Иоганн Музеус - Народные сказки и легенды
Играя прелестной ручкой кончиком покрывала, принцесса постаралась скрыть своё смущение и, немного помолчав, продолжала нежным голосом:
– Твоя скромность подобна ночной фиалке, которая не тянется к солнечному свету, чтобы ярче заиграли краски на её лепестках, а между тем её любят за прекрасный аромат. Счастливый случай стал переводчиком твоего сердца и выманил признание моего. Оно открыто для тебя. Последуй учению пророка, и ты будешь на пути к достижению своего желания.
Граф наконец начал понимать, что произошло. Мрак постепенно рассеивался в его душе, как ночные тени с пробуждением утренней зари. Так вот когда явился искуситель, которого он, томясь в тюремной башне, ожидал увидеть в образе рогатого сатира или чёрного гнома. Соблазнитель явился в образе крылатого Амура и пускает в ход всё своё искусство обольщения, побуждая его отречься от веры, изменить нежной супруге и забыть невинных малюток.
«В твоей власти, – размышлял про себя граф, – сменить тяжёлые рабские цепи на нежные оковы любви. Первая красавица целой части света улыбается тебе, обещая наслаждение земным блаженством. Пламя, чистое, как огонь Весты [266], пылает в девичьей груди, угрожая испепелить её, если безумие и упрямство затуманят твой разум и заставят пренебречь этой любовью. Скрой на время под тюрбаном свою веру. У папы Григория хватит воды, чтобы начисто отмыть тебя от греха. Кто знает, может, тебе даже удастся отвоевать чистую душу девушки для Неба, которому она предназначена».
Он ещё долго прислушивался бы к этим лукавым речам, если бы добрый ангел-хранитель не ущипнул его за ухо и не предостерёг, тем самым, от искушения поддаться соблазну. Всем своим существом Эрнст почувствовал, что не должен заключать сделку с совестью, и постарался взять себя в руки. Слова замирали у него на устах, но всё же, набравшись мужества, он заговорил:
– Когда странник, заблудившийся в Ливийской пустыне, мечтает освежить пересохший язык водой из Нила, он, не имея возможности удовлетворить своё желание, только увеличивает муки жажды. И ты, прекраснейшая из всех красавиц, не буди желание в моей груди. Как голодный червь, оно будет точить моё сердце, но я не могу его питать надеждой. Знай, у себя на родине я уже связан нерушимыми узами брака с добродетельной женщиной. Трое моих детей называют меня сладостным именем «Папа». Как может сердце, истерзанное горем и тоской, домогаться жемчужины красоты и предлагать ей любовь, поделённую с другой.
Граф был уверен, что, идя на такую откровенность, он поступает по-рыцарски благородно и, вместе с тем, сразу лишает продолжения эту любовную историю, но он глубоко ошибался, полагая, что принцесса, как только убедится в своей ошибке, сама откажется от задуманного плана.
Мелексала не могла даже представить себе, чтобы такой цветущий мужчина не оценил её красоты. Она была достойна любви, и зная об этом, не придала никакого значения чистосердечным признаниям садовника. По обычаю своей страны, она рассматривала любовь мужа, как делимый дар, и не собиралась присваивать себе исключительное право на его взаимность. Во время весёлых игр в серале Мелексала часто слышала от состязавшихся в остроумии девушек, что мужская любовь подобна шёлковой нити, которую можно разъединить на несколько, более тонких, ниточек, не нарушая целостности ни одной из них. Действительно, интересное сравнение, до сих пор ещё не пришедшее в голову нашим дамам в западных странах. Гарем отца, где фаворитки султана жили рядом в мирном согласии друг с другом, с детства предоставлял ей многочисленные примеры разделённой любви.
– Ты называешь меня Цветком Мира, – возразила девушка, – но посмотри, в этом саду рядом со мной цветёт ещё много цветов, радующих глаз и сердце разнообразием красоты и изящества, однако я не препятствую тебе наслаждаться и их прелестью. Могу ли я требовать от тебя, чтобы в твоём саду выращивался один единственный цветок, от постоянного созерцания которого утомился бы твой взор? Пусть твоя жена будет счастлива вместе со мной. Ты введёшь её в свой гарем, и я с радостью приму её. Ради тебя, я назову её любимой подругой, и ради тебя, она будет любить меня. Твои дети будут и моими детьми. Я дам им тень, и они весело зацветут и пустят корни в этой чужой для них стране.
В наш просвещённый век в вопросах любви общество придерживается более строгой морали, чем в вопросах религии и церкви, поэтому объяснения принцессы, по всей вероятности, покажутся нашим читателям очень странными. Но Мелексала была жительницей Востока, под ласковым небом которого мегера ревности не властвует так над прекрасной половиной человечества, как над сильной, которой она управляет железной рукой. Граф Эрнст был тронут простодушием принцессы и, кто знает, к какому бы решению он пришёл, если бы имел возможность обсудить этот вопрос с дорогой Оттилией, и, добавим, если бы у него на пути не стояла камнем преткновения его вера. Он, конечно, не скрыл от прелестной богини, с такой непосредственностью завоёвывавшей его сердце, своих угрызений совести.
Насколько легко Мелексала устраняла все другие препятствия, настолько трудно ей было преодолеть это, последнее. Интимное совещание так и не привело к соглашению по спорному вопросу о религии и закончилось с тем же успехом, с каким обычно заканчиваются конференции об установлении границ между соседними государствами, когда ни одна сторона не хочет сколько-нибудь уступить другой и решение спора переносится на неопределённый срок. Впрочем, это не мешает их представителям жить друг с другом в мире и прекрасно себя при этом чувствовать.
На тайном конклаве [267] у графа известное место и голос имел Ловкий Курт. За ужином господин поведал ему свою любовную историю. Он был очень обеспокоен, не воспламенит ли искра любви, вспыхнувшей в сердце девушки его собственное сердце, и сумеет ли он загасить её пеплом своей законной любви. Семилетняя разлука, утраченная надежда когда-нибудь вновь соединиться с любимой и представившийся случай открыть сердце новому влечению, – эти три решающих обстоятельства легко могли привести в смятение такое движение души, как любовь.
Мудрый оруженосец весь превратился в слух и, так как слова графа с трудом проходили через узкие лабиринты его ушей в черепную коробку, то он широко открыл рот и с величайшим наслаждением смаковал эту удивительную историю. Выслушав всё, он зрело взвесил услышанное и пришёл к выводу, что нужно без предубеждения, обеими руками хвататься за представившуюся возможность освобождения и, доверившись воле всевышнего, позволить принцессе осуществить её план, не предпринимая ничего ни за, ни против.
– В своём отечестве, – начал он, – вы вычеркнуты из книги живых. Из пропасти же рабства нет никакого спасения, если вы не воспользуетесь канатом любви. Ваша супруга прекрасная женщина, но она никогда не вернётся в ваши объятия. Если за семь лет тоска о пропавшем муже не сгубила её, то этого времени хватило ей, чтобы справиться со своим горем. Она забыла вас и теперь обнимает в постели другого. Но изменить вере? Этот жёсткий орешек вам, наверное, не разгрызть. Хотя и тут есть хороший совет. Ни у одного народа на земле не принято, чтобы женщина поучала мужчину, каким путём идти ему на Небо. Она сама должна следовать за ним, как облако за ветром, не оглядываясь, как жена Лота [268], по сторонам, ибо, где находится муж, там и её место. У меня дома тоже жена и поверьте, господин, – будь я в преддверии ада, она, не задумываясь, последовала бы за мной, чтобы овевать меня опахалом и освежать мою бедную душу прохладой. Поэтому твёрдо стойте на том, чтобы девушка отказалась от своего лжепророка. Если она вас любит чистой любовью и предана вам, она охотно сменит свой рай на христианское небо.
Ловкий Курт ещё долго убеждал господина забыть все свои обязательства и не отвергать любовь дочери султана, ибо только она одна может освободить его от оков рабства. Одного только не учёл Курт: убеждённостью в верности своей жены он напомнил графу о верности и его супруги. Сердце Эрнста сжималось от боли. Не зная сна, он метался на своём ложе, и его мысли и намерения странным образом переплетались между собой. Только под утро, истомившись душевной борьбой, он забылся тревожным сном. Ему приснилось, что из его белой, как слоновая кость, челюсти выпал самый красивый передний зуб, и это его очень огорчило. Когда же он подошёл к зеркалу, чтобы посмотреть, насколько образовавшаяся на месте выпавшего зуба дыра обезобразила его лицо, то увидел там новый, красивый и блестящий зуб – потери будто и не было.
Проснувшись, Эрнст захотел узнать, что мог означать этот сон. У Ловкого Курта за этим дело не стало. Верный слуга тотчас же привёл цыганку-гадалку. За вознаграждение, по линиям руки и лба, она предсказывала судьбу, а также обладала способностью разгадывать сны. Выслушав подробный рассказ графа, сморщенная чёрно-коричневая пифия [269] долго раздумывала и наконец, раскрыв толстогубый рот, изрекла:
