Фернан Пинто - Странствия
— Он и не ложился, все стоит на коленях на койке и плачет.
Я велел китайцу вернуться и сидеть у двери, пока святой отец не позовет его.
Франциск Ксаверий был погружен в свою молитву почти до заката солнца, когда наконец вышел на ют, где все португальцы из-за сильной качки и крена судна сидели прямо на палубе. Приветствовав их всех, он спросил лоцмана, не появлялась ли шлюпка, на это ему ответили, что она, без сомнения, погибла, так как такие огромные валы должны были ее непременно захлестнуть, и даже если господь бог чудом ее спас, она неизбежно бы отстала от нас, по крайней мере, легуа на пятьдесят.
На что святой отец возразил:
— Так, естественно, должно казаться, и все же, штурман, вы бы очень меня обязали, раз мы ровно ничего от этого не теряем, если бы во имя божье согласились подняться на марс или послали туда какого-нибудь матроса, чтобы он внимательно осмотрел все море и мы не должны были упрекать себя за это упущение.
Штурман сказал, что охотно сам взберется на марс, и боцман последовал за ним, но не потому, что они надеялись что-либо оттуда увидеть, а просто из уважения к отцу Франциску. Наконец, простояв там довольно долго, они ответили, что ничего не видят, чем, по всеобщему мнению, святой отец был очень удручен. Он склонил голову на поручень юта и оставался так некоторое время, не говоря ни слова, погруженный в глубокую грусть, казалось даже, что он расплачется. Но наконец напоследок он поднял голову, раскрыл рот и глубоко вздохнул, как будто, выдыхая воздух, хотел вместе с ним выдохнуть из себя и всю печаль, поднял руки к небу и произнес со слезами на глазах:
— Иисусе Христе, истинный боже наш и господи, умоляю вас ради мук вашей священнейшей смерти и страстей, сжальтесь над нами и спасите души верных, находящихся на этой шлюпке.
Сказав это, он снова опустил голову на поручень, к которому прислонился, и замер так, как будто на какой-то миг впал в забытье. Но в это время раздался голос мальчика, сидевшего в снастях: «Чудо! Чудо! Наша шлюпка!» Голос этот привлек всех к левому борту, откуда крикнул мальчик, — и действительно, примерно на расстоянии выстрела из мушкета оказалась наша шлюпка. Все были настолько поражены столь невиданным и необычным случаем, что бросились, рыдая, как дети, друг другу в объятия, и от громкого плача некоторое время на всем корабле нельзя было расслышать человеческого голоса. Все устремились к святому отцу, чтобы припасть к его ногам, но он не позволил этого сделать и поспешил удалиться в каюту капитана, где заперся на ключ, чтобы никто с ним не говорил.
Находившиеся на шлюпке члены нашего экипажа были встречены восторгом и ликованием, которые легче себе представить, нежели описать, почему я и опущу подробности этой сцены. Тем временем совсем стемнело, и вот примерно через полчаса после наступления ночи отец Франциск попросил мальчика позвать штурмана и сказал ему:
— Вознесите хвалу господу богу, чьею силой свершено было это чудо, и готовьтесь продолжать плаванье, ибо шторм скоро уляжется.
Отнесясь с должным уважением к словам святого отца, капитан и команда выполнили и то и другое весьма поспешно, и едва подняли гротарей и поставили паруса, как шторм внезапно стих и ветер перескочил на норд, после чего с сильным попутным муссоном мы, к всеобщему веселью и удовольствию, смогли продолжать наше плаванье.
Описанное мною чудо произошло 17 декабря 1551 года.
Глава CCXV
Еще кое о чем, что случилось со святым отцом до его прибытия в Китай, и каким образом он преставился
На четырнадцатый день плавания, после того как господу нашему по великому милосердию его и благодаря молитвам блаженного отца угодно было оказать такую милость, мы по его же милости благополучно прибыли в Китай и стали на якорь в порту Саншан, где в те времена португальцы вели торговлю. Когда мы пришли сюда, уже наступила зима, и здесь мы застали лишь одно судно, капитаном которого был Диого Перейра. Судно это стояло с поднятыми реями, чтобы на другой же день отплыть в Малакку. На него и пересел святой отец, ибо корабль Дуарте да Гамы, на котором он прибыл из Японии, должен был отправиться зимовать в Сиам, ибо требовал ремонта. От больших напряжений, которые пришлось испытать его корпусу во время описанной мною бури, у него открылась течь в носу, кроме этого Дуарте да Гаме нужно было пополнить свои запасы. Во время плавания из Китая в Малакку, которое святой отец совершил в обществе своего близкого друга Диого Перейры, Франциск Ксаверий рассказал ему подробно о положении христианства в Японии, настаивая на необходимости приложить все усилия, чтобы получить доступ и в Китай, как для того, чтобы начать там проповедовать и дать понятие язычникам о вере господа нашего Христа, так и для того, чтобы добиться своего в споре с бонзами королевства Омангуше. Последние, чувствуя себя посрамленными во время бесед и диспутов, которые были у них со святым отцом по вопросам веры, ответили ему напоследок, что религию свою они вывезли из Китая и уже шестьсот лет она пользуется у них всеобщим уважением, а потому они не откажутся от нее ни под каким видом, разве что он переубедит китайцев теми доводами, которые заставили их, японцев, признать, что религия эта хорошая и истинная и проповедники ее заслуживают того, чтобы их слушали.
И этот ревностный слуга господний, заботясь о своей чести и о своей вере и не желая оставить свое дело незавершенным, решил, чтобы закончить дело с одними и начать просвещение других, отправиться в Индию, отчитаться перед вице-королем и попросить, чтобы тот помог ему всем, чем только он может. Дело это заставило святого отца вступить в разговоры с наиболее положительными людьми на корабле, имевшими большой опыт общения с китайцами и хорошо знавшими эту страну. Последние сказали отцу, что ему как проповеднику путь в Китай будет открыт лишь в том случае, если вице-король согласится отправить его туда с посольством от его величества короля Португалии, которое повезло бы богдыхану драгоценный подарок и письмо с выражением дружественных чувств, написанное принятым в подобных случаях слогом. Однако они сомневались, пойдет ли на это вице-король, так как для такого посольства требовалась длительная подготовка и очень дорогие подарки, чем они весьма огорчили святого отца, которому все их сомнения показались вполне резонными, а кроме того, ему приходили на ум и те препятствия, которые могли возникнуть в связи с возможным изменением обстановки в Индии. Замысел отца Франциска неоднократно обсуждался во время этого путешествия, и Диого Перейра изъявил готовность, ради святости дела и ради дружбы, которую он питал к святому отцу, оплатить и проезд святого отца до Китая, и подарок, и все прочее, связанное с этой поездкой. Святой отец с радостью принял это предложение и обещал похлопотать перед королем о награде Диого Перейре. Сразу по прибытии в Малакку святой отец пересел на судно, следующее в Индию, а Диого Перейра остался на своем в Малакке, чтобы оттуда пойти в Сунду за перцем, а с отцом отправил своего фактора некоего Франсиско де Каминью, с мускусом и шелком на тридцать тысяч крузадо, дабы на них приобрести в Индии все необходимое. По прибытии в Гоа святой отец сообщил о своем намерении вице-королю дону Афонсо де Норонье, который похвалил его и обещал помочь ему всем, чем только сможет. Весьма обрадованный этим ответом, Франциск Ксаверий постарался возможно быстрее запастись всем необходимым и, получив от вице-короля предписание на имя дона Алваро Атайде, бывшего тогда комендантом крепости, отправить послом в Китай Диого Перейру, поспешил вернуться в Малакку. Но комендант не пожелал даже взглянуть на предписание, так как ко времени прибытия святого отца перессорился с Диого Перейрой из-за того, что тот отказался ссудить ему десять тысяч крузадо.
Как ни старался отец Франциск добродетелью своей спаять образовавшийся между ними разрыв и рассеять эту вражду, это ему не удалось, так как в основе последней лежала злопамятность и алчность, а пламя ненависти раздувал сам дьявол. Двадцать шесть дней потратил святой отец на уговоры коменданта, но тот ни за что не хотел пойти на мировую. Не соглашался он и пустить святого отца в Китай с Диого Перейрой, как это было решено в Индии, несмотря на огромные расходы, понесенные в подготовке к путешествию. Комендант дошел даже до того, что стал по-своему толковать распоряжение из Индии, издевательски утверждая, что Диого Перейра, о котором пишет его милость, некий находящийся в Португалии дворянин, а не тот, о котором говорит святой отец, — человек, еще вчера бывший лакеем дона Гонсало Коутиньо и не имеющий никаких оснований быть назначенным послом к такому великому монарху, как китайский богдыхан.
Тогда несколько уважаемых людей, движимых святым рвением послужить делу господню, видя, что дело это с каждым днем принимает все менее благоприятный оборот и что комендант не хочет внять ни голосу разума, ни чьим-либо доводам, собрались однажды утром и отправились уговаривать неразумного не брать на себя ответственность за то, что может повредить делу божьему, ибо за это ему придется держать строгий ответ на том свете, а лучше прислушаться к единодушному мнению народа, ропщущего на то, что он лишает такого святого человека, как отец Франциск, возможности просветить язычников в вере Христовой, чем, по-видимому, господь хочет открыть дверь своему Евангелию и спасти ослепленные души. Как говорят, комендант на это ответил, что он слишком стар, чтобы выслушивать советы, а если святой отец хочет заняться спасением душ, то пусть отправляется в Бразилию или в Мономатапу, где, как и в Китае, есть язычники, ибо он поклялся, что, пока он остается комендантом, Диого Перейре не видеть Китая ни как купцу, ни как послу. И отвечать за это перед богом он готов когда угодно, так как единственная цель этого путешествия, затеваемого Диого Перейрой под флагом святого отца, вывезти из Китая сто тысяч крузадо, которые, по справедливости, скорее должны были бы достаться ему, коменданту, за заслуги его отца адмирала графа де Атайде, которому этот лакей дона Гонсало Коутиньи обязан тем, что тот его вывел в люди. А почему отец Франциск хочет поддержать Диого Перейру в этом нелепом предприятии, совершенно непонятно. Этим он дал понять, что разговор окончен.
