Мурасаки Сикибу - Повесть о Гэндзи. Книга 1
Супруга Вступившего на Путь (монахиня из Акаси)
Шли дни, но по-прежнему лил дождь и бушевал ветер, не смолкая гремел гром. Гэндзи, совершенно пав духом, не мог более выносить своих несчастий, жизнь сделалась для него тягостным бременем, безотрадным казалось прошлое, и не оставалось надежд на будущее. «Что же делать? — думал он. — Вернуться в столицу? Стечение столь чрезвычайных обстоятельств как будто является достаточным для того основанием… Но если я вернусь, не получив прощения, то навлеку не себя новые насмешки и оскорбления. О, как желал бы я найти себе пристанище где-нибудь в горной глуши и затеряться там навсегда!.. Но тогда люди станут говорить, что испугался, мол, волн и ветра, и в будущих веках закрепится за мной слава человека малодушного». А в сновидениях Гэндзи неотвязно преследовало то неведомое, обликом неуловимое существо.
Дни сменяли друг друга, а просвета в тучах все не было. В довершение всего прервалась связь со столицей, и Гэндзи мучила неизвестность. «Неужели так и суждено мне сгинуть здесь одному?» — в отчаянии думал он, но в такую непогоду и носу из дома нельзя было высунуть, поэтому никто не приходил к нему.
Но вот до Сума добрался гонец из дома на Второй линии. Он вымок до нитки, и вид у него был весьма неприглядный. Встреться Гэндзи этот несчастный в прежние дни, он вряд ли разобрал бы, кто перед ним — человек или какое другое существо, да столь ничтожного бедняка и не подпустили бы к нему близко. Теперь же Гэндзи смотрел на него с теплым участием, как видно забыв о том, что не подобает человеку столь благородного происхождения… Увы, несчастья успели сокрушить его дух.
Госпожа писала:
«Этой ужасной непогоде не видно конца. Небо так плотно закрыто тучами, что я не знаю, куда обращать свой взор.
Там, над заливом,
Ветер бушует, должно быть.
На мои рукава
Сегодня волны морские
Набегают одна за одной…»
Немало трогательного и печального было в ее письме, слезы затуманили взор Гэндзи, лишь только он начал его читать, и «с каждым мигом вода поднималась выше, выше…» (129, 115)
— В столице эту бурю тоже считают предвестником несчастий — я слышал, что во Дворце служили молебен о благоденствии.[310] Вельможи, обычно посещающие высочайшие покои, вынуждены оставаться дома, ибо дороги закрыты и вершение государственных дел приостановлено, — рассказывал гонец.
Груба и невнятна была его речь, но поскольку приехал он с долгожданными новостями из столицы, Гэндзи, охваченный нетерпением, призвал его в свои покои и принялся сам расспрашивать.
— Дождь и у нас льет беспрерывно уже много дней кряду, а временами налетает яростный ветер. Никогда такого не бывало. Все в ужасе. Но чтобы так, как здесь, стучал град, словно пробивая землю насквозь, и гром грохотал не переставая, нет, ничего подобного в столице не было.
Глядя на некрасивое лицо гонца, выражавшее неприкрытый ужас перед столь исключительными обстоятельствами, приближенные Гэндзи с еще большей остротой ощутили, сколь одиноки и беспомощны они здесь, в Сума.
Уж не конец ли пришел миру? На следующий день с самого утра подул неистовый ветер, воды прилива поглотили берег, волны с оглушительным грохотом бились о камни. Казалось, еще миг, и эти дикие скалы, горы исчезнут с лица земли. Невозможно описать, как страшны были удары грома, как ослепительно сверкала молния, готовая вот-вот поразить любого, и люди теряли рассудок от страха.
— Какое преступление мы совершили, что навлекли на себя такую беду?
— Видно, придется умереть, так и не свидевшись с отцом и матерью, так и не взглянув на милые лица жены и детей, — сетовали приближенные Гэндзи. Сам же он пытался успокоиться и обрести присутствие духа, думая:
«Право, разве есть за мной преступление, из-за которого моя жизнь может пресечься на этом диком побережье?»
Видя, что спутники его совсем потерялись от страха, Гэндзи повелел поднести многочисленные дары богу Сумиёси и воззвал к нему, моля о помощи:
— О бог Сумиёси, властитель этого края морского, коли истинно прислан ты в мир Великим Буддой, спаси нас.
Множество обетов было принято им в тот день.
Разумеется, никому из спутников Гэндзи не хотелось расставаться с жизнью, но могли ли они думать о себе, когда их господину грозила столь страшная участь — быть поглощенным морской пучиной? Все, кому удалось сохранить присутствие духа и не лишиться рассудка, громко молили будд и богов взять их собственные жизни, если такой ценой можно спасти жизнь господину.
— Он вырос в роскоши дворцовых покоев, окруженный довольством и почестями, но милосердие его осеняло пределы Восьми великих островов, и многим, погрузившимся в пучину бедствий, помог он выбраться на поверхность. За какие же заблуждения послана ему эта зловещая буря? О боги Неба и Земли, восстановите справедливость!
— Обвиненный безвинно, лишенный чинов и званий, он покинул свой дом и удалился за столичные пределы. Денно и нощно печалился он, ни на миг не обретая покоя, а теперь — это новое несчастье, которое может стоить ему жизни. Что тяготеет над ним — возмездие прошлых веков или прегрешения настоящей жизни? О боги и будды, коли ведомо вам все в этом мире, облегчите его горести!
Так молились они, каждый на свой лад, обратившись лицом к святилищу.
Гэндзи тоже взывал к Повелителю драконов, в пучине морской обитающему, и ко многим другим богам, но гром грохотал все сильнее. Вот молния ударила в галерею, ведущую из покоев Гэндзи, тотчас вспыхнуло пламя, и от галереи не осталось и следа. Люди заметались по дому, не помня себя от страха. Гэндзи перевели в задние комнаты, в обычное время служившие, очевидно, кухней, туда же, рангов не разбирая, набились и все остальные, громкие стенания почти заглушали громовые раскаты. Скоро солнце зашло, и по небу словно растерли тушь.
Но через некоторое время дождь перестал идти, ветер стих, а на небе показались звезды. Помещение, где устроили Гэндзи, было слишком непривычным для него, да и не соответствовало его положению, поэтому решили перевести его обратно в главные покои, однако та их часть, что уцелела от огня, имела крайне неприглядный вид, к тому же рядом, на пожарище, шумели слуги, а все занавеси были сорваны.
«Не лучше ли дождаться рассвета?» — растерявшись шептали приближенные Гэндзи, сам же он сосредоточил мысли свои на молитвах, но ничто не приносило его душе желанного успокоения. Скоро на небо выплыла луна, и, приоткрыв плетеную дверцу, Гэндзи выглянул наружу. Совсем рядом с домом виднелся четкий след прилива, на море еще и сейчас бушевали волны. В ближних пределах не было ни одного человека, который, обладая умом, способным проникать в душу вещей и прозревать прошлое и грядущее, мог бы открыть истинные причины происшедшего.
Бедные рыбаки собрались у дома «благородного господина из столицы» и подняли невообразимый шум, щебеча что-то на своем совершенно недоступном для понимания языке. Прежде этого не потерпели бы, но сегодня никто и не думал прогонять их.
— Будь эта страшная буря чуть более продолжительной, на берегу не осталось бы ничего, все поглотил бы прилив. Видно, боги смиловались над нами! — доносится до слуха Гэндзи.
Можно было бы сказать, что ему одиноко, тоскливо, но, право, достанет ли слов, чтобы выразить всю глубину его отчаяния?
Когда бы не вы,
Боги-духи морских просторов,
Меня бы давно
Увлекли в бездонную бездну
Восемьсот быстрых течений…
Ни разу за все эти страшные дни, пока бушевала буря, мужество не покинуло Гэндзи, но столь тяжкие испытания изнурили его силы, и он сам не заметил, как задремал, прислонившись к какому-то столбу, ибо в этом бедном жилище не приходилось рассчитывать на лучшее. И вот, стоило ему закрыть глаза, как словно живой возник перед ним ушедший Государь.
— Зачем ты здесь, в этом ужасном месте? — спрашивает он и, взяв Гэндзи за руку, принуждает его подняться. — Вручив судьбу свою богу Сумиёси, приготовь поскорее ладью и покинь этот залив.
И Гэндзи отвечает, не скрывая своей радости:
— С тех пор как лишился я вашей милостивой защиты, много горестей пришлось мне изведать. Признаюсь, я готов был уже броситься в волны морские.
— О нет, ты не должен даже думать об этом! Все эти бедствия посланы тебе в наказание за какой-то незначительный проступок. До сих пор я не имел возможности оглянуться на ваш мир, ибо, хотя и не совершил я за время своего правления никаких тяжких преступлений, за мной числится немало случайных прегрешений, какие обременяют душу каждого человека, и я должен был от них освободиться. Но, узнав, в каком бедственном положении ты оказался, я потерял покой и, погрузившись в море, поднялся на берег. Теперь же, как ни утомили меня тяготы пути, я хочу воспользоваться случаем и навестить столицу, ибо есть у меня дело к Государю. — Так молвив, он исчезает.
