Джеффри Чосер - Кентерберийские рассказы
Должно быть, ночью я переборщил.
Я к мельнику чуть-чуть не угодил».
Пошел он дальше; бес его попутал,
И мельника он с Джоном перепутал.
Он, наклонясь, тряхнул его легонько
И на ухо шепнул ему тихонько:
«Проснись! Вставай, дубина! Поросенок!
Да не визжи, не хрюкай ты спросонок.
Пока ты тут храпел, болван, и дрых,
Я поработал знатно за двоих,
И мельника проклятого ославил,
А дочку дурня трижды позабавил».
Проснулся мельник, и как услыхал он,
Что говорит и хвастает чем Алан,
Он разъярился, как стоялый бык,
И поднял вой отчаянный и крик:
«А, чтоб тебе ни выдоха, ни вздоха.
Ах, чертов сын, развратник и пройдоха.
И что за наглость этакая в хаме!
Заплатишь ты своими потрохами.
Да знаешь ли, чернильная ты муть,
На чью ты кровь решился посягнуть?»
И, чтобы отомстить скорей злодею,
Он Алану вцепился прямо в шею
И кулаком ему расквасил нос,
А тот ему в ответ скулу разнес,
И сок кровавый из него закапал.
И покатилися с кровати на пол,
Барахтаясь, как две свиньи в мешке,
Дубася и в живот и по башке.
Поднялся мельник, Алан снова ухнул,
И на жену с размаха мельник рухнул.
А та, усталая, чуть задремала
В объятьях Джона и не понимала,
Под тяжестью двойной погребена,
Что с ней случилось. Взвизгнула она:
«Ой, шишка у меня на лбу раздулась,
Спаси меня Христос. In manus tuas.[115]
Проснись же, Симон. Навалился враг!
Один на голове, другой в ногах.
Скорее, Симкин, прогони же беса.
А, вот ты кто, негодный? Ах, повеса!»
Тут Джон вскочил и шарить стал дубину,
Она за ним, поняв наполовину,
Где враг, где друг: рванула впопыхах
И оказалась с палкою в руках.
Луна едва в окошечко светила,
И белое пятно ей видно было.
И вверх и вниз то прыгало пятно,
У ней в глазах маячило оно.
Его приняв за Аланов колпак,
Она ударила наотмашь. «Ирак!» —
По комнате раздалось. Мельник сел
И от удара вовсе осовел.
Пришлась ему по лысине дубина.
И в обморок упала половина
Его дражайшая, поняв свой грех.
Студентов разобрал тут дикий смех.
В постель они обоих уложили,
Мешок с мукой и хлеб свой прихватили
И тотчас же отправилися в путь,
Чтоб поскорей удачей прихвастнуть.
Так гордый мельник натерпелся зол:
Не получил он платы за помол,
А заплатил за эль, и хлеб, и гуся
И, в глубине души пред всеми труся,
Не стал вести он счета тумакам,
Не стал и взыскивать за горший срам:
Позор жены и дочери бесчестье
Он утаил, не думая о мести.
И с этих пор он тих и смирен был.
Не ищи добра, кто злое сотворил.
Обманщик будет в свой черед обманут,
И все над ним еще смеяться станут,
Не взыщет бог с тех, кто над ним смеялся.
Ну вот я с мельником и расквитался.
Здесь кончается рассказ МажордомаПРОЛОГ ПОВАРА
(пер. И. Кашкина)
А повар, слушая рассказ, кивал
И мажордома по спине трепал,
«Хо-хо, вот это славная потеха,
А мельнику, должно быть, не до смеха!
Таких ночлежников к себе пустить,—
Да это надо полоумным быть.
Сам Соломон в своих сказал нам притчах:
«Не каждого в свой дом пускай». А прытче
Студентов никого в таких делах
На свете нет. Остался в дураках
Заносчивый наглец, пройдоха мельник.
Пускай его почешется, бездельник.
Но нам на этом застревать негоже,
И я хочу, господь мне да поможет,
Вам рассказать один забавный случай
И закрутить ту басенку покруче».
«Что ж, Роджер, хоть незнатного ты чина,
Рассказывай, пожалуй, старичина.
Но моего послушайся совета:
Остывших дважды, дважды подогретых
Немало подавал ты пирогов,
Смотри, чтоб не был твой рассказ таков,
Тобой накормленные на пирушке
Гусиным салом, луком и петрушкой,
Рыгали долго, боже их прости,
Не раз паломники и по пути
Бранились, что, мол, ты их оскоромил,
Что в тесто, кроме патоки и кроме
Корицы, мух порядочно запек
И что мясным ты сделал свой пирог.
Не говори, что я зажарил утку,
Иной раз правду скажешь даже в шутку».
«Хоть это, правда, и не раз бывало,
Но чтоб шутить, одной лишь правды мало:
«Правдива шутка, значит, не смешна»,
Как говорят фламандцы, и верна
Та мысль их. Значит, так-то, Гарри Бэйли!
Мою стряпню ты слушай, ешь ли, пей ли,
А только на меня ты не ворчи.
Про поваров же лучше помолчи,
Не то трактирщиков я осмею.
Но не сейчас побасенку свою
Поведаю. Придет пора расстаться,
Тогда с тобой попробую сквитаться».
И он со смехом начал свой рассказ,
Не про трактирщика на этот раз.
РАССКАЗ ПОВАРА
(пер. И. Кашкина)
Жил подмастерье в городе удалый,
Задира, озорник и затевало.
Певун и щеголь, что в лесу щегол.
Помадил он упрямый свой хохол,
И в локоны завить его хотел он:
Не у прилавка стоя, загорел он,
А на гулянках; знатный был танцор
Гуляка Перкин, даже до сих пор
Ту кличку помнят вдовы и девицы;
И медом сладким лести поживиться
Охотниц глупых вдоволь находилось,
И много женщин в Перкина влюбилось.
Где свадьба, там он пел и танцевал.
Таверну лавке он предпочитал.
Устроит Чипсайд[116] празднество, и он
Наверное туда уж приглашен;
И до тех пор как праздновать не кончат,
Всех веселей он пляшет и всех звонче
Поет, и не заманишь за прилавок
Его во мрак подвалов, складов, лавок.
Себе компанию он подобрал
И в карты резался и пировал,
Ходил к подружкам ежедневно в гости,
Чтоб петь и пьянствовать, играть там в кости.
А в кости обыграть или в очко
Хмельного шулеру совсем легко.
Так, в целом городе его никто бы
Не разыскал в тех щелях и трущобах,
Куда лишь Перкин находил пути,
Чтоб денежки скорей порастрясти
Хозяйские. Подозревал не раз
Его хозяин: то исчез запас
Товара ценного и гол пустой
Прилавок, то во всех делах застой.
Но Перкин-плут увертывался ловко,
И с помощью какой-нибудь плутовки
Всегда деньжонок в долг он добывал
И временно растрату покрывал.
Коль завелся такой приказчик в лавке,
Хозяину не то что на булавки
Своей любезной, и на хлеб не хватит —
Он за приказчичьи проказы платит.
Кутеж и кража — дети той же плутни,
Хотя б грабитель и играл на лютне.
С хозяином веселый подмастерье
Так горевал о порче, иль потере,
Или просчете, что законный срок
Он ученичества пройти бы мог,
Хотя не раз в Ньюгетскую тюрьму
С компанией бродяг пришлось ему
Наведаться и до тех пор там быть,
Пока друзья прощение купить
Не успевали взяткой иль подарком.
Когда же, наконец, он в споре жарком
Хозяина стал горько упрекать,
Что тот свидетельства[117] не хочет дать,
Хозяин вспомнил старое присловье:
«Гнилую грушу срежь, чтобы с любовью
Свой сад от гнили лучше уберечь».
Был дан расчет, обуза пала с плеч.
«Иди не подобру, не поздорову
И к моему не приближайся крову,
Не то спущу я на тебя собак,
Другой слуга впредь не посмеет так
Меня обманывать и так морочить».
И вот наш подмастерье дни и ночи
Мог пьянствовать, кутить и бушевать
И жизнь свою в беспутстве прожигать
А раз всегда друзей найдется шайка,
Чтоб вора приютить и попрошайку,
И вместе с ним кутить и пировать,
И наворованное им сбывать,—
То Перкин-плут, на все худое прыткий,
Связал тотчас же в узел все пожитки
И свез к приятелю. Его жена,
Хотя была торговкою она,
Но в городе о ней ходили слухи
Как о доносчице и потаскухе….
………………………………………
………………………………………
ПРОЛОГ ЮРИСТА[118]
(пер. И. Кашкина)
Трактирщик наш увидел, что пройти
Успело больше четверти пути
На небе солнце. Был ему неведом
Углов расчет, однако же с обедом
Еще ни разу он не опоздал
И время с точностью определял.
Что восемнадцатый был день апреля,
Трактирщик знал (лучи в то утро грели
По-майскому). Дерев равнялась тень
Их росту, следовательно, в тот день
И в этой широте — пробило десять;
И это правда, если здраво взвесить:
Ведь ясно и без точного промера,
