Бонаккорсо Питти - Хроника
Июня 28-го дня 1402 года вступил я в должность капитана города Барга и в этот день узнал о поражении, которое понесли в Казалеккьо около Болоньи наши войска под командованием Бернардоне да Серра, которые были посланы в помощь Джованни Бентивольо, синьору Болоньи. Из-за этого поражения последовала смерть названного синьора Болоньи, и граф Альбериго да Барбиано со своими войсками вошел в Болонью как представитель герцога Миланского; и из двух наших посланников, бывших там, а именно: Бардо Ритафе и Никколо да Уццано, Бардо был убит, а Никколо взят в плен, но спустя несколько месяцев после уплаты выкупа был отпущен. Вернувшись во Флоренцию, он рассказал мне, что его пытали разными способами и в конце концов заставили показать то, что они хотели, и что он сказал это, а после написал своей рукой из страха перед новыми пытками; и что потом, в Мариньяно, его привели к герцогу Миланскому и перед герцогом и многими членами его совета прочитали то, что он признал и написал, а именно, как ему было поручено составить поручение, которое было мне дано, когда я отправился послом в Германию, чтобы побудить выступить в поход новоизбранного императора; в этих его показаниях ряд вещей он передал правильно, кроме одного, которое было ложью, а именно, что мне якобы было поручено, чтобы любой ценой, с помощью любых выдумок я так бы устроил, чтобы казалось, что герцог Миланский хотел отравить вышеуказанного императора, дабы лишить его жизни, и т. п., и что по этому поручению я устроил то, что привело к казни императорского врача. «И после того, как это было прочитано, я подтвердил это изустно и затем был снова отведен в темницу. Итак, Бонаккорсо, берегись, чтобы тебе не попасть в руки герцога Миланского, а мне ты должен простить, и т. д.». Из этого рассказа я сделал вывод, что этот герцог хотел себя обелить с помощью лжи, и в частности перед французскими синьорами. Поэтому я написал письмо герцогу Орлеанскому и поставил его в известность о всех вышеописанных событиях, в заключение указав, что все это ложь и что я никоим образом не причастен к смерти императорского врача маэстро Германа, и что люди герцога Миланского вынуждали пытками давать эти сведения и т. п., и что, если он считает нужным, чтобы для подтверждения истины и чести я явился бы к нему, или к королю, или к другим синьорам, пусть он изволит известить меня об этом, и я тотчас же предстану пред ними и разъясню всем истинный ход событий, т. е. мою невинность, и т. д.
Будучи в указанной выше должности в Барге, получил я письмо от «Десяти балии», в каковых они мне приказывали, чтобы я перерезал дороги, которые вели от Пизы к Милану; в силу этого приказа я велел захватить одиннадцать мулов, которые везли 22 тюка английской шерсти в Болонью, закупленные в Пизе у Франческо Бонконти на имя Липпо ди Муччерелло из Болоньи, и захватил, я это у Альбергуччо из Монте Кукколи, который состоял на службе у герцога Миланского. После того как добыча была уже приведена в Баргу, синьор Лукки написал во Флоренцию, жалуясь и говоря, что тюки шерсти принадлежали его, луккским купцам, и требуя, чуть ли не с угрозами, чтобы они были возвращены. Вследствие чего наши синьоры, опасаясь, как бы указанный синьор Лукки не стал открыто действовать как враг нашей коммуны, написали мне, чтобы я велел вернуть эту шерсть в руки комиссара луккского синьора, а что в отношении мулов я поступил правильно, отдав их тем, кто их захватил, поскольку они принадлежали людям, подвластным герцогу Миланскому. Каковому письму я не повиновался, но тотчас же отписал синьорам, переслав им письма, найденные у одного из возчиков, где разъяснялось то, о чем я писал выше, и прося их не наносить ущерба тем, кто, повинуясь разумному приказу, отнимал и захватывал добычу. Сие письмо мое мало помогло, ибо синьоры из опасений, о которых я говорил выше, к тому же побуждаемые Бартоломео Корбинелли, членом «Десяти балии», каковой состоял и состоит в особой дружбе с вышеназванным синьором Лукки, ответили мне, приказывая передать указанную шерсть в руки одного из их уполномоченных, с которым они направили мне письма, и угрожая, что в случае, если я не отдам шерсть, мне нечего больше ждать от них писем, и они меня так накажут, что это послужит примером, и т. д. Поэтому, прочтя эти письма, я отдал шерсть в руки их уполномоченного, а мулов распределил между теми, кто их захватил, уполномоченный же передал шерсть комиссару луккского синьора.
И еще до того, как я покинул эту должность, случилось, что указанный синьор Лукки перекрыл дороги, которые вели во Флоренцию, почему снова «Десять балии» написали мне, чтобы я опять перерезал дороги, как они раньше мне приказывали. Я послал к ним одного моего нотариуса, чтобы сказать им, что я вовсе не расположен мучить граждан Барги и солдат, которые там находились, дабы потом по просьбе синьора Лукки им бы наносился ущерб; но что если они хотят, чтобы синьор Лукки перестал совершать против нашей коммуны такие поступки, какие он вытворял, то у меня хватило бы мужества поднять против него восстание во всей Верхней Гарфаньяне и отнять у него ряд замков, с которыми у меня уже была договоренность; и что, если наша коммуна не захотела бы в этом деле выступать открыто, пусть позволят мне действовать следующим образом, а именно: пусть передадут мне секретно плату за 50 лошадей и за 200 пехотинцев и лучников, а я подниму Баргу и Соммоколонью, устрою восстание и буду действовать обманным образом, якобы усмиряя их, а на самом деле поддерживая. И, чтобы лучше скрыть это, я согласен на то, чтобы они подвергли меня изгнанию и заключили в тюрьму мою жену и моих детей. Они обсуждали это мое предложение, но в конце концов ответили, что сейчас-де не время это сделать, что, когда придет время, они будут иметь меня в виду. А после, незадолго до того, как я покинул свой пост, маэстро Андреа да Анчиза, который жил в Лукке, мне передал секретно через одного своего доверенного человека, что правитель Лукки узнал от одного из членов «Десяти балии» о том, что я предлагал действовать против него, и по этой причине он распорядился, чтобы солдаты герцога Миланского схватили бы меня и при моем отъезде после оставления моей должности, устроив так, чтобы я не мог воспользоваться никакой другой дорогой, кроме прямой дороги из Барги в Лукку. Из-за этого предупреждения я в день своей отставки не уехал из Барги, но пробыл там еще четыре дня и одну ночь; января 6-го дня в три часа я выехал оттуда следующим образом: посадил вместо себя на лошадей одного из рыцарей, одетого в мою одежду, и моих слуг, а я сам шел пешком, с щитом и копьем в руках, вместе с 20 здоровыми пехотинцами из Барги и 14 наемными лучниками. И этой ночью перед рассветом добрались мы до моста в Мориано, где я пересел на коня и верхом доехал от Сан Дженайо и потом до Пеший. В указанную ночь мы повстречали стражу на мосту в Калаворло, но они, увидев, что мы столь сильны и к тому же уже частично въехали на мост, сочли за благо пропустить нас. Затем на мосту в Кифенти мы снова натолкнулись на стражу, каковая захватила мост, так что мы не смогли проехать, почему и поехали к мосту Мориано, где никакой стражи не было.
И во время моего пребывания в Барге, будучи извещен однажды, что некий Кристофано ди Барцульино встречается тайно с некоторыми высланными из Барги, в частности с одним своим братом и с неким Нероне ди… велел я арестовать указанного Кристофано и выяснил следующее: при своем вступлении в должность я велел свезти в Баргу весь собранный в снопы хлеб в связи с тем, что герцог Миланский захватил Болонью; и, когда все дома были полны этим хлебом, указанный выше Нероне просил указанного Кристофано поджечь ночью многочисленные дома их недругов, полагая, что многие изгнанники из Барги совместно с дружественными им солдатами синьора Лукки, завидев пламя, подойдут к воротам и разобьют их с помощью тех из своих людей, которые должны будут по рву пробираться в город и заняться поджогом. И как только я арестовал [Кристофано], его отец, Барцульино, убежал из города, поскольку вышеупомянутый сын сообщил ему о плане Нероне, каковой он ругал, но из любви к сыну не донес мне об этом деле. Я приказал отрубить голову Кристофано, а отца объявил высланным и конфисковал его имущество.
Мая первого дня 1403 года я вступил в должность гонфалоньера компании;[95] сотоварищами моими были Джованни ди Лодовико ди Банко, Фантоне ди Нальдо Фантони, Нери ди сер Фреско, Келло ди… ювелир, Фруозино ди Франческо Спинелли, Лапо ди Джованни Никколини, Никколо ди Марко Бенвенути, Нефри ди Джованни Симинетти, Антонио ди Якопо дель Винья, Марко ди Горо дельи Строцци, Лионардо ди Томазо да Кареджи, Виери ди Виери Гваданьи, Бартоломео ди Джакопоне Герардини, Лоренцо ди Томазо Барончи и Андреа Чофи – мастер каменщик. В указанном году совет «Десять балии» получил от некоего пизанского священника сообщение, что в Пизе есть одни давно замурованные ворота, каковые заделаны кирпичами как с наружной стены, так и с внутренней – кирпич к кирпичу, а середина между ними была пустой, и что у этих ворот нет никакой стражи. Почему указанные «Десять» обсудили это дело с большим мастером механики по имени Доменико, каковой, выслушав это, отправился скрытно в Пизу осмотреть указанные замурованные ворота; и, поскольку с наружной стороны остались при заделывании стены отверстия от моста, увидел, что действительно стена внутри пустая. Он вернулся к «Десяти» и сказал им, что мог бы заложить через эти отверстия в стену известное количество артиллерийского пороха и потом поджечь его и что сила этого огня несомненно в один миг разрушит эти кирпичные стены как внешнюю, так и внутреннюю. Посему совет «Десяти» выбрал из своего состава двоих, а именно мессера Ринальдо Джанфильяци и мессера Филиппо деи Магалотти, а также в помощь им избрали четырех граждан, а именно: мессера Мазо дельи Альбицци, Бартоломео ди Барди Альтовити, Бетто ди Джованни Рустики и меня. Мы отправились в Сан Миньято, а оттуда в Санта Гонда с отрядом наших людей – конных и пеших и с большим количеством пехотинцев из числа жителей контадо и дистретто.[96] По дороге нам пришлось оставить мессера Ринальдо, поскольку он почувствовал себя больным, а мы все направились на ночевку в аббатство Сан Совино и в другие места поблизости и на следующий день все еще оставались там, поскольку узнали, что пизанцы позаботились об этом замурованном месте, прорубив его с внешней стороны, и установили там крепкую стражу. Решили мы идти в Ливорно и атаковать его с помощью многих военных машин, но, прибыв к Ливорно, увидели, что гарнизон его укреплен многочисленными хорошими арбалетчиками. Мы дали там сражение и потеряли многих наших, убитых стрелами и бомбардами. Отошли оттуда и вернулись во Флоренцию с малой честью. Я был там с 14 лошадьми и получал жалованье за четырех, а именно 2 золотых флорина в день.
