Автор неизвестен - Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

По берегам Арлансы
Бернардо дель Карпио мчится;
Покрыт чепраком пурпурным,
Летит его конь как птица;
Скачет с копьем Бернардо,
Вооружен до зубов он,
И жители Бургоса в страхе
Следят за бойцом суровым:
За оружие зря не берутся,
А если берутся — то к бою.
Увидел король: словно цапля,
Стелется конь над землею,
И сказал, к своим обращаясь:
«Видно рыцаря с первого взгляда!
Это — или Бернардо дель Карпио,
Или грозный Муса из Гранады[487]».
Пока они так говорили,
Бернардо вблизи показался;
Он коня своего осадил,
Но с копьем своим не расстался:
Положил его на плечо
И пред королем остался:
«Король, меня кличут бастардом
За то лишь, что сын я нежданный
Сестры твоей младшей и графа
Санчо Диаса де Салданья;
Говорят, что отец мой изменник,
А сестра твоя чести лишилась;
Лишь ты и твой двор их поносят,
Другие на то б не решились.
Кто б там ни был, такие слухи —
Бесстыдная ложь и низость:
Отец мой изменником не был,
И чести мать не лишилась;
Я зачат был ею, когда
Они уже поженились.
Приказал ты отца в темницу,
А мать в монастырь отправить,
Хочешь выдать страну французам,
Чтоб меня без наследства оставить.
Кастильцы умрут скорее,
Но не захотят смириться;
Леонцы и храбрые горцы,
И гордые астурийцы,
И сам король Сарагосы
Прийти мне на помощь готовы,
Чтоб на Францию ополчиться
И сразиться с ней в битве суровой.
Я с победой вернусь — это будет
Для всей Испании благом;
Не вернусь — за Испанию я
Умру под испанским стягом.
Ты мне клялся, ты дал мне слово,
Что отец мой на воле будет;
Или слово сдержи, или в поле
Пусть нас поединок рассудит».

С отборными астурийцами
В поход выступает Бернардо;
Леон покидает он, чтобы
Для Франции стать преградой.
Задумал Альфонсо Чистый
Французу отдать королевство,
Как будто бы нет в Леоне
Достойных такого наследства.
Куда ни глянь — землепашец
Из рук косу выпускает,
Садовый нож и мотыгу;
Пастух свой посох бросает.
Старики, прибодрясь, шагают,
Молодые — с воодушевленьем;
Опустели все города
И окрестные поселенья.
Все бегут навстречу Бернардо,
Провозглашая: «Свобода!»
На пограничной равнине
Перед началом похода
Делает смотр Бернардо
И так говорит народу:
«Я к вам обращаюсь, леонцы!
Кто считает себя благородным,
От того и не ждут поступков,
Недостойных людей свободных.
От свободных отцов мы родились;
Королю, своему сюзерену,
Воздаете вы все, что должно
По божественному изволенью.
Но господь в небесах не хочет,
Чтоб своих сыновей и державу
Предали вы иноземцам,
Посрамив своих дедов славу.
Пусть король отдает французам
Свое золото, но не вассалов.
Урезывать наши свободы
Он не вправе и в самом малом.
Как вассалы добрые, мы
Защитим короля на троне,
Защитим нашу землю и жизнь,
Наши семьи в нашем Леоне.
Неужели допустим мы, чтобы
Чужестранцы нас покорили,
Чтобы пасынками у французов
Сыновья наши завтра были?
Чтобы древней страной наших предков
Чужаки навсегда завладели
Оттого, что один только день
Мы выстоять не сумели?
Пусть тот, кто на поле боя
Трех французов не одолеет,
Нас оставит; нас будет меньше,
Но зато мы станем сильнее.
Я и каждый из вас, неробкий,
С четырьмя врагами сразимся,
Да и если б их больше было,
Мы всей Франции не побоимся!»
Покончив на этом, он вздыбил
Коня, и, сверкая бронею,
Он крикнул: «Вперед, леонцы,
Кто истинный рыцарь — за мною!»

«Король Альфонсо, ты клятву
Еще безбородому дал мне,
Что живым вернешь мне отца…
Не исполнил ты клятвы давней!
Сестра твоя, что родила меня,
Не считалась мне матерью даже,
А отца моего, еще раньше,
Ты отдал тюремной страже.
Вспомни, кто я, король Альфонсо,
Не к нему, так ко мне будь добрее:
Кровь одна у сестры и брата,
А рожден я сестрой твоею.
Коль отец был грехами опутан,
Ты опутал его цепями,
Но обычно легко прощают,
Коль виною — любовное пламя.
Ведь ты обещал мне это,
От слова нельзя отказаться:
Не в обычае королей
От сказанного отрекаться.
Твой долг — вершить правосудье,
Мой — вырвать отца из неволи,
Но если я — сын недостойный,
Винить я тебя не волен.
Друзья говорят, что я трус,
Что долгу я изменяю,
Если знаю, что жив мой отец,
А я его знать не знаю.
С тех пор как ношу я шпагу,
Тебе она верно служила,
Но чем я больше сражаюсь,
Тем меньше ко мне твоя милость.
Ты отца осудил, но за что же
Мать мою ты подверг осужденью?
Кто тебе послужил так много,
Заслужил ведь вознагражденье!
Всем известно, какая награда
Мне обещана безусловно;
Время дать мне ее, иль обманом
Я сочту королевское слово».
«Замолчите-ка, дон Бернардо,
Пусть сомненье вас не тревожит;
Никогда королевская милость
Слишком позднею быть не может.
Прежде чем у святого Хуана
Отстоите вы завтра мессу,
Отец ваш освободится
От себя и оков моих тесных!»
Король сдержал свое слово,
Но сдержал с коварством бесстыдным,
Ибо с выколотыми глазами
И мертвым был узник выдан.

Ах, что за прекрасный рыцарь
Был дон Родриго де Лара,
С отрядом в триста кастильцев
Убил он пять тысяч мавров!
Умри он в сраженье этом,—
Отвагой затмил бы грандов,
Ведь не были б им убиты
Племянники, семь инфантов.
Такого подарка маврам
Не сделал бы рыцарь храбрый…
Но к свадьбе его вернемся
С красавицей доньей Ламброй.
Венчались они в Бургосе,
Пустились потом к Саласу,
Чтоб семь недель предаваться
Турнирам, питью и плясу.
Прекрасно сыграли свадьбу,
Но было плохим похмелье,
Когда роковая ссора
Испортила всем веселье.
Родриго и донья Ламбра —
Такая чудная пара!
Приехали их поздравить
Кастилия и Наварра.
Но ждал семерых инфантов
Дон Родриго де Лара.
Ах, вот они едут, едут,—
Сколько восторга, крика!
Выходит к ним донья Санча,
Родная сестра Родриго:
«С приездом! С приездом, дети,
Защита моя, опора!»
Инфанты целуют руку:
«Поможет вам бог, сеньора!»
Она их целует в щеки.
«Я очень вам рада! — шепчет.—
Но все же тебя, Гонсало,
Нежнее люблю и крепче.
Скорей на коней садитесь,
Езжайте на Кантарранас
И дома сидите. Верьте,
Что просьба моя — не странность:
Во время такого пира
Повсюду летают копья».
К хозяйке на двор постоялый
Инфанты коней торопят.
А там в честь дядиной свадьбы
На славу их угостили.
Попили они, поели
И шахматы попросили.
Но младший из них, Гонсало,
Требует плащ и лошадь,
Садится в седло картинно
И едет в толпу, на площадь.
Он видит, как дон Родриго
Копья с размаху мечет
И каждое попадает
Туда, куда рыцарь метит.
Решил и Гонсало пылкий
В таком отличиться деле,
Но слишком тяжелые копья
До башни не долетели.
Красавица донья Ламбра
Его осмеяла первой
И стала дразнить Гонсало,
И так говорить примерно:
«Любите, дамы, любите,
Любите кого угодно.
Сделать достойный выбор
Можно теперь свободно:
Чем семеро здешних — лучше
Один настоящий рыцарь».
Обиделась донья Санча,
Разгневалась, как тигрица:
«Стыдилась бы, донья Ламбра!
Ты что? Не в своем рассудке?
Заколют тебя инфанты,
Услышав такие шутки».
«Родить семерых сумела,
Так лучше сама молчи ты:
Я думала, только свиньи
Бывают так плодовиты!»
Ах, как налетел Гонсало
На тетку свою, невежу:
«Молчи, а не то для срама
Все юбки тебе подрежу!
Сперва до коленей самых,
А после — намного выше!»
Тут вопли и плач невесты
Счастливый жених услышал:
«Кто смел нанести обиду
Сеньоре моей прекрасной?
Скорей назовите имя,
И я отомщу ужасно!
К сеньоре с таким положеньем
Относятся с уваженьем!»