Матео Алеман - Гусман де Альфараче. Часть вторая
А уж коли дошло до мелких подношений — сластей, ленточек, колечек; когда пойдут в ход записочки, пересланные через горничную и отосланные в ответ любезному сеньору; когда он в первый раз позволит себе то тайком щипнуть барышню, то схватить за руку, а то и за ногу; когда уж до этого дойдет, то спасения ждать не от кого, кроме всемогущего господа бога. Болезнь ее неизлечима; она словно белены объелась.
Есть женщины, которые выходят замуж потому, что они от природы щеголихи; брак, по их мнению, создан для того, чтобы рядиться, смотреть на других, показывать себя, каждый день одеваться и причесываться на новый лад; они видели, что чья-нибудь жена ходит разодетая в пух и прах или каждый день появляется в разных нарядах, и потому воображают, что стоит им выйти замуж — и муж будет одевать их так же богато, а может быть, и еще богаче, и что им, по примеру этой вертушки, будет позволено разгуливать по всему городу и подметать подолом мостовые.
Из-за этого и начинаются семейные неурядицы; если не все выходит, как было ею задумано, если муж считает, что, одетая или раздетая, она принадлежит ему одному, если он говорит, что другие мужья, давая женам слишком много воли, поступают, быть может, очень дурно и достойны порицания, а он не желает, чтобы о нем судачили, — тогда жена, видя, что ей не позволяют франтить и модничать, гулять и веселиться подобно другим, или еще того почище, переворачивает все вверх дном и пускает в ход все свое коварство, чтобы отомстить и насолить несчастному супругу. А ведь если разобраться, он прав, ибо знает, чего от нее следует ждать, а потому не дает ей своевольничать и расправлять крылья, опасаясь, чтобы с ней не случилось того же, что с муравьихой: ведь известно, что муравьям крылышки на погибель. Потому-то он и не соглашается на ее желания и не дает ей потачки.
Но этого достаточно: она начинает рвать на себе волосы и раздирать лицо ногтями; кричит, что она самая несчастная женщина, на свете, что лучше бы мать задушила ее в колыбели или утопила в колодце, чем отдавать во власть злодею; что ни одна женщина еще не была так несчастлива в замужестве; что сеньора такая-то настоящая потаскуха, а муж ее бережет, как бриллиант чистейшей воды, а чем же она хуже, небось за ней взяли приданого не меньше, чем за той, и она ни за что не пошла бы замуж, если бы знала, каково ей придется. Она позорит мужа, обзывая его на людях низким, гадким, дрянным человеком, говорит, что у ее отца слуги и те были куда благовоспитаннее, что такой муж недостоин надевать ей башмаки. «За что я так наказана! Неужели для того меня баловали и лелеяли в отчем доме, чтобы ты и днем и ночью помыкал, мною, как рабыней, чтобы я стала служанкой на побегушках у твоих детей и прислуги? Да было б ради кого! Бедная я! Да разве ты мне пара? Да знаешь ли ты, кто моя родня? Дон Некто, дон Имярек, епископ Такой-то, граф Н., герцог М.», — и она помянет всех своих родичей поименно, не позабыв ни косматых, ни плешивых, ни рослых, ни недоросших.
Но вот уж беда так беда — и не приведи господи никому узнать такое горе, — если в доме у мужа живет его старушка мать, незамужние сестры или дети от первой жены. «Для них, что ли, копили денежки мои родители, собирая мне на приданое?! С какой стати заставляют меня кормить и поить всю эту ораву, да еще служить им вместо рабыни? Меня превратили в негритянку! Да что там, даже негритянка, любовница сеньора Н., и та лучше живет. Вон она пошла, точно королева, и опять в новой юбке! Одна я хожу в отрепьях с того самого дня, как меня выдали замуж. Даже заплатку поставить не из чего. Так и сижу взаперти, в четырех стенах, словно в тюрьме за решеткой!»
Что прикажете отвечать на эдакие речи? Остается только молчать.
Иные выходят замуж для того, чтобы за спиной мужа укрыться от сплетен и пересудов, а то и от полиции. Это уже подлость, обман и мошенничество. Прибавить тут нечего.
Подобные женщины не знают ни стыда, ни чести, ни совести. Они подражают огородникам, ставящим среди смоковниц пугало, чтобы отгонять птиц. Мужья у таких выставляются на видном месте, чтобы отпугивать пернатых: ягоды достанутся лишь тому, для кого предназначил их садовник и кто даст хорошую цену. Прочие же птицы не смей клевать или трогать заманчивый плод; никто не посмей отчитать бесстыдницу, вывести ее на чистую воду или хотя бы заикнуться о том, что всем известно: ведь в огороде у нее заведено пугало — в доме сидит муж!
Таким женщинам ничего не стоит потерять или продать свою честь и самое себя у всех на глазах: они делают все, что им заблагорассудится, а о наказании, о расплате и слышать не хотят. Пусть же знают, что кончат тем же, чем виноградники: пока виноград не сняли, его охраняют сторожа, но вот урожай убран, виноградники опустели, и всякий может бродить среди лоз, скотина их обнюхивает, прохожие топчут и ломают.
Ах, сестра, ведь это прямая дорога в ад! Смотри, бог накажет тебя за распутное и бесстыдное поведение, отняв у тебя мужа; бич божий поразит тебя, и грех выйдет наружу. Твою честь будут взвешивать на тех же весах, на каких ты взвешивала честь своего мужа. Впрочем, что это я! С кем говорю, из-за чего бьюсь! Она не стыдилась мужа, не боялась бога, а я вздумал усовестить ее своими бреднями — ибо мои слова для нее не более чем бредни.
Иные выходят замуж по той причине, что имение их разорено; или потому, что злые языки, беспощадные к их молодости и красоте, без всякого основания порочат их честь; или оттого, что им грозит какая-нибудь опасность. Из двух зол они предпочитают меньшее. Как бы то ни было, руке божьей тут делать нечего: это не бракосочетание, а бесов почитание. Всякое дело человеческое является злым или добрым, смотря по тому, для чего оно совершается. Если мы знаем цель, то можем оценить и поступок, к ней ведущий или от нее удаляющий, ибо цель важнее, чем средство. Женщины, о коих мы сейчас говорим, выходят замуж не ради замужества: брак для них всего лишь способ устроить другие дела. Эти женщины идут не совсем правильным путем, хотя и приближаются к нему. Но все же я не считаю истинным тот брачный союз, который имеет иное назначение, кроме прямого: в супружестве служить богу.
Господь терпит подобные союзы, но к ним приложил свою руку и дьявол. Таинство брака священно, а ты делаешь из него дорогу в ад. Оно дано для пользы мира и согласия между людьми, а ты мира не ищешь и не желаешь, и попираешь его ногами, стремясь нарушить семейный покой, опрокинуть его и разбить вдребезги.
Пусть ни девица, ни вдова не ищут в замужестве избавления от власти родителей или опекунов. Пусть выбросят из головы любовную блажь и позабудут о плотских вожделениях, если именно этого они ищут в браке. А коли будут упорствовать, то пусть знают: когда их семейная жизнь не ладится, когда мечты и надежды их обмануты, когда мужья превратили их в бессловесных рабынь, держат в четырех стенах, обращаются с ними грубо, растрачивают приданое, обременяют детьми, играют в карты, мотают деньги, развратничают, бьют их и в довершение всего умирают, обрекая их на вдовство, — то все это послано им в наказание за то, что не с честными намерениями выходили замуж, а ради почета, или денег, или других перечисленных выше целей; вот это их и погубило.
Вы поклонялись Ваалу[136], служили идолу и надеялись, что идол этот спасет, защитит и оградит вас в беде; но когда его помощь понадобится, напрасно вы будете взывать, чтобы он поразил молнией ваших врагов: он не владеет небесным огнем — где ему метать громы? Вы поклоняетесь кумиру; не ждите же, что он придет к вам на помощь в годину бедствий: ведь это не более как истукан, созданный вашими собственными руками, порожденный своенравием и почитаемый из прихоти. Когда с неба низвергнется истинный огонь божий, он испепелит и жертвенник, и камень, и дерево, и зажжет самое воду, — это привелось увидеть пророку Илии, который не мог погасить на своем жертвеннике небесный огонь, хотя и полил его водой[137].
Вам же известно, что истинный брак — тот, что предписан небом; и только небу должны вы покоряться, отдав себя на волю отца небесного и не примешивая к сему служению низменных и скверных помыслов. И пусть тогда хоть целыми потоками воды хлынут на ваш семейный алтарь горести и беды, муки и нужда, голод и холод, — все равно небесный огонь, сиречь любовь и милосердие божие, низринется с высоты и примет вашу жертву; он вознесет ее к небу и сложит у ног всемогущего, заслужив вам спасенье и вечную милость.
Закончим на этом нашу проповедь и вернемся к моей никудышной семейной жизни. Промучила меня супруга, что коня подпруга, целых шесть лет: впрочем, первые годы, пока любовь не совсем остыла, чаша была еще не так горька; но когда мы перевалили через хребет, и вино наше прокисло, да и за кислое стало нечем платить; когда пришлось нести на базар вышитую золотом баскинью, продавать кольца и браслеты, когда все похожее на кружева вплоть до паутины на потолке пошло с молотка; когда силы мои иссякли и я стал захлебываться, ибо волна накрыла меня с головой, а жена ни за что не позволяла продавать ее имущество или принадлежавший мне дом; когда в лавке нам перестали давать в долг даже редьку на два мараведи, — тут стало мне так худо, что, по совету тестя, я решил прибегнуть к строгости.
