.
Так нужно, сын, и это мой приказ.

Синьор! Я раздражать не смею вас,
Но ведь меня тогда молва ославит.

Не может тот, кто государством правит,
С молвой считаться, коль на карте трон.

Повиновенье — долг, хоть тяжек он.

Граф! Заметил я: покуда
С герцогом вы говорили,
Что в сторонке разговор
У Авроры шел с маркизом.

Вот как! С Карлосом?

Да, с ним.

Впрочем, это безразлично.

Как залог благоволенья
Этот шарф, маркиз, примите.

Станет цепью он, которой
Никакая сила в мире
У меня не снимет с шеи,
Коль его мне разрешите
Вы на зависть всем носить.

Я любви чиню обиду,
Но любовной мести рада.

Он к лицу вам, как я вижу,
И всегда вы в нем ходите.

Как природа прозорлива,
Что измену в сердце женщин
От рождения вложила!
Будь в них верности побольше,
Мы, несчастные мужчины,
Их не просто обожали б,
А совсем боготворили.
Видите вы шарф?

О чем ты?
Шарф? Какой?

Вот это мило!
Тот, конечно, что служил
Солнцу (в чьем небесном лике
Некая планета раньше
Утешенье находила)
И, как солнце при затменье,
Поглощен драконом хищным.
То-то помню я, что греки
Кроме яблока Париса
Шарф считали атрибутом
Сеющей вражду Эриды[185].

Друг Батин! То было встарь,
Нынче ж все переменилось.

Не пройтись ли нам по саду?

Нет, вы только поглядите,—
За руку ее ведет он!

Так и нужно, раз едины
Души их.

Как! Вы не злитесь?

А с какой мне стати злиться?

Лебедь не потерпит, чтобы
Рядом с ним другой резвился,
И с лебедкою своею
Пруд родной сейчас покинет.
Кочет, если он другого
Подле кур своих увидит,
Пришлецу багряный гребень
Раздирает с громким криком
И до наступленья ночи,
Беспощадный и ревнивый,
Как краснобородый турок[186],
С ним не прекращает битву.
Как вы можете терпеть,
Чтоб Гонзаго был так близок
С той, кого своей вы звали?

Женщину, что заслужила
Наказанье за неверность,
Я караю, как мужчина,
То есть ей даю свободу,
Чтоб, капризов ради, риску
Честь моя не подвергалась.

Этот мудрый катехизис
Для влюбленных, — видит небо,—
Постараюсь заучить я.
Все ж долготерпенье ваше,
Граф, уму непостижимо.
Впрочем, мысли о любви
Схожи с нориею длинной:
Первый ковш пустым быть должен,
Чтобы мог второй налиться.
Вы к Авроре охладели,—
Значит, по другой томитесь:
Ковш второй нальется разом,
Если первый опрокинут.

Друг Батин! Ты глуп. Зачем
С помощью уловок хитрых
Спрашивать меня о том,
Что я сам понять не в силах?
Лучше б ты пошел разведать,
Не пора ли уж проститься
Мне с отцом перед отъездом.

Зря меня глупцом сочли вы,
Ибо глуп я был бы вдвое,
Вашу грусть одобрив льстиво.