Автор неизвестен - Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Вьюги завыли,
мы дома засели,
други, не мы ли
устроим веселье?
Ну-ка, за мной,—
будут подмиги,
подсмехи, интриги —
в утехе земной.

Будем любезны,
но к милым прижмемся,
дудки исчезнут —
так пеньем займемся.
Шлейфы лови:
сможешь резвиться,
вертеться и виться,—
добиться любви.

Братцы, стремитесь
успеть за фортуной,
каждый займитесь
избранницей юной:
сладостный труд!
Грейте же руки
на бедрах подруги,—
ведь годы идут.

Братцы, влеченье
тиранить не надо:
страсти значенье
усилит преграда.
Кстати, любовь
неоспоримо
волнует незримо
возлюбленным кровь.

Радость, храни же
от горя и скуки!
Ну-ка, поближе,
угрюмые буки!
Если подружка
смотрит с насмешкой,
лучше не мешкай:
готова ловушка. 

Солнце жаркостью могучей
Волны воздуха согрело,
И пустился дождь брызгучий
Освежать земное тело.
Расплодилась радость в гнездах
От укромного зачатья:
Это сделал свежий воздух,—
Разве, братья, стану врать я!
Благодатью и простором
Дышит мир, открытый взорам

Душно в спальне и в столовой,
С крыши вьются ливня стружки:
Влезть в сарай — совет толковый,
Он от опытной старушки.
Все заботы позабыты,
Вce печали улизнули —
В пух и прах они разбиты,
Смяты в пляске и разгуле.
Благодатью и простором
Дышит мир, открытый взорам

Сладкозвучные мотивы
Боль утрат смягчили нежно.
Стали снова те, кто живы,
Обращаться безмятежно
К мыслям о делах счастливых.
Кто способен веселиться,
От любовных мук тоскливых
Легче сможет исцелиться.
Благодатью и простором
Дышит мир, открытый взорам.

Выше слов моя подруга!
А бутон в прическу вложит —
Ослепит, как солнце Юга:
Кто взглянул, грустить не сможет.
Это знают очевидцы,
А моя душа особо:
Там сумела утвердиться
Эта чудная особа.
Благодатью и простором
Дышит мир, открытый взорам. 

Как весел, кто несется вскачь
По апулийским нивам...
Уймись, душа, и зависть спрячь
К тем вольным и счастливым.
Поет охотничий рожок,
Ручей ласкает око...
И милый девичий кружок
Я вижу издалека.

По своему желанью я
Теперь расстался с вами:
Не сокола пускаю, не за лисой гоняюсь,
Уже не я за ланью теперь скачу лесами,
Не я венок сплетаю и розою пленяюсь,
Не ты меня приветишь,
Зайдя со мной в траву,
В саду меня не встретишь
Средь юношей пригожих: я по морю плыву.

Себе порой я в тягость сам,
Мне нет нигде покоя —
Сегодня здесь, а завтра там —
Желание такое!
Мотаюсь я по свету,
И хоть легко поется,
Нудь утро или вечер,
С тяжелою заботой душа не расстается.

Все напрягаю силы,
Чтоб в мире, полном зла,
Вода не поглотила,
Земля не подвела.
Но пусть я в платье драном,
Пускай я нищ и наг,
Закрыта даль туманом,
А в сердце метит враг,—
Я все равно не струшу,
Я муки все приму,
И верность не нарушу
Всевышнему владыке, владыке моему.

Кто был, как я, бедою бит,
Не чаял избавленья?
Мне стал бы гробом остров Крит,
Но дал господь спасенье.
Однажды бурей злою
Меня к скале прижало,
А в этом — я не скрою —
Веселенького мало.
Когда сломались весла, смекните, что случилось!
Порвало парус в клочья, пустило по воде.
Мне все гребцы сказали, что им не приходилось
Терпеть, как этой ночью, и я скорбел в беде.
На море шторм продлился
Так до шестого дня.
Я от него не скрылся,
Он, наравне с другими,
Не миновал меня.

Двенадцать яростных ветров
На судно нападали —
То с африканских берегов,
То из турецкой дали.
Был шторм свиреп и бешен,
Крутил с нездешней силой...
За то, что я так грешен,
Господь меня помилуй!
Моя вода закисла, сухарь мой черств и горек,
Протухла солонина, кислятина вино,
Вонь, что смердит из трюма,
Не лучший спутник в море,
Я предпочел бы розу, когда бы суждено.
Горохом и бобами
Не кормится душа:
Захочет бог быть с нами,
Тогда любая пища
Мне станет хороша.

Ах, тот, кто движется вперед,
Счастливейший на свете!
А я все жду, когда придет
Ко мне попутный ветер!
Сирокко шел с востока,
Летела трамонтана,
Зюйд-вест трубил жестоко
С пустыни океана.
Мистралем обжигало и греческим пронзило,
Норд-ост дул и Арзура, Левант им отвечал,
Подуло африканским, турецким просквозило,
Одиннадцать свистели, двенадцатый крепчал
Узнать бы их не много
На суше я успел.
Я шел во имя бога,—
Лишь так, а не иначе,—
Что б я ни претерпел. 

Ловко в мае пелось,
Пел я, как хотелось,
Слышно далеко.
Юные просили
Песен в дни весны.
Под ветвистой кроной
Я свои канцоны
Складывал легко.
Да, меня любили
И со мною были
Веселы, вольны.
Как жилось отрадно,
Как певалось ладно!
Ах, но минул сон:
И поет нескладно
Тот, кто был изрядно
Прежде одарен,
Но свой дар промотал
Вскорости нещадно.
Теперь я тяжко, трудно
Слагаю эту песню.
Душа ее пуста. 

Не знался б ты с бедою,
Будь милая с тобою.
Плясал бы в буйном раже,
От счастья прыгал даже!
Любовь — прыгунья та же:
То есть она, то нет.
Ищи ее получше,
Спеши за нею вслед.

Смотри, как водит нас,
Танцуя, кружа!
Ах, где-то сейчас
Моя госпожа?
Я прыгаю пред нею
И на нее глазею.
Смотрите, что за ножки
У этой милой крошки!
Как сладостны шажочки!
Как пламенеют щечки!.. 

Когда я блещу, тебе должно светиться,
Когда я плещу, тебе — бурно излиться,
Когда ты вдыхаешь, то сердце мое
впитываешь в свое.
В разлуке ты — моя рука
Вернет тебя издалека.
Возлюбишь — станем мы с тобой двуедины,
И боле —
Мы никогда не узнаем кручины
И боли,
И ждут нас только любовь да отрада —
За нашу любовь Христова награда.
Господи, как я жду —
В голоде, в жажде, в томленье,
В радости, в исступленье,
Жду — пресветлый час идет
И божественный твой рот
Речью сладостною дышит.
Никто из нас тех слов не слышит,
Их слышит только душа одна,
Что от земли освобождена.
Ухо ее лежит на устах твоих...
Да, так вершится любовь двоих. 

О ты, огненный пик, о ты, солнечный круг раскаленный!
О ты, ясный месяц во тьме, о ты, источник бездонный!
О ты, высота недоступная,
О ты, бесконечно прозрачная глубина!
О мудрость без меры!
О милосердье без ограниченья!
О вседержавность без сопротивленья!
О венец всей чести!
Тебе хвалу воздает
ничтожная малость
из сотворенного когда-либо тобой. 

Ты только ничто полюби,
Ты к нечто любовь обруби,
Ты одиноким будь,
Ты знай: к никому твой путь.

Трудом ты должен жить,
Рабом вещей — не быть.
Ты пленным дай свободу,
Сам пей мучений воду.
Дай бедным кров и пищу,
А сам будь голым нищим.
Любви питай ты пламя
Лишь добрых дел дровами.
Тогда войдешь в обитель.
Где правда — вседержитель. 

Кто был изранен в свой черед
Любовью истинною, тот
Век исцеленья не найдет,—
Он исцеловывает рот,
Который больно душу рвет. 

Если б моим был мир земной,
Если бы он был сплошь золотой,
Если бы вечно царить мне одной
Самой могущественной императрицею,
Самой прекрасной и молодой,

Я от этой отравы отвратила б уста;
Но радостно видеть мне господа,
Мною возлюбленного Иисуса Христа
Там, на троне небесном, где чиста высота.

Измерь, что терпят те, которые ждут своего так долго.